— Зачем пришел тогда?
— Рашид, — Славик облизнул губы. — У меня к тебе дело.
— За Диму просить пришел? — Рашид цыкнул зубом. — Тоже говно. Не проси. Машину не нашел, деньги не нашел, сам испугался, тебя прислал. Артема прислал. Четыре дня осталось. Боится, отвечать не хочет. Говно.
— Я не насчет Димы, — Славик вдруг понял, что невольно сбивается на подобострастный тон. — Дима сам за себя отвечать теперь будет. Я по другому делу.
— Ну? Говори, что за дело? — Рашид вытер салфеткой уголки губ.
— Понимаешь… — и, понизив голос до едва различимого шепота, закончил: — Мне нужны пушки. Пистолеты. Серьезные. Три штуки. В кредит. На лице Рашида не дрогнул ни один мускул. Он словно и не слышал сказанного.
— Артем с тобой? — спросил только.
— Не важно. Мне…
— Важно, — резко оборвал Рашид. Славик вдруг понял, что, обратившись к Рашиду за помощью, он уже вступил в другой мир. Мир, живущий по своим законам. В нем иные приоритеты. И линии поведения несколько отличаются от тех, к которым он, Славик, привык. — Ты пришел ко мне. Я не звал — сам пришел. Я не прогнал, сижу, разговариваю. Поэтому, когда спрашиваю — отвечай. Три ствола. У тебя две руки. Кто возьмет третий ствол? Артем?
— Артем, — покорно ответил Славик.
— Так и знал, — вздохнул Рашид, и Славику почудились в этом вздохе нотки сожаления. — Хочешь шашлык, Слава? Покушай, выпей водки и уходи. Я про стволы не слышал. Ты не говорил.
— Ты не можешь достать пушки?
— Зачем «не могу»? Могу, — безразлично дернул плечами Рашид. Мотнул головой на «чиграшей». — Им достал. Тебе — не хочу.
— Нам очень нужно, Рашид, — серьезно попросил Славик. — Я никогда ни о чем тебя не просил, ты знаешь… Это первый и последний раз.
— Знаю. Все говорят: «Первый раз». Потом приходят второй раз. Потом третий. Пока не умрут. Зачем стволы, Славик? Ты голый ходишь? Жить негде? Сто долларов дам. Купи штаны, в общежитии за кровать плати. Голодный ходишь? Кушай шашлык. Я заплачу.
— Да не нужен мне твой шашлык. Мне стволы нужны, — упрямо ответил тот.
— Жалко. Думал, ты умный. Артем умный. Они, — кивнул в сторону двери, за которой только что скрылись двое молодых, — глупые. Наркоши. С башкой не дружат. Скоро умрут. Не жалко. Тебя жалко. Станешь таким же. Это не для вас. Ты — другой. Артем — другой. Полезешь — умрешь быстрее, чем эти, — еще один кивок в сторону двери. — Подумай.
— Нам нужны стволы, — повторил в очередной раз Славик. — Пожалуйста, Рашид.
— Значит, дурак, — констатировал Рашид. — Жалко. Думал — умный. Ошибся. Много бабки хочешь? Красивая жизнь хочешь? Крутой стать хочешь? Ладно. Три штуки баксов за ствол.
— Так дорого? — удивился Славик.
— Говоришь: «достань». Говоришь: «надо». Говоришь: «пожалуйста». Говорю: «на, бери» — сразу: «дорого», — философски и совершенно безразлично ответил тот и вновь принялся за шашлык, запивая его кока-колой. — «Надо» всегда дорого. Можешь купить дешево — иди, покупай.
— Хорошо. Я согласен.
— Когда надо?
— Завтра.
— Будет завтра. Три ствола — десять.
— Ты же сказал по три штуки за ствол, Рашид?
— За «завтра» штуку. Всего десять. Хочешь — бери. Не берешь — значит, не надо.
— Беру, — решительно тряхнул головой Славик. — Деньги отдам через четыре дня.
— Не отдашь — пеняй на себя, — Рашид вдруг повернулся к собеседнику и первый раз заглянул тому в глаза. От этого взгляда по спине Славика побежали мурашки. — Бить не буду. Убью. Другим дам еще срок — тебе не дам. Потому что дурак, сам лезешь. Подумай, последний раз говорю. Лучше встань, уйди. Я не обижусь. Стволов не будет. Умный будешь. Живой будешь. Он отвернулся и снова занялся шашлыком.
— Когда зайти за пушками?
— Утром, — Рашид остался равнодушен. — Никого не приводи. Артема не приводи. Сам приходи. В девять.
— Хорошо. Спасибо, Рашид. Славик поднялся и пошел к выходу. Хрустящий бармен проводил его безразличным взглядом. Эта шашлычная принадлежала Рашиду. Потому-то он и «заседал» тут. Сколько к нему приходило народу — не счесть. Но бармен предпочитал не помнить их. На такой работе, чем короче память — тем длиннее жизнь. Туго «ойкнула» дверная пружина. Дверь, пропустив порцию электрического вечернего света, мягко закрылась. Рашид неожиданно бросил нож и вилку на стальную плоскую тарелку, оскалился, словно зверь, цыкнул зубом, выругался по-татарски, громко и смачно.
Войдя в кабинет, Жигулов порылся в справочнике, отыскал Склифосовского и набрал номер.
— Институт, — озаботились на том конце провода.
— Из двести сорок второго беспокоят. К вам часа три назад доставили нашего сотр… Да. Двойное огнестрельное. Да. Все точно, барышня. Королев Викентий Владимирович. Да, будьте так добры. Хорошо, подожду. Трубка — две точки опоры. Щека и ухо. Если держать трубку умело, вполне можно использовать в качестве подпорки. Что Жигулов и сделал, рассеянно листая паспорт «фальшивомонетчика», некоего Дмитрия Ледягина. Фамилия была совершенно незнакомой. На память-то Жигулов никогда не жаловался. На зрительную в том числе. Так что с уверенностью мог сказать: по ориентировкам Ледягин не проходил. Может быть, конечно, мальчик новенький. Но это только осложняет дело. Сравнивать не с чем. «Президенты» выполнены на вполне приличном для любителя уровне. Не похоже, чтобы провинциальный мальчик мог организовать печатный процесс подобного уровня. Даже для относительно примитивной фальшивки требуется достаточно высококачественная и весьма дорогая техника. А тут студент, да еще института культуры. Можно сказать, вообще не студент. Ни рыба, ни мясо. Откуда у него деньги на технику? Разве что сидит под солидной, крепкой «крышей»? Тогда что это за «крыша»? Солидные люди таким леваком не заинтересуются. Им нужна работа экстра-класса. Да и Жигулову не приходилось слышать о «всплывших» на их участке фальшивках. Ладно, посмотрим, что скажут эксперты, исследующие купюры.
— Вы слушаете? — спросили на том конце провода, далеко спросили, словно с другого края земли. — Все в порядке с вашим коллегой. Состояние стабилизировалось. Он прооперирован и сейчас спит. «Смерть, — вздохнул про себя Жигулов, — тоже состояние стабильное. Стабильнее не бывает».
— А когда его можно будет навестить? — спросил он.
— Через три дня, — отрубил голос, срываясь то ли на раздражение, то ли на враждебность. — В часы, отведенные для посещений. Гудки посыпались, как горох. Жигулов недоуменно повесил трубку. Какие это «отведенные часы»? Хоть бы уточнила, что ли… Он закрыл паспорт Ледягина, сунул в карман, направился в дежурку. Старший лейтенант, Миша Амелин, принимал звонки. Самое горячее время еще не наступило, но дыхание его ощущалось вполне отчетливо. Пошла косяком бытовуха. Благополучно начавшие днем дозрели. Понеслись души в рай. Сковородки, ножи, топоры, железки разные, веревки, стулья, табуретки, все в ход пошло.
— Что, Миша, — Жигулов вошел в дежурку, — работа накрыла девятым валом Айвазовского?
— И не говори, — ответил тот, снимая трубку на очередной звонок. — Двести сорок второе, старш' лейт'нант Амелин. Слушаю вас. И что, сильно буянит? Адрес? — по ходу дела он быстро записывал причину вызова в журнал. — Группа выезжает. Вот не живется людям спокойно, — пробормотал, вызывая патрульный экипаж и диктуя адрес. Повернулся к Жигулову. — Как дела, Толя? Чем там у вас все закончилось?
— Нормально, — ответил тот спокойно. — Эксперты с машиной работают, пушки проверяют.
— А Владимирыч как?
— В порядке. Заштопали. Стабилизировали, как выразилась одна телефонная дама.
— Эти, — Амелин мотнул головой в сторону КПЗ, — колоться еще не начали?
— Пока нет, — Жигулов достал паспорт фальшивомонетчика, полистал. — Слушай, Миш, запроси-ка Центральную по поводу некоего Ледягина Дмитрия Палыча, семьдесят восьмого года рождения. Не числится у нас за ним никаких подвигов?
— Тебе срочно?
— Лучше бы сегодня.
— Сделаем.
— Спасибо, Миш. Если что, в ближайшие полчаса я буду у себя. Мимо прошел Олег Поликарпов, помятый, перепачканный.
— Толя, я тебе не нужен больше? — спросил на ходу, только сбавив шаг.
— Слушай, Олежек, — Жигулов повернулся к нему. — Один вопрос. Кого могут заинтересовать фальшивые купюры подобного качества? Я имею в виду криминальные круги. Оперативник остановился, подумал.
— «Лохотронщиков», «кукольщиков», «кидал». Мелочь. В основном вокзальных, либо работающих с приезжими. Москвичей на подобное фуфло давно уже поймать трудно.
— А у тебя знакомых в «линейных» нет?
— Ну есть пара ребят, конечно. У всех знакомства имеются, куда же без них… — пожал плечами оперативник.
— Олежек, не в службу, а в дружбу, выясни для меня, не всплывали ли в последнее время мошенничества с такими вот «гравюрами»? Я, само собой, могу официальный запрос направить, но на это времени уйдет уйма, сам знаешь.
— Хорошо, — кивнул Поликарпов. — Выясню.
— Спасибо, Олежек. По гроб жизни буду обязан.
— Да ладно, — отмахнулся тот. — Как Владимирыч? Ты не звонил?
— Звонил. Все в порядке. Оклемается. Олег кивнул серьезно:
— Этих… когда допрашивать будешь?
— Завтра, ближе к обеду.
— У меня с утра острых дел вроде не намечается. Позови, если понадоблюсь.
— Хорошо. Жигулов пошел вверх по лестнице, слыша, как за спиной Миша Амелин снова снял трубку и забормотал серьезной скороговоркой: «Двести сорок второе, старш' лет'нант Амелин. Слушаю вас…» Жигулов шагал к своему кабинету, сортируя на ходу «неотложные дела». Составить постановление о заключении под стражу сегодняшних «героев», завизировать его в прокуратуре, потом постановление о раздельном содержании подследственных в сизо, куда они вскоре будут помещены, и тоже завизировать. Затем постановление об этапировании в это самое сизо. И тут придется ставить «высочайшую» подпись. Потом отправить телефонограмму в юридическую консультацию о выделении задержанным защитников. В этом случае, слава Богу, росчерк начальственного пера не требуется. Постановление об обыске на квартирах задержанных и… Еще два десятка различных постановлений и назначений. Составить, завизировать в прокуратуре, внести в опись документов по данному уголовному делу, приобщить к делу уже обнаруженные вещдоки, выписать постановление о возбуждении уголовного дела по статье 186 УК РСФСР — «Изготовление фальшивых денег»… Ну и так далее, и так далее, и так далее. Ужас. Работы невпроворот. Сдохнуть можно. Ладно, бюрократией он займется завтра с утра. Заслужил право на короткий отдых, как победитель. А насчет задержанных… Посидят ребята в КПЗ лишнюю ночь, ничего с ними не сделается. Все одно им в зачет срока пойдет. А срок обоим светит немалый. По совокупности, лет на десять каждый они «навеселились». И отделенческая камера — не самая худшая из всех существующих. Единственное, что Жигулов считал необходимым сделать немедленно: составить официальное сообщение родственникам задержанных о месте содержания их чад под стражей и порядке свиданий. С утра же первым делом нужно встретиться с Конякиным и договориться относительно помощи семье Владимирыча. Все-таки Викентий две пули получил за его «БМВ», чуть с жизнью не распрощался. Господи, сколько работы, вздохнул Жигулов, входя в кабинет, устраиваясь за столом и доставая чистый лист.