Джопасу Шимуфелени было 49 лет. Его жизненный путь был типичен для многих намибийских патриотов, борющихся против оккупации ЮАР Намибии: арест, тюрьма, короткие мгновения свободы, снова тюрьма... Согласно приговору, он должен был выйти на свободу в 1987 году. Смерть освободила его от дальнейших мучений.
В Анголе я встретился с несколькими намибийцами — руководителями и активистами СВАПО, а также с крестьянами, которые бежали в эту страну, спасаясь от преследований расистов. Мои собеседники неохотно вспоминали о прошлом. Они постоянно подчеркивали, что все ужасы позади, теперь все в порядке — они на свободе, могут учиться, воспитывать своих детей. Никто из них не говорил о том, как отомстить тем, кто их пытал и мучил.
— Мы должны думать не о том, как отомстить расистам за террор, а об искоренении всей системы расовой дискриминации, о независимости нашей родины,— говорил мне Виктор Нканди, директор Намибийского центра образования и здравоохранения. Он, Виктор, был приговорен расистами ЮАР к смерти за участие в вооруженной борьбе СВАПО, подвергался пыткам, несколько месяцев просидел в камере смертников, но был освобожден в результате давления международной общественности на Преторию.
После каждой встречи с бывшими политическими заключенными из ЮАР или Намибии я задавал себе один и тот же вопрос: неужели такое возможно в наше время? Неужели люди, называющие себя «носителями высокой цивилизации», могут совершать такие преступления?
СЛОВО НАМИБИЙЦАМ
Виктор Нканди
Его арестовали в 1975 году по обвинению в «террористической деятельности». Три года просидел в тюрьме, где под пытками его заставляли подписать «признание»*
— Почти все время меня держали в одиночке,— вспоминает Виктор.— Еду — кукурузную кашу без соли или густо пересоленную — приносили два раза в день. Это было все, если не считать кружки грязной воды. Бесконечно шли допросы, в ходе которых меня постоянно избивали несколько охранников. Я потерял счет допросам с применением электротока. Тюремщики очень любили такую пытку: меня заставляли сесть на корточки, привязывали кисти рук к щиколоткам ног, просовывали палку между локтями и крутили, стегая одновременно плетью. Это называлось «сделать мельницу».
— Виктор, а как выглядели ваши палачи? Что это были за люди, по вашему мнению?
— На первый взгляд некоторые из них казались даже приятными. Могли вежливо поговорить, предлагали сигареты, воду. Рассуждали о литературе и искусстве, причем со знанием дела. Но наступал неуловимый момент, и маска «цивилизованности» внезапно пропадала. На вас смотрел сумасшедший, кровожадный маньяк, который получал наслаждение от ваших мучений. Эти люди — скорее всего «продукт» отвратительной, уродливой системы апартеида, построенной на страданиях одних и жестокости других.
Виктора Нканди продолжали пытать даже в камере смертников, после приговора. Правда, его уже не избивали и не пропускали через его тело электрический ток.
— Мне по нескольку дней не давали еды. Потом приносили тарелку каши, в которую бросали полусгнивших гусениц, ящериц и различных насекомых. Несколько раз ночью распахивалось окошко в двери и охранник бросал в камеру большую резиновую змею и хохотал, когда я вскакивал от ужаса и прижимался к стене. Помню, как почти две недели мне на давали спать: дежурившие охранники обливали меня холодной водой, кололи иголками, прижигали тело сигаретами. Это было в те дни, когда началась международная кампания за мое освобождение...
Виктора Нканди в конце концов расистам пришлось выпустить из тюрьмы, ему удалось бежать в Анголу.
— Распеты обезумели,— говорит он.— Они сажают в тюрьмы и убивают даже тех намибийцев, которые не имеют ни малейшего отношения к СВАПО. И добиваются обратного эффекта: ряды патриотов ширятся изо дня в день. Крестьяне все яснее осознают, что не имеют права оставаться в стороне от общей борьбы, что единственный способ добиться свободы — это присоединиться к СВАПО.
Дэвид Шикомба
Удалось спастись и Дэвиду Шикомба, товарищу замученного в застенках Джонаса Шимуфелени. Он отсидел 6 лет в самой ужасной тюрьме ЮАР — на острове Роб-бен.
С Дэвидом Шикомба я познакомился в декабре 1981 года в штаб-квартире СВАПО, где он работал в отделе по делам молодежи. Ему было всего 30 лет, однако выглядел он гораздо старше. Время от времени Дэвид кашлял, прикрывая рот ладонью, и каждый раз извинялся: «Легкие не в порядке... Это после тюрьмы... Я уже два месяца лежал в больнице, но врачи сказали, что нужно ехать в Европу. СВАПО направляет меня на дополнительное лечение в ГДР».
— Дэвид, расскажите про себя, как вы попали на остров Роббен?
— Я родился на севере Намибии, в районе, который буры 8 называют «Овамболенд»,— начал он.— Мне повезло больше, чем другим африканским детям: родители дали мне образование. Я даже смог окончить преподавательский колледж и стал учителем. Передо мной открывалось вполне благопристойное — по намибийским понятиям — будущее: у нас не так уж много африканцев-учителей.
Но чем взрослее я становился, тем отчетливее понимал, что не смогу служить обществу, где человек с белой кожей автоматически считается хозяином, а чернокожий — слугой. Я пожертвовал своей профессией ради борьбы за освобождение моего народа. Переехал в Виндхук, вступил в СВАПО и занялся политической работой. Как и другие активисты СВАПО, я беседовал с рабочими, организовывал митинги и демонстрации. В 1973 году меня впервые арестовали, но выпустили «за недостатком улик». Вскоре я выступил на большом митинге — собралось почти 8 тысяч человек. Меня и еще трех товарищей арестовали по так называемому «закону о саботаже», обвинив в «подрывной пропаганде». Приговор — 6 лет лишения свободы.
На остров Роббен я попал не сразу. Полгода пас держали в тюрьме особого режима Леукоп, под Йоханнесбургом. Это тюрьма для уголовников, через которую специально «пропускают» политзаключенных, чтобы еще больше унизить их достоинство. Ну а потом нас отвезли па остров Роббен.
Раньше этот безлюдный остров в нескольких километрах от самой южной точки африканского континента — Кейптауна использовался как последний приют для прокаженных. Больного привозили сюда умирать. Короткое время здесь была размещена одна из баз ВМС ЮАР. Потом расисты решили, что лучшего места для содержания политзаключенных не придумаешь: вокруг океан, кишащий акулами, так что до материка вплавь не доберешься.
Тюрьма разделена на несколько секций. «Секция В» — для «особо опасных». Здесь сидят Нельсон Мандела — один из лидеров освободительного движения африканцев ЮАР, Герман Тойво я Тойво, один из основателей СВАПО, и другие руководители южноафриканских патриотов9. Эта секция совершенно изолирована от остальных: никому не позволено общаться с ее обитателями.
В «общей секции» два отделения. В одном содержатся актпвпсты АНК, в другом («секция Е») —молодежь из Соуэто, в котором с 1976 года не прекращаются волнения.
Для нас, намибийцев, выделена «секция Д». Всего там находилось более 50 товарищей. Мне еще повезло, что дали всего 6 лет. Большинство должно отсидеть по 15, а то и по 20 лет.
Вместе с намибийцами держали подростков из южноафриканских городов —■ Йоханнесбурга, Порт-Элизабе-та и других. Им всего по 13—15 лет, а арестовали и осудили их по «закону о подрывной деятельности». Расисты боятся даже детей...
— Дэвид, а как относятся к заключенным тюремные власти?
— На Роббене в начале 70-х годов было более 1000 заключенных, которые представляли широкие слои населения: крестьяне, рабочие, студенты, учителя, врачи и другие. Обращение было чудовищным. Им давали негодную еду, рваную одежду, постоянно подвергали унижениям. Обычным делом для надсмотрщиков было спровоцировать драку между заключенными, а потом избить их и бросить в карцер. Поводов для таких конфликтов много: нервное напряжение тюремной жизни огромно, порой достаточно слабой искры, чтобы возбудить скандал, особенно у молодых людей. А молодежь составляет * большинство на острове.
В 60-х годах осужденных перевозили на остров Роббен пакованных попарно. Даже в туалет они ходили в цепях. Новоприбывших надзиратели подвергали издевательствам и унижениям.
Все надзиратели на острове — белые, и практически все не скрывают своей ненависти к черным. Для них главное — внушить африканцу силой, что белый намного «лучше» черного даже в тюрьме. Какой-нибудь 20-летний надзиратель мог заставить старика раздеться донага и избить его. Так поступали братья Клейнханс, Ломбард, Гербер.
На каменоломне мы работали бригадами. У каждого был большой молоток, которым нужно было разбивать камни. Монотонная, утомительная, часто никчемная работа имела целью убить представление о реальности, унизить политзаключенного.
Петер Клейнханс и его брат Йиефорд избивали нас плетью. Никто не осмеливался возражать: за любое движение головой, которое могли счесть вызывающим, били еще сильнее, а потом могло последовать и более жестокое наказание. Помню, как 17-летнего парня заковали в цепи на несколько дней за то, что он «осмелился» высказать надзирателю свое недовольство.
В нашей камере, площадь которой не превышала 40 квадратных метров, находилось 26 человек. Охранники относились к намибийцам особенно жестоко, за малейшее нарушение режима бросали в одиночку, избивали. То, чем нас кормили, трудно назвать едой: жидкая кукурузная каша, кружка коричневатой воды, которую они называли кофе. Однажды мы объявили голодовку в знак протеста. «Хотите—умирайте,—ответили нам.— Черным другой еды не видеть».
Отношение и к детям, и взрослым в южноафриканских тюрьмах одинаковое. На острове Роббен действует систе-
ма рабского труда. Все заключенные с утра до позднего вечера работают в каменоломне под охраной автоматчиков с собаками. Отдыхать не разрешается — нарушителей избивают и бросают в карцер, где могут продержать от 15 до 30 дней.