Я могла бы начать с Москвы, поискать высокое стеклянное здание, в котором находилась квартира Мала, но сомневаюсь, что узнала бы его. Я видела его только один раз, посреди ночи. И Москва тоже огромная. Я не водила машину, поэтому не знаю, какое здание находится рядом. И я не могла никого спросить, потому что не говорю на этом языке.
И любой, кто поможет мне добраться туда, будет рисковать своей жизнью.
Мне каждую ночь снятся кошмары. Я не могу проснуться от них. Или, может быть, я не хочу просыпаться, потому что они такие яркие и включают Мала.
Это всегда одно и то же. Его лицо, удаляющееся в окне фургона, когда Паук уносил меня от него. Его страдальческое выражение.
Его красивые, затравленные глаза.
Я прохожу почти все пять стадий горя, за исключением того, что никогда не прихожу к принятию. Я просто начинаю все сначала с отрицания, провожу много времени в гневе, затем торгуюсь и, наконец, впадаю в депрессию, в которой барахтаюсь до тех пор, пока снова не разозлюсь.
Меня от этого тошнит. Буквально тошнит.
По крайней мере, раз в день меня тошнит.
Паук исчезает. Деклан туманно намекает на то, что ему нужен выходной, и я не спрашиваю подробностей.
Опять ничего.
Проходит еще неделя. И еще одна. Июнь сменяется июлем. Слоан спрашивает, не хочу ли я вернуться в Сан-Франциско, потому что они оплатили аренду моей квартиры, пока меня не было, но я отвечаю "нет". Сейчас это не мой дом.
Мой дом — это хижина в лесу с мужчиной, который предпочел бы видеть меня в объятиях своего врага, чем держать с собой, если бы это означало, что я буду в безопасности.
Боже, как я ненавижу его за это.
Рыцарство — это чушь собачья.
Затем Судьба решает подбросить мне кривой мяч.
—Ты дерьмово выглядишь.
— Спасибо за это, — говорю я сухо. – Твоя поддержка всегда так полезна.
— Нет, я серьезно, — говорит Слоун, наблюдая за мной через кухонный стол. —Ты выглядишь нездоровой, Смоллс. У тебя нехороший цвет лица. Тебя постоянно тошнит. И я думаю, что ты похудела с тех пор, как приехала сюда.
Я ковыряю вилкой блинчики на тарелке передо мной. Приторно-сладкий запах кленового сиропа заставляет мой желудок перевернуться. — Наверное, это опухоль.
Проявляя большую терпимость, она воздерживается от того, чтобы ударить меня. — Это не опухоль.
—Тогда это болезнь Лайма. Жуки всегда находили меня вкусной.
—Ты можешь быть серьезным хоть секунду? Я действительно беспокоюсь за тебя.
Когда я поднимаю взгляд, то обнаруживаю, что она наблюдает за мной с беспокойством в глазах. Вздыхая, я говорю: — Я в порядке. Клянусь мизинцем. Это просто ... ты знаешь. Я делаю неопределенный жест, чтобы охватить общую хуйню моей жизни. —Ситуация.
Когда она морщится, я говорю небрежно: — Я не беременна, если это то, о чем ты думаешь.
—Откуда ты знаешь?
—Я вколола противозачаточный укол.
Только когда она прищуривается, глядя на меня, мое сердце замирает.
Подождите. Как давно у меня была я это сделала?
Проглатывая кислый привкус желчи, подступающий к горлу, я начинаю лихорадочно подсчитывать даты в уме.
Я была с Малом три месяца. Прошло три недели с тех пор, как я вернулась.
За сколько до того, как я поехал в Россию, я сделала его?
Мой мозг, который в последнее время был мне совершенно бесполезен, бодро выдает точный ответ: за шесть недель.
Это было за неделю до Дня Святого Валентина, а значит, укол должен был действовать примерно до начала или середины мая.
Я была с Малом до середины июня.
Сейчас вторая неделя июля.
И у меня еще не было месячных.
О, черт.
Слоун резко спрашивает: — Райли?
—Ага. Избегая ее взгляда, я смотрю на свои блинчики так, словно в сиропе находятся выигрышные номера лотереи. О, черт, о, черт, о, черт.
—Значит, ты подстраховалась?
—Ага. Мне пора на очередной укол, но, учитывая, что я не буду заниматься сексом ни с кем, кроме себя, всю оставшуюся жизнь, я могу не беспокоиться.
Дерьмовая писулька. Долбоеб Камбаббл!
Она выдыхает. — В любом случае, мы должны отвезти тебя к врачу на обследование. Это ненормально.
—Я в порядке. Все нормально. Это просто депрессия, вот и все.
После минутного молчания она встает, обходит стол и обнимает меня.
— Все будет хорошо, — шепчет она. —Не забывай, что я люблю тебя.
Эта сука пытается меня убить. Она никогда раньше не говорила мне, что любит меня. Насколько я помню, ни разу за всю нашу жизнь.
Мой голос срывается, когда я повторяю это.
Затем меня накрывает горячая волна тошноты. Я бегу к кухонной раковине, и меня рвет.
Тяжело дыша, со слезящимися глазами, склонившись над раковиной и уставившись на содержимое своего желудка, я задаюсь вопросом, как, черт возьми, я собираюсь пронести тест на беременность в это безопасное место.
Как оказалось, мне и не нужно. Роясь в ящике в ванной Слоан, я нахожу три нераспечатанные коробки с тестами на беременность в поисках бутылочки шампуня.
Для уточнения новостей требуется только один из них.
Мое сердце бешено колотится, я смотрю на две маленькие розовые линии в окошке на белой пластиковой палочке и шепчу: — Твой папочка придурок, детка.
Тогда я делаю единственную разумную вещь, которая мне остается.
Я громко плачу.
47
Райли
Я провела остаток того дня как в тумане. Я ложусь в постель, натягиваю одеяло на голову и пытаюсь ясно обдумать, что мне делать дальше.
Это бесполезно. Мой мозг сломан.
Чтобы соответствовать другому сломанному органу в моей груди.
Теперь у Мала появится еще одна причина не подпускать меня. Еще более веская причина. На карту поставлена не только моя безопасность.
У меня на борту малыш-гангстер.
И если Мал настолько заботлив, что держит меня на расстоянии вытянутой руки ради моей же безопасности, я могу точно представить, каким психом он был бы, если бы узнал, что я беременна.
Он, вероятно, переехал бы на другую планету. Он открыл бы свою лавочку на Меркурии и оттуда руководил Русской Братвой.
Я вообще не сплю этой ночью. На следующее утро я решила, что мне просто нужно ставить одну ногу перед другой и сначала разобраться с самой очевидной вещью.
Я должна сказать своей сестре, что беременна от убийцы, который поклялся отомстить мужчине, которого она любит, за убийство его брата.
Иисус на крекере. С чего начать этот разговор?
Как оказалось, не с чего, потому что у Слоан есть свои важные новости, которыми она хочет поделиться.
Она стучит в мою дверь и просовывает голову, когда я не отвечаю.
—Ты не спишь?
Из-под одеяла я выдыхаю свинцовый воздух. – Та, с яркими глазами и пушистым хвостом. Заходи.
Матрас прогибается под ее весом. Одеяло сползает мне на лицо, потому что она стягивает его.
—Доброе утро, Маленькая мисс Солнышко.
—Фу. Не улыбайся так. Люди подумают, что ты лидер культа.
—Не будь раздражительной. Мне нужно тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты была этому рада.
—Подожди, дай я угадаю. Я разглядываю ее волнующую мегаваттную улыбку. — В Bergdorf's огромная распродажа.
Вместо ответа она поднимает левую руку. На ее безымянном пальце сверкает кусочек льда, который мог бы служить детским катком.
Я ахаю, приподнимаясь на локтях. — Это кольцо! —воскликнула я.
—Так и есть!
—Наконец-то ты сказал "да"!
—Я сделала это!
—Вы официально помолвлены!
—Я знаю! Разве это не потрясающе?
Мой голос прерывается, глаза слезятся, я с энтузиазмом киваю.
— О, черт, — говорит она, широко раскрыв глаза. — Я такая идиотка.
—Нет, это не так. Я так р-рада за тебя! Затем я начинаю плакать, потому что это моя новая настройка по умолчанию.
Я виню во всем гормоны.
Она хватает меня и обнимает так крепко, что у меня перехватывает дыхание.
—Боже, как я вовремя. У меня всегда было все в ужасное время! Ты можешь ударить меня по лицу, если тебе от этого станет лучше.
Я обдумываю это мгновение, но отбрасываю идею в сторону. Я не могу бросаться с кулаками в тетю моего ребенка. Между всеми враждующими группировками мафии у нас будет достаточно семейных разборок.
—Нет, я рада, что ты мне рассказала. Я отстраняюсь, вытирая глаза. — Я очень, очень рада за вас, ребята. Вы уже назначили дату?
—Послезавтра.
Это заставляет меня удивленно моргнуть. — О. Вау. Сarpe diem.
—Именно. Пока тебя не было, я поняла, что жизнь коротка и полна случайного дерьма. Мы должны хвататься за хорошее, пока можем его схватить.
—Подожди, ты же знаешь, что carpe diem означает — "лови момент", верно?
— Нет, это — "хватайся за хорошее". Я знаю парня, у которого это вытатуировано на предплечье. Он мне это объяснил.
—Угу. И этот доктор философии имел хоть малейшее представление о том, что у него на коже была написана латинская фраза, заимствованная из одиннадцатой оды Горация, или он просто думал, что это классный Instagram-мем?
Она вздыхает. — Ты могла бы довести человека до инсульта.
—Неудивительно, что люди продолжают говорить мне, что мы так похожи. Вернемся к твоей свадьбе. Где она будет проходить?
—Старая Северная церковь. Это домашний приход Деклана.
Я нахожу интересным, что глава Ирландской мафии ходит в церковь, но я предполагаю, что ему, вероятно, предстоит много исповедоваться. — Папа приедет?
По ее лицу пробегает тень. — Я его не приглашала. И прежде чем ты спросишь почему, мне нужно рассказать тебе историю, но я в слишком хорошем настроении, чтобы обсуждать ее сейчас.
Я знаю, что они не были близки с тех пор, как она была подростком, и что она и наша мачеха никогда не ладили, но похоже, что все гораздо хуже.
Лучше оставить это в покое, пока ей не захочется поговорить об этом.
—Хорошо, следующий вопрос. Нат?
— Она будет с...