– Прости, – бормочет Лорен, и вторая дежурная, Клэр, загораживает ее от Кэт.
– Она не виновата. – Клэр тяжело сглатывает, и даже в тусклом свете видно, как горят ее щеки. – Мы с ней дежурили посменно, и была моя очередь. Я заснула.
Кэт выпускает куртку Лорен.
– Ты заснула?
Клэр упорно избегает ее взгляда.
– Это была случайность.
– Скажи это Линдси, – рычит Кэт.
Из северного коридора выплывает горящая свеча, и в вестибюль, не поднимая головы, быстро выходит директриса. Я не представляю, где в северном коридоре можно спрятать контейнер, но она все-таки знает школу лучше меня.
– Эй, – окликает ее Риз, и она подпрыгивает, испуганно уставившись на нас широко распахнутыми глазами.
– Девочки? Что происходит?
Риз объясняет. Странный звук, медведь на территории школы. Она не упоминает Линдси и то, что ружейная смена заснула на посту. Это уже не имеет значения.
Директриса открывает и закрывает рот – на языке виднеется свежая язва – и наконец прокашливается.
– Как он попал на территорию школы?
Это я, снова я своими руками разрушаю школу. Риз злится, и я знаю, что она думает об этом – о том, чтобы рассказать директрисе о моем участии. Я не стану ничего отрицать – я этого заслуживаю. Но она качает головой.
– Мы не знаем.
– Понятно, – говорит директриса скорее себе, чем нам. – Понятно, понятно.
Она смотрит на меня, на Риз, а потом скрывается в своем кабинете.
– Вот срань, – говорит Риз. – И что теперь?
Глава 20
Мы будим остальных. Здание школы долго не продержится: рано или поздно медведь найдет путь внутрь. Слишком много дверей, да еще окна в столовой, высокие, до потолка, но мы по крайней мере можем ненадолго побыть в безопасности.
Мы с Кэт поднимаемся наверх и проходим по коридору, стучась во все двери подряд и расталкивая младших. Мы будим Джулию и Карсон, и они без лишних вопросов начинают собирать остальных в группы и направлять их на первый этаж. Зажигаются свечи, и девочки, сонные и хмурые, спускаются в вестибюль.
Уэлч больше нет, и кто-то должен взять на себя руководство. Не Риз, а кто-то, кого не боятся младшие. Кто-то вроде Тейлор.
Я не уверена, какая из спален принадлежит ей, но знаю, что несколько ее одноклассниц ночуют в конце коридора, отделенные от остальных парой пустых комнат. В одной раньше жили Эмили и Кристин, в другой – Мэри. Я прохожу мимо, стараясь не обращать внимания на нарастающий в вестибюле гвалт.
И вот наконец, за несколько дверей до комнаты Моны, я слышу шорох и вижу свет в щель у порога. Я стучу, отступаю на шаг, и дверь рывком распахивает взъерошенная Тейлор, на ходу натягивая футболку. По ее груди вьется узловатая мышца толщиной с большой палец, которая рассекает все тело и уходит под джинсы. Она бледно-голубая, извилистая и пульсирует, как живая.
– Насмотрелась? – рявкает Тейлор.
Я быстро отворачиваюсь. Это что, какая-то вена?
– Прости, я не хотела…
– Что случилось?
Я прочищаю горло.
– Ну… ты нужна нам в вестибюле.
Я рассказываю ей про забор и медведя, и она бледнеет на глазах.
– Где директриса?
– Она пошла к себе в кабинет, но я…
Она оттесняет меня широким плечом и устремляется в вестибюль. Я семеню за ней, чувствуя, как меня отпускает напряжение. Если с нами Тейлор, мы справимся. Она знает, что делать.
Мы спускаемся по лестнице, обгоняя замешкавшихся девочек, которые спешат присоединиться к остальным. Я ловлю взгляд Риз – при виде проталкивающейся через толпу Тейлор по ее лицу проносится облегчение. Но наша радость преждевременна. Вслед за директрисой Тейлор игнорирует собравшихся и устремляется к ее кабинету.
Ко мне подходит Кэт.
– Ничего, справимся сами.
Первым делом мы решаем укрепить парадные двери. Клэр и Эли отправляются с группой девочек в классные комнаты за уцелевшими столами и стульями – всем, из чего можно построить баррикаду. Джулия и Карсон идут в кухню за инструментами, которыми можно открутить привинченные к полу обеденные столы. Даже Лэндри берется помочь и в сопровождении нескольких младших девочек поднимается в спальни, чтобы оторвать от кроватей лестницы.
А я… Я будто приросла к полу посреди вестибюля. Полтора года мы были в условной, но все-таки безопасности. У нас были забор и регулярные поставки. Уэлч и директриса объединяли нас. Полтора года – а я разрушила все за одну неделю.
Сара и Лорен подтаскивают к дверям диваны. Я вижу неподалеку Кэт, которая без Линдси выглядит совершенно потерянной; в столовой Джулия сражается с винтами у ножек длинных столов. Я иду в сторону столовой, но не успеваю сделать и нескольких шагов, как в глубине коридора распахивается дверь, и из кабинета в сопровождении Тейлор вылетает директриса.
Она выглядит лучше, чем тогда у ворот. Одежда приглажена – складки ровные и свежие, как будто у нее в кабинете спрятан утюг; седые волосы уложены в строгий пучок.
– Все встаем, – говорит она и дважды хлопает в ладоши. – Встаем!
Повисает пауза. Такой мы ее видеть не привыкли: обычно она спокойна и держится слегка отчужденно, предпочитая общаться с нами через Уэлч. Но теперь это невозможно.
– Ну? Поживее! – рявкает она, и мы поднимаемся на ноги. Она проносится мимо нас и взбегает на середину лестницы, чтобы нам лучше было ее видно. – Хорошо. Я попрошу вас выстроиться в шеренги, по году обучения и фамилии.
Нам требуется целая минута, потому что мы давно уже не выстраивались в семь рядов. Раньше в каждом ряду было по четырнадцать-пятнадцать человек, а теперь многих из них как будто никогда не существовало, и учиться мы раньше начинали в одиннадцать, а теперь самой младшей из нас тринадцать. Столько девочек стали призраками, и ряды сейчас короткие и рваные – вот почему мы перестали это делать. Слишком больно.
Я Гапин, поэтому я первая. За мной Дара Кендрик, Кэт Ляо, Лорен Портер, Сара Росс, а в самом конце Риз. Не удержавшись, я бросаю взгляд на пустое место, где должна стоять Байетт.
– Спасибо, – говорит директриса, когда мы заканчиваем толкаться. – Как вы, очевидно, уже знаете, – я слышу, как усиливается в ее голосе надлом, – рано утром на территорию школы проникло дикое животное. С этого момента и до особого распоряжения здание школы покидать запрещено.
Я зажмуриваюсь. Мне придется привыкнуть к нему – к чувству вины, которое корчится у меня внутри. Мне кажется, оно поселилось там навсегда.
– Чтобы поработать над нашей готовностью к чрезвычайной ситуации, – продолжает она, – сегодня мы проведем занятие по технике безопасности. За мной, пожалуйста.
Какой-то бред. Мы все это понимаем. Но мы идем за ней в северный коридор, мимо классных комнат и кабинетов, сворачиваем за угол и заходим в музыкальную комнату. Это просторный зал с высокими потолками и без окон, с колоннами вдоль одной из стен. Мы снова выстраиваемся в несколько рядов на голом полу.
Раньше здесь стояли пюпитры и фортепиано. Некоторые привезли из дома скрипки. Но все это в прошлом. Остался только учительский стол, привинченный к полу посреди комнаты. Я чувствую, как вздрагивает рядом Кэт. В комнате холодно, потому что здесь никогда не бывает солнца.
Когда мы все оказываемся внутри, директриса дважды нас пересчитывает. Я жду объяснений, но она стоит перед нами, беззвучно шевеля губами, и, не знай я ее получше, я бы сказала, что она дрожит. Тут она кивает Тейлор, и та выступает из своего ряда.
Душа у меня уходит в пятки. Я должна была догадаться. Должна была понять, что это случится. Это ведь она несла тело Моны к дому Харкеров. Я думала, она с нами, но нет. Она с ними.
– Бери ее, – говорит директриса.
Тейлор устремляется к нашему ряду. Это я, я, я – они знают, что это я нарушила карантин. Видимо, директриса как-то это выяснила. Но Тейлор проносится мимо, глядя на кого-то другого.
– Стой, – говорю я, и это все, что я успеваю сказать, потому что Тейлор наматывает косу Риз на кулак и валит ее на пол. Риз вскрикивает, но Тейлор прижимает ее к полу, заламывая руки за спину и дергая за травмированное плечо. Риз визжит что-то, отдаленно напоминающее мое имя.
Кто-то кричит, и я отталкиваю Кэт и протискиваюсь через возбужденную толпу. Тейлор бьет Риз по затылку. Я вижу, как та обмякает, как закрываются у нее глаза, а на затылке выступает кровь. Не успеваю я моргнуть, как Тейлор взваливает Риз на плечо и направляется к двери. Какого черта здесь происходит? Куда она ее несет?
– Эй! – кричу я и бросаюсь за ними. Я почти добегаю до Тейлор, когда кто-то хватает меня за воротник и швыряет на пол. Надо мной возвышается директриса, и ее контуры размываются, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд.
А потом они вместе выходят из комнаты, и директриса закрывает за ними дверь. Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги и дергаю ручку, но слышу только, как тяжело поворачивается ключ в замке.
– Риз! – надрываюсь я. – Риз!
Но звук их шагов быстро удаляется и скоро исчезает совсем. Зачем они ее забрали? Что они с ней сделают?
Ко мне подходит Джулия; на ее лице написана тревога.
– Что происходит?
– Я не знаю, не знаю, черт, я…
Внезапно раздается шипение, и у нас над головами с фырканьем запускается поливная противопожарная установка.
Нас окутывает легкая, но вязкая дымка. Я прищуриваюсь, чувствуя, как тяжелеют от влаги волосы. Вещество слишком плотное для воды, запах слишком яркий, слишком химический.
Что это?
Я знаю что. Это то, что было в контейнере. Карсон, Джулия и я – мы сами принесли его в школу. Мы подписали себе смертный приговор, сложили головы на плаху и вручили директрисе топор.
Девочки вокруг меня прикрывают головы куртками; дымка тем временем сгущается до тумана, в комнате нарастает шум. Кто-то начинает кашлять, видимость ухудшается, становится труднее думать. Капли оседают на ресницах, рассеивая свет, и я тру лицо руками. Они липкие, болезненно бледные, вместо кожи как будто перчатки из вязкого тумана. Грудь набита ватой, и чем глубже я дышу, тем меньше воздуха получаю.