Я влюблена, забавно. Вблизи этого не видно. Оно слишком массивно.
Только когда ты оказываешься в самолете, летящем за пять тысяч миль отсюда, вырисовывается общая картина, и ты понимаешь, что человек, которого ты оставляешь позади, — это тот, без кого ты не можешь жить.
Ты понимаешь это, потому что миля за милей твое сердце чувствует, что его раздавливают, желудок скручивается в узлы, и все клетки твоего тела выкрикивают его имя во всю мощь своих маленьких клеточных легких.
Боль разлуки невыносима.
Ты чувствуешь себя так, словно вот-вот умрешь.
Ты хочешь умереть, если это означает, что ты больше никогда его не увидишь.
И гнев. О боже! Гнев на то, что именно он вынудил нас расстаться в первую очередь. На него с его глупыми принципами и чрезмерно развитой склонностью к самопожертвованию.
Если бы он только знал, что этим расставанием убьет меня, а не спасет, возможно, он бы дважды подумал.
Как только я увижу его снова, я надеру его большую бородатую задницу.
Осторожный стук в дверь выводит меня из задумчивости. Я нахожусь в одной из спален в этом новом доме Слоан и Деклана, на деревянном полу остаются бороздки от моих шагов.
В моем мозгу крутится канавка, снова и снова прокручивая в голове все, что сказал мне Мал перед нашим отъездом в город.
Он знал, что я буду настаивать на том, чтобы поехать с ним. Он также знал, что я буду настаивать на том, чтобы не оставаться в грузовике перед магазином. Он мог точно предсказать, что я буду делать на каждом шагу, и теперь я злюсь на себя за то, что это было так чертовски очевидно.
Я больше зла на него за то, что он не рассказал мне, что случилось с Паханом.
Что было такого ужасного, что ему пришлось отослать меня прочь?
—Войдите.
Слоан открывает дверь, заходит внутрь и закрывает ее за собой. Она прислоняется к двери, глядя на меня, пока я продолжаю расхаживать взад-вперед в изножье кровати.
—Привет, Смоллс.
—Голливуд.
—Ты выглядишь ... по-другому.
—Это контактные линзы.
—Это не они.
—Правда? С этого мы и начнем? С моей внешности?
Она вскидывает руки в воздух. — С чего я должна начать?
Я останавливаюсь и смотрю на нее. Темные круги залегли во впадинах у нее под глазами. Ее волосы прямые и растрепанные. Я никогда раньше не видела, чтобы она выглядела менее чем идеально ухоженной. Даже когда ей было пятнадцать лет и она носила черный ирокез, он был искусно сделан гелем.
То, что она, очевидно, ужасно беспокоилась обо мне, растопляет часть льда на верхушке айсберга, который я испытываю к ней.
Более мягким голосом я говорю: — Я в порядке. Мал очень хорошо заботилась обо мне. И спасибо тебе за то, что послала Паука спасти меня, хотя я и не нуждалась в спасении.
Она мгновение молча рассматривает меня, затем бормочет: — Нет, ты не выглядишь так, как будто понимаешь.
Мы смотрим друг на друга через всю комнату, пока она не говорит: — У тебя нет почки?
Я киваю. — И селезенки.
Она шепчет: — Иисусе.
— Да, получить пулю — это море смеха.
Она проводит рукой по лицу, вздыхая. — Паук в ужасе от этого.
—Ему и не нужно быть таким. За исключением дурацкого шрама как от удара молнии и случайных кошмаров, я в порядке.
—Шрам от удара молнии?
Я поднимаю футболку и оттягиваю пояс брюк. Глаза Слоан расширяются. Ее лицо бледнеет. Она прикрывает рот рукой и смотрит на мой живот, как будто пытается не блевануть.
Вспоминая, как Мал описывал это, я бормочу: — Неплохо все зажило.
—О, боже мой, Райли.
Опускаю футболку и машу рукой. — Это выглядит хуже, чем было. Это ложь, но, похоже, в данный момент она не в состоянии вынести правду, поэтому я продолжаю врать.
Чувствуя себя зверем в клетке, я снова начинаю расхаживать по комнате.
—Итак ... этот Малек.
—Не произноси его имя так, будто оно невкусное.
— Мне очень жаль, просто все, что я слышала за последние три месяца, это то, какой он монстр и что за…
—Подожди. Три месяца? Меня разве столько не было.
—Да, именно столько тебя и не было.
Я на минуту задумываюсь, пытаясь составить расписание. — Какой сейчас месяц?
—Июнь. Сегодня восемнадцатое июня.
—Срань господня.
—Да.
—И Паук все это время был в Москве?
Она делает паузу на мгновение. — Против желания Деклана, да.
—Что ты имеешь в виду?
—Я имею в виду, что Деклан запретил ему ехать. Паук все равно уехал.
Если Паук пошел против приказа своего босса, это может означать только одно: Мал был прав насчет его чувств ко мне.
Это гигантская проблема.
Я прекращаю расхаживать по комнате и сажусь на край кровати, уронив голову на руки. Слоан подходит и садится рядом со мной. Она легко кладет руку мне на спину. Мы остаемся в таком состоянии некоторое время, пока до меня кое-что не доходит.
—Что ты имели в виду, говоря о Стокгольмском синдроме?
Она прочищает горло. Затем смеется тихим, смущенным смешком. — Деклан похитил меня. Вот так мы и полюбили друг друга.
Потрясенная, я сажусь и смотрю на нее. — Не может этого быть.
—Клянусь богом.
—Серьезно?
—Да.
— Я бы снова сказал святое дерьмо, но это было бы излишне.
—Я знаю. Это удивительно странно.
После минуты, потраченной на перестройку моего мозга, я хихикаю. — Посмотри на это с другой стороны. У нас наконец-то есть что-то общее.
Когда ее глаза наполняются слезами, я прихожу в ужас. — Клянусь, я сказала это не для того, чтобы обидеть.
—Я знаю. Она шмыгает носом, глядя вниз. — Но это правда. И в течение последних нескольких месяцев я распинала себя за то, что подвела тебя как старшая сестра.
Боже, это королева драмы. Я тяжело вздыхаю. — Чувиха. Единственный раз, когда ты подвела меня, это когда ты увела моего парня.
Она вскидывает голову и смотрит на меня. — Что? Я ничего подобного не делала!
—Да, ты это сделала.
—Нет, я этого не делала!
Я усмехаюсь. — Я не знаю, какую ревизионистскую историю ты создала в своей голове, сестренка, но ты определенно это сделала.
Возмущенная, она вскакивает с кровати и свирепо смотрит на меня. — Кто? Когда?
—Серьезно? Ты действительно хочешь заняться этим сейчас?
—Да! Прямо сейчас, блядь! Начинай говорить!
Хорошо, вот та Слоун, которую я знаю. Властная, импульсивная, уверенная в себе Слоун, которая когда-то всерьез подумывала о том, чтобы вытатуировать слова – Киска рулит над своей пизденкой.
В некотором смысле, я испытываю облегчение. Эта другая плакса Слоан пугает меня.
—Крис. Вечеринка в честь моего двадцать первого дня рождения.
Она думает, нахмурившись. — Вечеринка в честь твоего двадцать первого дня рождения была в том клубе в Сан-Франциско. Крис был тем высоким парнем, с которым ты встречалась, и у которого были такие странные ленивые глаза.
Я грустно говорю: — Я вижу, теперь ты все вспоминаешь.
—Я никогда не встречалась с этим парнем.
Я теряю самообладание и рявкаю на нее. — Черт возьми, Слоан, ты сказала мне, что встречаешься с ним!
Она складывает руки на груди и смотрит на меня свысока. — Чушь собачья. Ты, должно быть, была под кайфом в то время.
—Э-э, нет, я разговаривала с тобой по телефону после того, как услышала от своей подруги, что ей показалось, что она видела вас двоих вместе. Ты это признала.
—Это смешно! Я бы никогда не стала встречаться с парнем с ленивым взглядом!
—Чувиха, меня действительно не интересуют твои приоритеты.
Игнорируя это, она настаивает: — Ты хоть представляешь, со сколькими парнями по имени Крис я встречалась?
Я бормочу: — Полагаю, это число исчисляется тысячами.
—Точно! Господи Иисусе, Райли, я бы никогда так с тобой не поступила! Никогда!
Мы пристально смотрим друг на друга, пока ее лицо не морщится. — Ты мне не веришь.
Я предупреждаю: — Не смей плакать, чертова слабачка. Это я должна здесь реветь, а не ты.
Она закусывает губу и часто моргает. Мне хочется вскочить и ударить ее. Меня отвлекает стук в дверь.
—Могу я войти?
Это Деклан. Мое сердцебиение учащается. Я вскакиваю с кровати и рывком открываю дверь, чтобы обнаружить его стоящим там с выражением боли на лице, как будто у него запор.
—Ты организовал перелет? Когда я вылетаю?
Он бросает взгляд на Слоан. Когда он снова смотрит на меня, он говорит: — Мне нужно тебе кое-что сказать, девочка. Тебе следует присесть для этого.
Я отмахиваюсь от него. — Я лучше думаю на ногах. Просто скажи мне, что происходит.
Он снова бросает взгляд на Слоан. Это заставляет меня нервничать.
—Что?
—Вы двое так похожи.
Черт, только не эта заезженная пластинка снова. — Да, я продолжаю слушать. Что происходит?
—Могу я войти?
Я отступаю в сторону и впускаю его в комнату. Он направляется прямо к Слоан и обнимает ее и целует, затем проводит большим пальцем по ее щеке, нежно глядя на нее сверху вниз. Похоже, он вот-вот начнет извергать стихи.
Я вскидываю руки в воздух. — Теперь в любой день!
Он поворачивается ко мне со Слоан под мышкой. — Ты хочешь сначала хорошие новости или плохие?
Я смотрю на Слоан. — Он что, не знает, что его жизнь в опасности?
Она обнимает его за талию и пристально смотрит на него снизу вверх. — Тебе, наверное, стоит сразу перейти к делу, милый. Ты мне больше нравишься без следов от ножевых ранений по всему телу.
Он пожимает плечами. — Хорошо, если ты настаиваешь. Малек — новый глава Русской Братвы.
От этого у меня перехватывает дыхание.
Итак, вот оно. Причина, по которой Мал хотел, чтобы я уехала из России.
Я вспоминаю его гипотетический вопрос о том, чтобы держать что-то ценное при себе, хотя это было бы опасно, и жалею, что не огрела его сковородой по голове, чтобы заставить заговорить со мной.
Ошибка, которую я никогда больше не повторю.