Мы уже въехали на территорию базы.
Колонна сразу зарулила к складам. Там мы разгрузили бочонки. Митрич сдавал, сверяясь с записями в блокнотике, кладовщик (здесь его называли каптенармус) проверял и вносил приход в амбарную тетрадь.
Насколько я понял, учёт вёлся двойной. Общий: что именно и какое количество поступило. И поимённый: кто и сколько добыл. Причём вписали даже вновь прибывших. Кому не придумали прозвища, тех по фамилиям. Меня/Мишеньку обозначили как Бесноватого.
Когда закончили, Митрич, при участии Дергача с Горглым, построил всех в колонну по три и повёл к «концлагерю». Удивительно, но охранять нас никто не остался. Охотнички во главе с Добрушем ушли ещё до начала разгрузки. Странное поведение. Получается, трудяги предоставлены сами себе? Или что?
Похоже, не одного меня удивила подобная безалаберность.
— Бать, а чего конвойных убрали? — спросил мичман Трофимов. — Не боятся, что убежим?
— А куда ты отсюда денесся? — усмехнулся тот. — Да и потом, глаза-то разуй. Вон, вон, и вон. Тебе мало?
Дед сопровождал свои слова жестами, поочерёдно ткнув пальцем в патрульных на стене, стрелков на вышках и бронеход у ворот.
— Да нет, хватает, — поморщился мичман, озадаченно почесав висок.
— Вот то-то. И добрый тебе совет. Дурные думки из своей бестолковки выкинь, дольше проживёшь. И остальным спокойне́й будет, — наставительно проскрипел Митрич.
На том разговор оборвался. До колючей ограды дошли в задумчивой тишине. Митрич, просунув руку сквозь проволоку, откинул крючок, запустил всех и зашёл сам. Здешние старожилы сразу направились к бане. А новенькие беспокойно осматривались и топтались в нерешительности, не зная, что делать.
Мишенька потянул носом, учуял в воздухе нотки дыма с оттенками ароматов общественного туалета, и брезгливо скривился.
— Это что, нам придётся здесь жить? — недовольно спросил он, выделив интонацией последнее слово.
«Похоже на то, — подтвердил я. — И ещё ты узнаешь, что газеты не только читают».
Глава 4
— О, нашего брата прибыло! Где вы их откопали?
Из барака вышел мужик, которого в полях с нами не было.
— Выбросом принесло, — хмыкнул Митрич и представил вновь прибывшим незнакомого работягу. — Это Мартемьян, по хозяйству у нас хлопочет. Он вам всё покажет, расскажет и поставит на довольствие. А я, пожалуй, пойду. Устал.
Дед ушёл, оставив нас на попечение завхоза. А тот уже вовсю знакомил с местными порядками.
— Ко мне можно по-простому, хлопцы. Март или дядька Март, кому как на язык ляжет, — уточнил насчёт имени он, после чего продолжал: — Хозяйство у нас небольшое, разобраться несложно. Сортир там, на заднем дворе. Кому, что простирнуть, либо самому сполоснуться, это в баньку. За ночевьё тоже не переживайте, места всем хватит. С одёжкой обувкой, если попортите, подберём что-нито. Будут какие вопросы, не робейте. Живём артелью, так что подходите без стеснения. Давайте, хлопцы, обвыкайтесь пока, а там и вечерять будем.
— Что Бесноватый, поди в диковинку тебе? — хлопнул Мишеньку по плечу мичман Трофимов. — Привыкай теперь. Глядишь, и станешь нормальным человеком.
— Оставьте собачьи клички для себя и себе подобных. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Михаил Александрович, — Мишенька с брезгливой миной стряхнул его руку. — Жить в хлеву? Увольте. Я не собираюсь к подобному привыкать.
«Что ж ты дебил-то такой, — простонал я. — Иди лучше отмойся. Тебя и так здесь не сильно любят, а чуханом прослывёшь, вообще заклюют».
И это единственное, в чём Мишенька меня послушался.
До вечера он проявил себя ещё трижды. Чуть не сблевал в туалете и, передумав туда заходить, помочился снаружи на стенку. Отказался от ужина, обозвав вполне приличные щи, мерзостными помоями. А зайдя в барак и принюхавшись к характерным запахам мужского общежития, высказался и по этому поводу. Определил новое обиталище, как сарай для свиней.
А, как по мне, вполне нормальное жильё. Чем-то на казарму похоже… Ну да, и на тюремную камеру, но немного совсем.
Вдоль стен протянулись нары в три этажа. На досках лежали набитые душистым сеном тюфяки с небольшими подушками. И пахло, надо сказать, одуряюще. Аромат высушенного разнотравья успешно перебивал запах портянок и пота. Между нарами — широкий проход. Взлётка. На взлётке — две чугунные печки, по типу буржуек, с трубами, уходящими в крышу. Между печками — лавки и стол. Не знаю, что мелкому не понравилось. Я видал места и похуже.
Между тем Мишенька вскарабкался на верхний этаж, лёг с самого края и, отвернувшись к стене, собрался поспать.
Он закрыл глаза, а у меня словно свет выключили.
Так-то, с моими Дарами — небольшая проблема, но я не спешил запускать «Панораму». В темноте лучше думалось, а мне нужно было привести мысли в порядок.
Ага. Легче сказать.
За прошедший день столько всякого приключилось, что в голове царил полный бардак. Крушение, Дикие Земли, плен — читай рабство. Что с Димычем, до сих пор непонятно. Живой он там, вообще, не живой? Я застрял у Мишеньки в голове. Сам Мишенька чудил не по-детски. И надо из всего этого дерьма выгребать.
Идейки в принципе были.
Антимагический комплект на мои Дары не влиял, и, чисто теоретически, я мог устроить локальный Армагеддон даже сейчас. Но для мне этого необходимо мало-мальское содействие Мишеньки, а тот сотрудничать явно не собирался. Можно даже избавиться от браслетов, или хотя бы попробовать, была бы уверенность, что мелкий не налажает. А он обязательно налажает. Получит доступ к магии и превратится в берсерка. Слетит с катушек, как пить дать. А тут на трезвый рассудок действовать надо. Стратегия нужна. Тактика.
К разработке стратегии перейти не удалось. Отвлекли. Мужики закончили ужин и вернулись в барак. Говорил Митрич. Похоже, подводил итоги начатой раньше беседы.
— Значится, на том и порешим, сынки. Двоих из вашинских оставляем с Мартемьяном на хозяйстве. Дохтур с нами, но его бережём. Я потом ещё с Добрушем переговорю, чтобы его от ошейника избавили. И помним, их норма ложится на вас.
— Да помним, бать, — ответил за всех мичман Трофимов. — Этого, может, тоже оставим. От греха.
Я почувствовал «Уколы чужого внимания» и навострил уши.
— Не, с собой в поля заберём, — возразил дед. — Ему полезненно будет ручонками поработать. Видал, как он сегодня пахал? А труд он даже благородного облагородит.
— Бать, может, всё-таки ну его, — продолжал гнуть свою линию мичман. — Сам же видел, что у Пяти Дымов было. Едва отбрехались.
— Ништо, Трофим, отбрешемся и вдругорядь, — добродушно проскрипел Митрич. — Денёк поглядим ишшо, авось малец перебесится.
— А коли нет? — задал резонный вопрос тот.
— А коли нет, — голос деда стал жёстче. — Земля приберёт. Места здесь дикие, дураки долго не живут.
— Ну разве что так — согласился мичман Трофимов.
— Ладно, сынки, хватит лясы точить, — закруглил разговор Митрич. — Айда по койкам. К завтрему надо отдохнуть маненько.
Ёкарный бабай. Два… три раза ёкарный бабай.
Долбаный Мишенька за неполный день успел настроить против себя всех окружающих. И это становилось проблемой, которую нужно решать прямо сейчас. Если пустить на самотёк, Мишенька завтра ещё что-нибудь отчебучит, и чем всё закончится, одному богу известно.
Собственно, способ, что с гарантией вернёт мне контроль, мне знаком. Но где найти человека, который даст мелкому в лоб аккуратно, но сильно?
Нет, в том, что Мишенька выпросит, я был уверен. Он до белого каления и святого Петра доведёт. Вот только засранца скорее в жерло вулкана скинут или скормят твари какой. Так что этот вариант нерабочий. Тут только на случай надеяться. Поэтому его лучше оставить как запасной.
Был ещё один способ, причём безболезненный. И Мишенька его знал, но, само собой, со мной делиться не станет. И в то же время он как-то смог вернуться, чтобы маменьке письмо написать. И позже неоднократные попытки предпринимал, пока я Трифоном его не вылечил. Но почему только ночью?
Так стоп. Ночью.
Похоже, нащупал. Голова начала работать в правильном направлении. Если Мишенька нашёл способ, то и я найду. Тем более с арсеналом Даров Интуита.
Ключевое слово «ночь». Так ведь? Для верности прогнал через «Весы Шансов», получил сто процентов.
Хорошо, качаем дальше. Что я делал ночью? Естественно, спал. Значит, что-то происходило во сне. Но с кем? Со мной или с Мишенькой… Вернее, не так. С реципиентом происходило или с донорским разумом? Твою мать, снова не так. Я хоть за рулём, хоть нет, всё одно донорский разум. Так кто есть кто? Запутался окончательно.
Сейчас бы дыхательная гимнастика помогла. А лучше медитацией думательные способности разогнать. С применением мудр концентрации. Но чего нет, того нет. Попробую справиться так.
Чуть успокоившись, я принялся лопатить проблему с начала.
Ночь. Есть.
Сон. Есть.
Кто спит и с кем происходит?
Скорее всего, спит тот, кто за рулевого. К тому же я сейчас бесплотный сгусток чужеродного разума и сна у меня ни в одном глазу. Значит, в конкретный момент спит Мишенька, и что-то происходит именно с ним. Или в нём? Неважно, пусть будет в нём.
«Весы шансов»?
Да, дело в Мишеньке.
Отлично, ещё немного продвинулись. Ночь. Сон. Спит Мишенька. Что происходит во сне?
Я напрягся, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить… Но, чтобы вспомнить, надо это что-нибудь знать. А физиологии нас не учили. Не говоря уже о физиологии мозга. В своё время я, конечно, расширял кругозор в плане самообразования — что-то из статей вычитал, что-то в интернете посмотрел — но сейчас ничего путного в голову не приходило. Но ведь и Мишеньке далеко до академика Павлова, а он как-то справился. Значит справлюсь и я.
Словно в насмешку, вокруг разлилось царство Морфея. Мужики выводили такие рулады, можно было раскладывать на голоса. Кто присвистывал, кто причмокивал, кто шлёпал губами. Кто… А нет. Этот звук характерен для другого отверстия. К дыханию отношения не имел. Обоняние подтвердило, что я не ошибся…