Солнце поднялось выше, и магия пробуждающейся природы исчезла, горы приобрели свой обычный бело-голубой цвет.
Куайд тихо и торжественно сказал:
– Одному Богу известно, какое количество раз я смотрел на эти горы, но я никогда не видел ничего подобного. Есть вещи, которые человеку дано увидеть только раз в жизни. Похоже, мы наблюдали как раз такое.
Они вернулись в палатку и сели завтракать. Куайд вдруг показался Корри таким близким…
Озеро Беннет постепенно менялось. На прибрежных проталинах стали появляться фиолетовые крокусы. Однажды Корри увидела в небе стаю канадских гусей, которые возвращались из долгого зимнего изгнания на весеннюю теплую родину. На поверхности озера кое-где образовались промоины, а оставшийся лед, мягкий и хрупкий, был сплошь испещрен бороздками, похожими на те крохотные тоннели, которые прорывают в горе сказочные гномы.
Двадцать девятого мая лед тронулся. Это случилось внезапно в полдень, когда горячее солнце стояло высоко в голубом ясном небе.
Казалось, что сам Господь Бог творил это величественное, причудливое, волшебное действо. Лед вдруг сдвинулся и стал на глазах ломаться, как стекло: глыбы сверкающего хрусталя надвигались друг на друга и рассыпались в прах с диким скрежетом.
– Куайд! Силы небесные, я не верю своим глазам.
Корри машинально схватила его за руку. Грохот и лязг все возрастал. Казалось, огромный железнодорожный состав сходит с рельсов и валится под откос.
Куайд улыбался гордо и радостно, как будто сам устроил для Корри это незабываемое зрелище.
– Потрясающе, правда?
Корри с трудом могла его расслышать из-за чудовищного, все перекрывающего грохота. Куайд почти кричал.
– Говорят, что этот грохот слышен за пятнадцать миль. Вам еще предстоит увидеть, что будет на самом Юконе. Толщина речного льда достигает шести футов. Эти глыбы несутся вниз по течению с огромной скоростью, сшибая друг друга, и при столкновении разлетаются в кристаллическую пыль без остатка. Их можно сравнить со злыми великанами, которые идут по земле, вырывая с корнем деревья и разрушая все на своем пути.
– Это невероятно! Такая мощь!
– Вы увидите, какая это мощь, когда образуется затор. Тогда эти айсберги собьются в кучу и перекроют течение. Река выйдет из берегов и будет искать другие русла. Могут пройти дни, пока лед не растает или его не разобьет водой. Только тогда течение реки восстановится…
Они еще долго любовались ледоходом. Случалось, что льдины выбрасывало на берег. Тогда они сминали близко стоящие каркасы судов и рассыпались на миллион осколков.
Корри наконец нашла в себе силы вымолвить:
– Вот еще одно зрелище, которое, вероятно, мне дано увидеть только раз в жизни!
– Нет, Корри. Это повторяется каждый год. Вы можете хоть пятьдесят лет подряд любоваться им, если только захотите остаться здесь на такой долгий срок.
Куайд улыбнулся, и они вернулись в палатку счастливые и притихшие.
Это произошло однажды ночью, непредвиденно и закономерно, с молчаливого согласия их обоих.
Они ужинали при свечах. Куайду удалось подстрелить утку, и Корри приготовила ее с рисом. Она собиралась мыть посуду, когда вдруг заметила, что Куайд странно и пристально смотрит на нее. Корри бессознательно оправила голубой свитер, туго обтягивающий ее грудь. Голубой цвет очень шел ей, подчеркивая молочную бледность лица.
Куайд улыбнулся.
– Не удивительно, что этот парень тогда забрался к вам в палатку. Свежий воздух и моя стряпня пошли вам на пользу, Корри. Вы выглядите, как наливное яблочко, готовое упасть к кому-нибудь в корзину…
Корри смотрела на него, пораженная несоответствием между насмешливыми словами и странной дрожью в его голосе.
– Делия, не смотрите на меня так, а то я могу не сдержаться и сделать то, о чем буду потом жалеть. Диву даюсь, как мне до сих пор удавалось жить с вами в одной палатке и вести себя так, как будто я святой. Но я совсем не святой, Делия, и, думаю, пришло время вам узнать это.
– Куайд!
Металлическая тарелка, которую она держала в руках, выскользнула и задребезжала по полу. Их взгляды встретились, Корри не могла оторвать глаз от завораживающей, магической синевы.
– Молчите, Делия. Не говорите ничего. Только поцелуйте меня. Бог свидетель, я хотел этого очень долго.
Куайд обнял ее. Она ощутила его тепло, вдохнула чистый запах его тела. Его губы оказались мягкими, чувственными, осторожными. Постепенно его объятия становились все более властными, он ласкал ее так страстно, как будто хотел вложить в свои ласки всю силу истомившейся без любви души…
У Корри перехватило дыхание от настойчивого и требовательного поцелуя. Она почувствовала, с какой готовностью откликается ее тело на его близость. Ей страстно хотелось, чтобы это объятие длилось вечно, хотелось открыться навстречу ему, соединиться с ним…
– Любимая… любимая… я хочу быть еще ближе к тебе… совсем близко… ты нужна мне…
– Да, Куайд…
Их голоса слились в сладкий любовный шепот, в то время как Куайд раздевал ее медленно, осторожно, ласково. Сначала свитер, потом брюки, потом нижнее белье. Он покрывал поцелуями каждый вновь обнажившийся участок ее тела. Тепло его дыхания приводило Корри в сладостный трепет… Куайд сбросил с себя одежду и приник к горячему, возбужденному телу Корри, каждой своей клеткой ощущая его…
– Твоя грудь прекрасна, Делия. Я хочу целовать ее, любить ее…
Он коснулся языком сосков, сначала мягко, затем со все возрастающей страстью. Корри застонала от желания, по ее телу волнами расходилась чувственная нега. Она выгнула спину, теснее прижимаясь к его массивной груди и плоскому, мускулистому животу. Он целовал ее шею, грудь, живот, спускаясь все ниже, пока его губы не коснулись пушистого бугорка.
– Делия… О Господи, любимая…
Она снова выгнулась и застонала от разрывающего душу желания, а он все целовал ее, кончиком языка исследуя каждую ложбинку прекрасного устья.
Прерывисто дыша, она дотянулась до скипетра его страсти и направила его в себя. Куайд начал осторожными толчками продвигаться внутрь. Сладостная боль сосредоточилась в его лоне, так копит силы трепетный розовый бутон, готовый раскрыться. Она начала двигаться в такт ему, стараясь дать возможность войти в себя как можно глубже. Отбросив все приличия и теряя разум, она отдалась в его власть всецело, без остатка…
Правильно ли они поступают? Может ли так вести себя порядочная женщина? Ей было все равно. Корри знала только, что она и Куайд – теперь одно целое. Их соединила величественная и суровая природа Аляски. Они сами стали частью необузданной стихии: ревущей, освобожденной ото льда реки.
Его движения стали еще более энергичными. Она чувствовала, как волна жгучего наслаждения поднимает ее все выше и выше, на самую вершину страсти. Они слились в последнем мучительном и блаженном содрогании, ее исступленный крик покрыл стоны Куайда…
Потом они заснули, завернувшись в одно одеяло, около остывшей печки. Их все еще разгоряченные тела сплелись умиротворенно и нежно. Все это было так непохоже на то, что она испытала с Эвери. Даже в мечтах она не могла вообразить, что можно достичь такого совершенного утоления страсти. Всю оставшуюся жизнь она готова провести в этих объятиях. Большего счастья ей не надо.
Уже засыпая, Куайд пробормотал:
– Я же говорил тебе, что я не святой. Ты простишь меня?
Она только вздохнула, поцеловала его и уткнулась ему в плечо. Прощать было нечего.
Глава 19
Ли Хуа вовсе не была в Сан-Франциско, как думала Корри. Она все еще находилась в Дайе, в отеле «Клондайк», где безуспешно старалась прийти в себя после жесточайшей дизентерии, которой заболела еще по дороге сюда.
Доктор Себастьян нашел двух эскимосов, чтобы перевезти девушку в Дайю из походного госпиталя на Пастушьей Стоянке. Когда Ли Хуа попыталась дать ему денег, он решительно отказался.
– Но я не могу вам позволить платить за меня. Я должна сама…
Доктор взглянул на нее теплыми карими глазами, и, казалось, на мгновение между ними установилась какая-то невидимая связь, тонкая и легкая, как паутина, но тут же исчезла.
– Я не возьму ваших денег. Вам нужно перебраться отсюда в Дайю, а передвигаться самостоятельно вы не можете. Я это делаю не для вас, а для себя, чтобы моя совесть была чиста.
– Но я сильная, я могу…
Доктор улыбнулся.
– Я уверен в том, что вы сильная. Но ходить с гипсом на ноге невозможно. С другой стороны, вам нельзя здесь оставаться. Своей жене, например, я бы этого не позволил. Вам тоже не позволю.
– Своей жене?
Ли Хуа, к своему удивлению, расстроилась. Она не представляла себе, что у доктора может быть жена. Особенно было трудно в это поверить сейчас, когда он был так заботлив, смотрел на нее нежно и притворялся сердитым.
– Когда-то у меня была жена. Но потом оказалось, что она с трудом переносит мою постоянную занятость и предпочитает иметь мужа, которого деньги интересовали бы больше, чем необходимость помогать людям.
– Так вы хотите сказать, что…
– Вам нужно перебираться в Дайю. Я дам вам письмо к владельцу отеля «Клондайк». Однажды он подавился бифштексом из оленины и чуть было не умер от удушья. Хорошо, я оказался рядом. С тех пор он помнит эту услугу, я тоже.
Ли Хуа была не в силах отказаться от такого предложения. Она сделала так, как велел доктор Себастьян: взяла письмо, добралась до Дайи и обратилась к хозяину «Клондайка». Рекомендация доктора оказалась дороже золота. Ей дали прекрасную комнату всего за пятьдесят центов в день. Еда не входила в стоимость жилья.
Ли Хуа заболела дизентерией на Дайской тропе. Она была вынуждена позорно часто просить эскимосов останавливаться и относить ее на руках в сторону от дороги, где можно было облегчиться. Они выполняли ее просьбы стоически, с непроницаемыми лицами, но Ли Хуа не переставала от этого чувствовать себя подавленной.
И когда наконец она оказалась в маленькой комнатке с узкой складной кроватью и вбитыми в стену гвоздями для одежды, она бросилась на кровать и заплакала от счастья.