– Ты правда думаешь, что вам позволят просто уйти? Флот и ЦКЗ?
Не настолько же она наивна. Я была наивной, и вот к чему это привело.
Она пожимает плечами.
– Это не имеет значения, мы здесь не останемся.
– А как же остальные?
– Мне уже блевать хочется от этого вопроса, – рычит Тейлор. – А как же я, а? Как же я?
С этим не поспоришь – я не могу отделаться от чувства вины, которое во мне поселилось.
– Послушай, ты ведь не можешь просто меня убить, – говорю я. Тейлор фыркает, но я улыбаюсь так, как улыбнулась бы Байетт. – Ты хочешь уплыть с острова. Так пошли со мной, и мы вместе придумаем, как это сделать.
Еще один шаг.
– Ты лжешь.
– Я не лгу! Не лгу, клянусь.
Но Тейлор уже не слушает меня и тянется к ножу.
– Убери его, Тейлор, тебе не обязательно это делать, – говорю я, но остатки лести меня уже покидают. Мои руки дрожат, когда я выставляю их вперед в попытке отгородиться от нее.
– Нет, Гетти. Обязательно.
Надо бежать, но она блокирует путь, и отступать некуда. Тейлор бросается ко мне.
Глава 22
Быстро, так быстро, что она превращается в смазанное пятно. Я вижу, как она тянется ко мне, вижу ее белую ладонь и белый нож и не могу отличить одно от другого, так что просто хватаюсь за то, что ближе, и отталкиваю в сторону то, что дальше, а потом изо всех сил наступаю ей на ногу.
Тейлор бьет меня локтем в нос, и я отлетаю к стене. Изувеченная рука взрывается болью по новой, в глаз лезут волосы, кровь наполняет рот и заливает щеки и уши.
Она выбрасывает вперед руку с ножом, и я дергаю ее, плашмя прижимая к себе лезвие, чтобы она не могла им воспользоваться. Она пытается вдавить его в меня, вскрыть мне грудную клетку, и я – это случается почти что само собой – я проворачиваю его, надавливаю, и оно легко входит в нее. Так, словно она этого ждала.
– О боже, – говорю я. – Боже.
Она выпускает нож. Падает. Нож падает тоже. Из нее течет кровь, и я не знаю, как ее остановить.
– Гетти…
Я не уверена, что ее вообще возможно остановить. У Тейлор дрожат веки. Она дергается, издавая хлюпающие звуки, одной рукой хватаясь за воздух, а другую прижимая к ребрам. Тейлор становится Уэлч, а Уэлч становится мистером Харкером, и всё повторяется снова и снова.
За спиной у меня раздается голос:
– Гетти, Гетти.
Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Еще немного, и кровь доползет до моих ботинок. Может, если я буду стоять здесь долго, она просочится через швы и носки и коснется кожи. Оставит пятно, которое мне уже никогда не отмыть.
– Открой дверь, – говорит Риз.
Риз.
Ботинки хлюпают, когда я поднимаю ногу и переступаю через Тейлор. Риз снова произносит мое имя, твердо и спокойно, заглушая бульканье и клекот крови, толчками выходящей изо рта Тейлор.
Отодвинуть оставшиеся засовы мне удается не сразу, и у меня болит плечо, но я поднимаю щеколду и распахиваю дверь.
Койка не застелена, на матрасе виднеются подтеки крови. На табуретке лежат рация и коротковолновый радиоприемник, а рядом с ними поблескивает на солнце нож. Его лезвие запачкано кровью, и я с трудом заставляю себя посмотреть на Риз, потому что кто знает, что они могли с ней сделать. Но вот она, стоит рядом с дверью – с сияющими лунным светом волосами, вывихнутым плечом и свежим синяком на щеке.
– Ну, ну, – говорит она и касается серебряной рукой моей щеки, прижимая большой палец к уголку рта. – Все хорошо.
– Я не хотела… – начинаю я и больше не могу выдавить из себя ни слова.
– Тебе пришлось, – говорит она. Предполагается, что от этих слов мне должно полегчать, но к горлу подкатывает тошнота. – А теперь нам надо уходить.
– И что ты предлагаешь?
Нам некуда идти.
– Не все сразу, хорошо? Сперва нужно спуститься вниз, а уж потом решим, что делать дальше.
– Ладно, – говорю я. А затем, потому что она продолжает выжидающе смотреть на меня, пробую еще раз, увереннее: – Ладно.
Когда мы выходим из комнаты, она разрешает мне зажмуриться, чтобы не видеть тело Тейлор, и доводит до лестницы.
– Что они с тобой сделали? – спрашиваю я. Перед глазами у меня до сих пор стоит нож.
– Ничего, – говорит она почти спокойно, но ее голос дрожит. На меня накатывает дурнота.
– Что они сделали после того, как ничего не сделали?
Риз не отвечает. Но, когда я открываю глаз, я вижу, что через дыры в ее ботинках сочится кровь. И каждый шаг она делает осторожно, как будто бережет одну ногу и старается этого не показывать. Как будто они что-то делали с ее ступнями.
Я стараюсь об этом не думать. Если я позволю себе задуматься, меня разорвет.
У лестницы мы останавливаемся, прислушиваясь к шуму внизу. Девочки в вестибюле закончили ругаться и баррикадируют двери. Директриса попыталась положить всему конец, но они не позволят ей этого сделать. И, хотя вслух мы этого не говорим, я знаю, о чем мы обе думаем. Где она сейчас? Может, девочки ее нашли? Или она поймает нас и снова запрет Риз? Я ее не интересую, но Риз знает остров так, словно она сама – Ракстер в человеческом обличии. Директриса не отпустит ее без боя.
Где-то внизу, в вестибюле, раздается треск, и кто-то вопит. До нас долетает панический гвалт. Еще один страшный удар. Звук тяжелый, как будто что-то огромное врезается в двери. Вдруг сквозь шум прорывается тот самый вибрирующий стон.
Медведь ломится внутрь. Под влиянием токс он не остановится, пока не получит то, за чем пришел.
– Идем, – говорит Риз. Мы сбегаем вниз, и я стараюсь не думать о том, что оставляю за собой дорожку из крови Тейлор. Сердце стучит в ушах, когда мы выскакиваем на полуэтаж. Внизу, в вестибюле, девочки бьются в истерике, Джулия выкрикивает приказы. Кто-то плачет, икая и по-рыбьи захватывая воздух ртом.
Мы спускаемся в вестибюль и окунаемся в хаос. Парадные двери сотрясаются под медвежьим натиском. Две девочки идут следом за нами со второго этажа, таща в четыре руки канцелярский шкаф. Несколько человек скорчилось у диванов, передвинутых к дверям.
– Гетти, – окликает меня Джулия, заметив нас. Она наблюдает за возведением баррикады. – Ты ее нашла.
Мы присоединяемся к ней, торопливо пропуская вперед девочек с канцелярским шкафом.
– Что тут творится? – спрашивает Риз. – Раньше он так не делал.
Джулия кивает.
– Должно быть, учуял запах. Кровь Гетти в кабинете музыки.
Моя повязка пропиталась кровью, но это ничто по сравнению с морем крови наверху.
– Черт! – произносит Риз. – Смотрите.
Проследив за ее взглядом, я вижу, что парадные двери покоробились. Новенький индустриальный замок с каждым ударом поддается все сильнее. Грохоча в такт сердцебиению, двери сотрясаются, упираясь в защелку.
– Назад, – говорит Джулия. И, когда двери в очередной раз дрожат на петлях, кричит снова: – Всем назад!
Замок вылетает, и двери распахиваются. Внутрь врываются холодный солнечный свет и поток воздуха. Костяные челюсти щелкают. Диван и стол разлетаются в стороны, как от взрыва, и двери срываются с петель, накрывая собой несколько человек. Крики, я слышу крики, а потом вижу исполинский силуэт, и от его рычания сотрясается небо.
– Южное крыло! – надсаживает горло Джулия. – Бегите в южное крыло!
Те, кто еще на ногах, срываются с места. Не в силах сдвинуться ни на дюйм, я вижу, как медведь высматривает Эмми, которая на четвереньках выползает из-под обломков, оставляя за собой кровавый след.
Это то немногое, что я могу сделать.
– Гетти, – зовет Риз. – Не надо.
Но я уже отталкиваю в сторону Кэт и перепрыгиваю через обломки одного из диванов.
– Эмми! – кричу я.
Медведь поднимает голову и находит меня своими гниющими глазами. Эмми подползает ко мне, задевая локтем мою голень. Я обхватываю ее здоровой рукой и рывком поднимаю на ноги.
– Беги, – говорю я. – Беги, а я за тобой.
– Скорее! – слышу я Риз. Я медленно отступаю, закрывая собой убегающую Эмми, но тут медведь щелкает челюстями, и во мне вспыхивает первобытный инстинкт. Я разворачиваюсь и несусь к южному крылу; адреналин очищает разум и окутывает меня прохладой, и я чувствую, что я – уже не я, а что-то большее. Риз ждет меня у входа в коридор. Они оставили двери открытыми.
– Давай, давай, – говорит она, и, прежде чем забежать в коридор, я бросаю последний взгляд за плечо. Медведь с интересом обнюхивает тело девочки, из глаза которой торчит деревянный обломок.
Риз заталкивает меня дальше по коридору, в толпу, и Джулия с Кэт захлопывают двустворчатые двери, отсекая южное крыло от остального здания. Девочки уже рассыпались по классным комнатам и административным помещениям и тащат в коридор столы, чтобы построить новую баррикаду.
Сколько еще мы продержимся? Сколько у нас времени, прежде чем падут и эти двери? Что будет тогда?
Двери коридора почти не заглушают сопение медведя и его зовущие стоны. Эмми скорчилась у стены, трогая разбитую губу и защипывая края раны на распоротой ладони. Вокруг нее раненые, голодные, одинокие и умирающие девочки. Это моя вина. Это я навлекла на нас весь этот кошмар.
– Выход есть? – спрашиваю я. – Директрисе ты не рассказала, но скажи мне, Риз. Отсюда можно сбежать?
Она долго смотрит на меня, а потом вздыхает.
– Думаю, да.
Она что, шутит? Я оттаскиваю ее подальше от остальных.
– Так какого хрена ты не воспользовалась им раньше?
– Сначала я думала, что выбраться за забор невозможно, – говорит она, отводя взгляд. – А потом у меня это получилось, но… остров – вся моя жизнь.
Я тяжело сглатываю и прогоняю из головы выплывающее из темноты лицо мистера Харкера, его пустые глаза и почерневшие зубы.
– А теперь что же?
Она пожимает плечами.
– Теперь ты меня попросила.
Глава 23
Никто не замечает, как мы отделяемся от толпы и, завернув за угол, направляемся к кухне. На кухне есть дверь – пожарный выход, которым никто не пользуется на случай, если пожарная сигнализация еще работает, но теперь беспокоиться об этом смысла нет.