– Ну конечно, вы не виноваты. Будем надеяться, все обойдется. Только запомните на будущее, что воду надо кипятить, ладно?
Он осмотрел девочку, потом потянулся к своему потрепанному и поцарапанному чемоданчику, который, казалось, вместе со своим хозяином пострадал при падении в воду на речном перекате, и достал из него флакон с белой жидкостью.
– Мне нужна чайная ложка н немного кипяченой воды. Сейчас мы дадим ей вот это, и жар начнет спадать. Девочка будет сильно потеть, надо будет часто менять пеленки. Я думаю, что это не тиф, а тяжелый случай дизентерии. Ее организм сильно обезвожен, но я уверен, нам удастся ее вылечить.
Милли облегченно вздохнула:
– Слава Богу!
– Рано благодарить Бога. У нас еще впереди длинная, тяжелая ночь.
Сам доктор принимал активное участие в уходе за девочкой. Его большие, сильные руки на удивление умело и ловко справлялись с пеленками. Заметив любопытный взгляд Милли и недоуменное выражение лица Корри, он счел нужным пояснить:
– У меня у самого была дочка. Она умерла в младенчестве. Это случилось прежде, чем от меня ушла жена.
Милли смутилась, а Корри пробормотала слова извинения.
– Извиняться не за что. Что прошло, то прошло. Кстати, я вчера видел вашу подругу здесь, в Доусоне.
– Кого?
– Ну вашу подругу. Девушку со сломанной ногой. Ли Хуа, так, кажется, ее зовут?
От неожиданности у Корри перехватило дыхание, и она медленно опустилась на стул, стоявший подле кроватки Альберты.
– Вы сказали – Ли Хуа?
Он кивнул.
– Но она не может быть в Доусоне! Она уехала домой, в Сан-Франциско!
– Выходит, никуда она не уехала. Она здесь и по-прежнему передвигается на костылях.
Он печально посмотрел на свое колено.
– Так что теперь мы под стать друг другу.
Ли Хуа в Доусоне! Корри не могла поверить своим ушам.
– Но почему она здесь? Я ничего не понимаю!
– Я тоже. Но факт остается фактом.
Что-то в голосе доктора подсказало Корри, что он не хочет больше говорить на эту тему. Она заметила его смущение и решила, что Ли Хуа наверняка покорила сердце молодого человека.
– Вскипятите, пожалуйста, еще воды. Процедите ее через марлю и охладите.
Медленно тянулись часы. В конце концов Милли не выдержала, рухнула на соседнюю кровать и провалилась в тяжелый, беспокойный сон. Лицо Корри стало серым, глаза слипались. Доктор ласково взглянул на нее и сказал:
– Вам лучше тоже пойти и лечь спать.
– Нет, я не хочу.
– Вы очень устали. Идите, идите, я справлюсь без вас. Бог свидетель, мне не привыкать.
К утру у Альберты совсем пропал жар. Она выпила две чашки воды и, ко всеобщей радости, съела кусочек пирога. Расстройство кишечника прошло.
Милли не помнила себя от счастья. Она пихала в руку доктора деньги, от которых тот отказывался, плакала и без остановки повторяла:
– Что бы мы без вас делали! Вы спасли ее, доктор Себастьян! Это чудо, настоящее чудо!
Доктор чувствовал себя неловко и смущенно произнес:
– Ну какое же это чудо? Дети выносливы и жизнестойки, как маленькие зверушки. Ваша дочка – не исключение. Бьюсь об заклад, что не пройдет и дня, как она снова начнет ползать по полу и озорничать.
– Дай-то Бог! – взмолилась Милли.
– Единственное, о чем я вас прошу, не забывайте кипятить воду, чаще мойте руки и обязательно убивайте мух, чтобы они не садились на продукты и посуду, из которой вы едите. Вы же знаете, что по городу гуляет тиф, а вам, женщинам, сам Бог велел быть чистоплотными и аккуратными. Другое дело – мужчины. Многие из них поплатятся за то, что совсем опустились и не следят за собой. К тому же у них есть дурная привычка пить из одной общей кружки. Я видел, как в кабаках пускают такую кружку по кругу и все друг за другом отпивают из нее по глотку, причем половина из них разворачивают ее ручкой к себе, наивно полагая, что в этом месте она чище.
Доктор Себастьян заковылял к выходу.
– Я собираюсь какое-то время пробыть в Доусоне. Надеюсь, что мы еще увидимся – и при более благоприятных обстоятельствах, Бог даст.
Остаток дня Корри и Милли провели, дежуря попеременно у кроватки Альберты и давая друг другу возможность немного вздремнуть. Ранним вечером, когда Корри проснулась, чтобы сменить Милли, она увидела, что та перестирала все пеленки и развесила их у печки, чтобы быстрее высохли. Улыбаясь, Милли сообщила ей, что намерена пойти в магазин и купить шампанского. Через двадцать минут она вернулась с двумя бутылками и весело заявила:
– Наверное, это очень глупо и неприлично, когда две порядочные женщины собираются выпить такое количество вина; Но у нас есть повод для праздника. Альберта – это все, что у меня есть в жизни. Корри, ведь мне за тридцать, и если учесть, что я далеко не красавица, то у меня больше не будет мужа, а значит, и ребенка. И вот теперь Альберта спасена, она поправляется. Это счастье, Корри. И это надо отметить. Ты ведь выпьешь со мной за ее здоровье?
Милли рассматривала этикетку на бутылке.
– Я не знала, какое купить. Мне посоветовали это. Будем надеяться, что хорошее.
Корри горячо откликнулась на ее слова.
– Конечно, я выпью с тобой! Но Милли, ты совсем не знаешь себя, если так говоришь! Ты очень красивая и добрая! Любой мужчина будет счастлив назвать тебя своей женой!
– Сомневаюсь.
Тем не менее лицо Милли просветлело, она воодушевилась еще больше и стала собирать на стол.
– Знаешь, Корри, я никогда не открывала вино. А ты? Вряд ли у меня хорошо получится, но я постараюсь. Нельзя же сидеть сложа руки в такой счастливый день.
Альберта сладко посапывала во сне, а Корри и Милли тем временем ковыряли ножом бутылочную пробку. Наконец она поддалась, причем четверть содержимого вылилась на пол. Они рассмеялись, разлили остатки шампанского по кружкам и попробовали. Милли была изумлена.
– Пузырьки! От них так щекотно в горле!
Корри никогда раньше не видела Милли такой жизнерадостной и беспечной. Веселье кипело в ней и выплескивалось наружу, как игристое вино из бутылки. Неужели в молодости, прежде чем она вышла замуж и овдовела, прежде чем ее руки изуродовала непосильно тяжелая работа, Милли была такой прекрасной?
Альберта перевернулась на животик и безмятежно разметалась по кроватке. Тем временем Корри и Милли допили первую бутылку и незаметно для себя приступили ко второй.
Допивая очередную кружку шампанского, Корри почувствовала, что уже сильно пьяна. Комната кружилась у нее перед глазами. Корри совершенно расслабилась, ее голова отяжелела, мысли смешались. При этом она впервые с тех пор, как оказалась в Доусоне, чувствовала прилив оптимизма. Наверняка ее ожидание вот-вот закончится. Эвери скоро пришлет письмо или приедет сам, может, даже завтра. Скоро у нее будет муж, а через несколько месяцев и ребенок. Но тут Корри вспомнила о Куайде, и ее мысли помрачнели так внезапно, как темнеет юконское солнце в тени набежавшего облака. Она вспомнила его ласковые руки, неумолимо удаляющуюся фигуру…
Корри решительно опустошила кружку. Она как бы со стороны слышала, что уже давно о чем-то говорит с Милли, но смысла произносимых слов не понимала. Потом они убрали со стола, выпили по последнему глотку шампанского и отправились спать.
Была уже глубокая ночь, когда порыв ветра из открытого окна слишком сильно качнул сохнущие пеленки. Та, что висела ближе всего к печке, стала тлеть. И вскоре вспыхнула.
Корри снилось, что она на борту «Алки» и как-то так получилось, что рядом с ней Куайд. Они вдвоем стоят у борта и любуются туманной, мглистой красотой канала Линн. И Куайд говорит ей:
– Это моя сестра Ила. Она в брошке. Там ее дух, или призрак, как тебе больше нравится. Она там. Когда я беру в руки брошь, ее лицо оживает. Она смотрит на меня, Корри, иногда я даже слышу, как она стонет. Такие тихие, жалобные стоны. Это самое страшное…
Корри стиснула зубы во сне и заметалась на кровати, стараясь вырваться из власти слов Куайда. Нет, призрак девушки не может являться в камне и металле. Это какая-то ерунда!
Корри удалось отогнать этот кошмар. Но Куайд не исчез из ее сна. Теперь они были вдвоем в палатке, их обнаженные тела слились в одно целое. «Делия, любовь моя, Делия».
Корри вжалась в огромное, сильное тело, нежность его рук и ласковый шепот успокаивали ее, приводили в состояние блаженного забвения времени, пространства, самой себя…
Вдруг все исчезло, в мгновение ока рассыпалось в прах. Корри отчаянно пыталась освободиться от сна и вернуться в явь. Что-то не так! Что-то неладно!
Она заставила себя открыть глаза, горло сдавило от удушья. Дым. Он забивался в легкие, слепил и вызывал дурноту.
– Милли! Милли!
Корри не успела до конца проснуться и нетвердо держалась на ногах, кроме того, вчерашнее шампанское давало о себе знать. Шатаясь и ничего не видя от дыма, она бросилась в большую комнату, где спали Милли и Альберта.
Корри застыла в дверях. Печка была объята пламенем, все до единой пеленки ярко полыхали, а одна из них упала на сундучок, в котором Милли хранила деньги, документы, письма, старые журналы и прочие бумаги.
– Милли! Проснись!
– Что случилось? – Милли села на кровати и закашлялась.
– Мы горим! О Господи, Милли!
Корри подскочила к ней и, не зная, как привести ее в чувство, сильно ударила по щеке. Потом она схватила ее за руку и стащила тяжелое, расслабленное тело на пол. Милли упала, но не поднялась, а продолжала лежать, задыхаясь от кашля.
– Милли, вставай! Пожар!
Корри, отчаявшись, снова ударила ее. Милли застонала и попыталась подняться на ноги.
– Берти…
Корри и не подозревала, что умеет так быстро передвигаться. Она метнулась к детской кроватке, мгновенно завернула Альберту в одеяло, подлетела к Милли и, одной рукой держа девочку, другой схватила ее мать и стала тянуть к выходу. Милли, тяжело дыша, бормотала:
– О Господи! Слава Богу, что ты спасла Берти! Слава Богу! Но Корри! Как же деньги! Они остались в сундуке. Все наши деньги!