Глава 19
Обед подошел к концу, приближается вечер. Кажется, что с момента нашей с Риз вылазки в лес прошли годы. Но на самом деле прошел всего один день. Один день, а все уже разваливается.
Была бы здесь Байетт, размышляю я, она бы придумала, как все исправить. Она знала бы, что нужно предпринять. Но Байетт далеко. И со смертью Уэлч ответы от меня ускользают.
Стоит глухая ночь, но скоро начнет светать. Я думала, может, Риз вернется, когда решит, что я заснула, но нет. В коридорах тихо, только иногда слышится вскрик, всхлип, плач – звуки ночных кошмаров, к которым мы давно привыкли.
А потом ветер доносит слабый, едва уловимый хриплый стон. Он идет урывками – глубокий звук, который я чувствую всем телом. Я никогда не слышала ничего подобного. Ни машина, ни человек на такое не способны. Это звук леса.
Я встаю, подхожу к окну. Территория освещена голубоватым лунным сиянием, но из моего окна видны только двор и северное крыло. Похоже, звук слышала я одна. В школе стоит тишина. Наверное, зверь в лесу. А может, и вовсе показалось.
Но мне не показалось. Минуту спустя звук раздается снова – на этот раз четче, протяжнее, с гулким эхом.
Сейчас-то его точно должны были услышать, так что я выхожу в коридор. Мне требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте, и сначала кажется, что я одна. Но тут я вижу Риз в конце коридора – ее волосы рисуют на стенах странные тени.
– Ох, – только и произношу я. Я не видела ее с тех пор, как мы перестали общаться. Судя по всему, у нее все в порядке. Я не удивлена.
Риз не отвечает. Она стоит, склонив голову набок, и, когда я открываю рот, чтобы сказать что-то еще, поднимает руку. Она сняла повязку, но, судя по бледности ее кожи, ей все еще больно.
И тут он раздается в третий раз. На этот раз звук такой громкий, что слышно, как он переходит в низкое ворчание, прежде чем затихнуть. Какое бы животное его ни издавало, оно где-то рядом.
– Может, разбудить директрису? – спрашиваю я.
Она избегает моего взгляда, но ее голос звучит вполне обычно:
– Не знаю.
Мы не видели директрису с обеда, с тех пор как вернулись с Джулией и Карсон из леса. Должно быть, решает, как поступить с контейнером и как жить дальше без Уэлч.
Из крайней комнаты выглядывает Кэт, за ее спиной маячит Линдси.
– Привет, вы тоже это слышали?
– Да, – говорю я.
– Что это было? – Она потирает глаза. – Ружейная смена молчит?
Я иду дальше в направлении вестибюля.
– Пока да.
– Думаю, это какое-то животное, – говорит Риз, а потом осекается и кивает на полуэтаж над вестибюлем. – Давайте посмотрим.
Кэт и Риз идут первыми, мы с Линдси – за ними. Я чувствую, что Линдси поглядывает на меня – должно быть, догадывается, что что-то неладно, раз Риз спала в другом конце коридора, – но, к счастью, ничего не говорит. Не думаю, что я сейчас выдержала бы допрос.
Мы пересекаем полуэтаж и спускаемся по лестнице. У двери дежурит Эли.
– Привет, – говорит она, завидев нас. На ее лице написано облегчение. – Что это был за звук?
– Мы проверим, – говорит Риз. – Звук идет снаружи, с той стороны. – Она указывает на южный коридор, где расположен угловой кабинет директрисы. – Хочешь пойти с нами?
– Нет, – торопливо говорит Эли. – Я лучше поднимусь на крышу и спрошу у девочек, все ли в порядке.
Она убегает по лестнице, и мы остаемся в вестибюле одни.
Мы подходим к выходу, и Кэт с Линдси пропускают Риз вперед, полагаясь на нее с тем опасливым восхищением, с которым к ней относятся все. Но она не может открыть дверь – у нее ранено плечо.
– Я открою, – говорю я. Обеими руками я хватаюсь за одну из створок и тяну. Я смотрю на Риз в надежде хоть на что-нибудь. Хотя бы улыбка. Хотя бы взгляд. Но она выходит, не глядя в мою сторону. Кэт и Линдси идут за ней, и я, убедившись, что дверь не захлопнется, выхожу следом.
Сгрудившись на крыльце, мы застегиваем куртки, чувствуя, как холод лезет под кожу. Воздух тяжелый, густой, как перед грозой, сладкий и пряный, и я вдыхаю его и смотрю на ясное небо, усыпанное звездами. Секунду мы стоим неподвижно, и кто-то из нас четверых тихо вздыхает. А потом тишина распадается: вибрирующее ворчание раздается снова. Оно идет со стороны забора.
Щурясь в темноту, я ступаю на дорожку, и остальные следуют за мной. Мы уже должны его видеть. Судя по звуку, животное большое. Вряд ли его можно не заметить, даже за деревьями.
Мощеная дорожка разрезает надвое широкий ровный газон, покрытый инеем. Чуть дальше виднеется забор, а над деревьями, высоко в небе, – первые признаки зари. Но у ворот что-то движется, какое-то темное пятно, которое сливается с окружением. Я жмурюсь, отвожу взгляд и смотрю на пятно снова, и тут Кэт ахает, а Линдси говорит: «Твою мать», – и контуры вдруг обретают резкость.
Черный блестящий мех. Он огромный, высотой с меня в холке, с массивными плечами и низко опущенной головой. Медведь. Тот, которого я видела в свой первый день в лесу, тот, которого слышала, когда мы оставили тело Уэлч у причала. Только теперь он во дворе школы.
Он снова ворчит, и мы замираем, сбившись в кучу и задыхаясь от колючего зимнего воздуха.
– Какого черта делает ружейная смена? – шепчет Кэт. – Как он вообще проник за забор?
– Смотрите. – Линдси указывает куда-то в темноту. – Вот как.
В груди разливается ужас, но я уже знаю, как он попал внутрь. И действительно: позади медведя покачиваются распахнутые настежь створки ворот.
Мне следовало быть внимательнее, мне надо было проверить, но я вернулась из леса и просто закрыла за собой створку. Уэлч, контейнер, призраки прошлой ночи – это не оправдание. Как я могла подвергнуть нас всех такой опасности? Как я могла быть такой идиоткой?
Это сделала я. Я привела смерть. Простите, простите меня.
Не поднимая носа от земли, медведь ковыляет в сторону школы. Время от времени он громко всхрапывает и кусает воздух, и мы слышим глухое щелканье его зубов. Я вижу, как подрагивают кончики его ушей, вижу на позвоночнике голое мясо там, где с него облазит шкура.
С крыши доносится крик, а за ним выстрел. Просвистев у нас над головами, пуля врезается в камень, которым вымощена дорожка, и медведь вскидывается на задние лапы. От испуга я взвизгиваю. Кто-то зажимает мне рот рукой, но уже поздно.
Медведь поднимает голову и смотрит прямо на меня. У меня вырывается придушенный вопль. Половина его морды обнажена до кости.
Шумите, учил нас мистер Харкер. Дайте ему отпор. Но это токс, а к токс старые правила едва ли применимы.
– Выстрел его не спугнул, – говорит Риз. – Но они еще могут его ранить.
Линдси трясет. Мое тело, прижатое к остальным, напоминает оголенный провод. Напряжение столь велико, что меня, кажется, можно сломать пополам, а сердце стучит как сумасшедшее.
– Дайте им еще один шанс, – шепчу я.
Второй выстрел, и медведь ревет. Думаю, они попали, но он продолжает идти на нас.
– Отступаем спиной вперед, – говорит Риз ровно и негромко. – Медленно, на счет «три».
Я беру Кэт за руку, и Риз начинает считать. Мы держимся друг за друга, и я чувствую, как кто-то из нас дрожит, когда медведь фыркает и переминается с лапы на лапу. До школы рукой подать, но, если мы побежим, по крайней мере одну из нас он догонит.
Мы делаем первый шаг, и я перестаю чувствовать его горячее зловонное дыхание. Он наблюдает за нами, и я стараюсь не моргать, не прерывать зрительного контакта, но слепой глаз болит, вокруг темно, а я так устала.
– И еще, – говорит Риз. Вместе мы делаем еще один шаг. Дрожащие тела, сжатые кулаки.
Секунду ничего не происходит, и я чувствую, как у меня расслабляются плечи. И тут он рычит, и его рев, идущий словно из самой земли, пробирает меня до костей.
– Ага, – говорит Риз. – А вот теперь бежим.
Кэт срывается с места первой, оттолкнув нас в сторону. Я падаю на четвереньки, обдирая ладони о замерзшую землю. Темнота вокруг сгущается, и когда я поднимаю голову, то вижу совсем рядом его блестящую кость и влажную открытую пасть. Меня окутывает спокойствие. У меня есть только нож, от которого сейчас никакого проку, но я могу выиграть время для остальных. Это я впустила его внутрь. Дальше он пройдет только через мой труп.
Но Риз хватает меня под локоть серебряной рукой и рывком ставит на ноги. В ее глазах дикое выражение, щеки горят.
– Шевелись.
Ветер хлещет в лицо, в ушах шумит кровь, и я слышу его – слышу, как он ломится за нами, как сотрясается земля от его шагов. Грохот выстрела – мимо, слишком темно, и мне нельзя оглядываться. Кэт ждет на крыльце, Линдси бежит прямо передо мной. Я обгоняю ее. Каждый вдох дается все тяжелее, легкие сжимаются от холода.
– Скорее! – кричит Кэт. Риз добегает до двери и ныряет внутрь. Кэт протягивает ко мне руки, и я, полностью утратив контроль над собственным телом, врезаюсь в нее, и она заталкивает меня в вестибюль.
– Давай, Линдси, – зовет она. Линдси только что была прямо за мной, я могу в этом поклясться, но тут я слышу вскрик, переходящий в хриплый надломленный визг. Страшный лязгающий звук пронзает до мурашек. Я не сомневаюсь, что буду помнить его всю жизнь.
Кэт наваливается на парадную дверь, и Риз возится с замком, поворачивая защелку. Грохот металла перекрывается влажным рычанием и треском костей. Линдси вскрикивает в последний раз и замолкает.
– Как ты? – спрашиваю я Кэт. – Нормально?
На ней нет лица, а глаза стеклянно блестят, но она кивает. Сильная, стойкая – настоящая дочь офицера флота.
– Пока да.
Мы ждем – хвала небесам, на первом этаже вестибюля нет окон – и молимся, чтобы медведь не попытался проломить дверь. Замок надежный, но против такого зверя он долго не продержится.
– Пошли, – говорит Риз, – пока еще можем. Надо предупредить директрису.
Эли скатывается по лестнице, следом за ней – две девочки из ружейной смены.
– Черт, – говорит она. – Где Линдси?
– Где Линдси? – Кэт проносится мимо Эли и вцепляется в куртку стоящей рядом дежурной. Это Лорен – девочка, которая заняла мое место в ружейной смене. – Где Линдси? Где были вы?!