Мелисса добавила презрительно:
– Он знает не больше, чем вся эта деревенщина.
– Он читает книги, – поправил Эд. – И он про что-то пытался разнюхать. Про стекло? Скорее про Ориндж. А может, ему просто любопытно. В любом случае он не такой темный, как большинство остальных.
– Да, он ничего, – сказала Мелисса, – только его развозит от первой рюмки.
Один из мусорщиков заходил по комнате, в окне надо мной то и дело появлялся его силуэт. Я вжался в стену и постарался прикинуться доской. Если меня застукают… Ладно, ночь, в лесу я от них удеру. Если не упаду. Для бега я был нетверд на ногах, и вдруг почувствовал запоздалый страх.
Они продолжали говорить о Сан-Диего. Эдисон с Мелиссой пересказали все, что от меня услышали. Я сам удивился, сколько им наговорил: части я даже не помнил. Они выжали из меня все, это точно. А я так ничего от них не узнал. Я чувствовал себя болваном, меня душила злоба.
Но теперь я наверстывал разрыв. И, несмотря на все происшедшее, несмотря на все ее слова, мне все равно хотелось задрать Мелиссе подол.
– Наши островные друзья рассчитывают скоро привезти людей и груз, – сказал гнусавый. – Надо выяснить, много ли знает Дэнфорт и что сможет предпринять, если узнает. Может, стоит изменить место высадки.
– Ничего они не знают, – сказал Эд. – А Дэнфорт – трепло. Если бы они могли атаковать мыс Дана, они не просили бы помощи у Онофре.
– Может, им просто нужна хорошая якорная стоянка, – сказал тот, что находился прямо надо мной. – В устье Лас-Пулгас намыло слишком много песка, да и далеко это.
– Может. Но, судя по всему, беспокоиться нечего. Гнусавый, похоже, согласился:
– Я слыхал, Дэнфорт терпеть не может своего лучшего помощника. Это значит, вожак он никакой.
Они по косточкам разобрали Дэнфорта и его людей. Меня на моей деревянной лестнице затрясло. Да раз они столько знают, значит, у них шпионы везде! Мы дети малые в сравнении с ними.
– Пора идти, – сказал гнусавый. – Я хочу быть на мысе Дана в три.
Он продолжал говорить, но, едва он упомянул об уходе, я пополз вниз, медленно перенося вес на следующую ступеньку и молясь, чтобы человек надо мной глядел в комнату. Я прижался к дому – в какую сторону ни иди, меня вполне могли увидеть. Деревья на западе были ближе, так что я перебрался к западной стене и затаился. Спускаются? Похоже, да. Я метнулся к деревьям. Лиса бы не перебежала поляну быстрее.
Почти сразу из дома вышли мусорщики. Мелисса, все в том же белом платье, помахала им с порога. Меня подмывало вернуться к дому и еще понаблюдать за ними двоими, но я решил не испытывать судьбу. Покуда они не знают, что я подслушал их разговор с мусорщиками, у меня перед ними преимущество. Это было приятно. Я тихо и осторожно двинулся к реке. В конечном счете я узнал больше, чем они, а они по-прежнему держат меня за придурка – этим можно будет воспользоваться. Мне ужасно хотелось отплатить им. Если б только мусорщики сказали, когда высаживаются японцы… Явно скоро, и на мысе Дана, а это для Стива уже кое-что. Вот он обалдеет от моей истории. С пьяной ясностью я понял, что Стив опять будет мне завидовать. Ну и пусть. Я отплачу Шенксам… утру Стиву нос… одолею японцев… сорву с Мелиссы платье… везде возьму верх…
Хрустнула ветка, и у меня сердце ушло в пятки. Я стал смотреть себе под ноги. Шел я долго и потом долго не мог уснуть. Ну и ночка! Как я висел у Шенксов под окном! Ведь я опять всех победил. Мелисса, конечно, подло со мной поступила. Но все равно я в порядке. Сбежал с японского корабля, выследил мусорщиков и их лазутчиков… все так ловко… Этот пьяный бред продолжался еще некоторое время, а потом я заснул. В ту ночь мне снилось, что меня двое, и за нами гонятся два японских капитана, и в доме над несуществующей рекой две Кэтрин приходят нам на выручку.
Глава 15
– Ну, Генри, – объявил Стив, когда я рассказал ему все (чуть-чуть приукрасив и опустив ту часть, где Эд с Мелиссой все у меня выспросили), – надо узнать, когда они высаживаются на мысе Дана, иначе все остальное без пользы. Узнаешь?
– Да откуда? – возмутился я. – Эд мне ничего не скажет. Сам узнавай. Он обиделся:
– Мелиссу и Эда знаешь ты.
– Я же сказал, это не поможет.
– Ну… вдруг нам удастся снова подслушать, – неуверенно предположил он.
– Может быть.
Мы молча продолжили удить. Солнце разбивалось на волнах яркими белыми бликами. Я всегда особенно любил такие вот жаркие дни, когда от холмов парит, а море и небо – одинаково синие, но в тот день я почти не замечал погоды. Стив рассуждал, как нам подглядеть за Эдом и что он скажет Дженнингсу и Ли. Он все придумал, как убедить их, чтобы они взяли нас проводниками в Ориндж. Когда мы гребли к устью, я впервые после своего рассказа открыл рот:
– Можешь осуществлять свой замечательный план – вон Дженнингс на берегу, говорит с твоим отцом.
– Правда?
– Точно. Не узнаешь, что ли?
Я-то сразу узнал, хотя с такого расстояния лицо его казалось меньше моего ногтя. И сразу вся поездка ожила в памяти, стала взаправдашней. Меня передернуло. Ли видно не было. Дженнингс по обыкновению трепался. Теперь, когда я увидел его живьем, вся затея показалась дурацкой.
– Стив, я по-прежнему считаю, что нам не надо тайком связываться с этими горожанами. Что скажут наши, если узнают?
– Не узнают. Ладно, Генри, не будь занудой. Ты ведь мой лучший друг, так?
– Так. Но это не значит…
– Это значит, что ты мне поможешь. Без твоей помощи я не справлюсь.
– Ладно…
– Надо узнать, о чем они там говорят. Он налег на весла, будто состязался в гребле. Когда днище заскрипело о песок, я спросил:
– Как мы к ним подберемся?
Мы выскочили из лодки и на излете следующей волны втащили ее на песок.
– Неси рыбу мимо них и слушай, пока слышно. Я за тобой, и сложим, что у нас получится.
– Трудновато.
– Ерунда, я знаю, что говорит отец. Давай!
Я подхватил за жабры двух окуней и медленно пошел по волнистому песку к разделочным столам. Когда я проходил у Дженнингса за спиной, тот обернулся и сказал:
– А, Генри, привет! Похоже, ты добрался благополучно.
– Да, сэр. А где мистер Ли?
– Ну… – Глаза его сузились. – В этот раз он не с нами. Шлет тебе горячий привет.
Спутники Дженнингса (их было двое, одного я помнил, он был с нами в дрезине) криво усмехнулись.
– Ясно.
(«Плохо дело», – подумал я про себя.)
– Мы заходили к твоему другу Тому, но он болеет и лежит в постели. Велел нам поговорить с мистером Николеном.
– Чем мы сейчас и занимаемся, – сказал Джон. – Так что вали отсюда, Хэнк.
– Болеет? – переспросил я.
– Мотай! – повторил Джон. Дженнингс сказал:
– Еще поговорим, приятель.
Я отнес окуней на разделочный стол и поздоровался с девчонками. На обратном пути к лодке миновал Стива, потом услышал, как Джон произнес:
– И говорить тут больше не о чем. Мы ни с какого бока не желаем иметь к этому отношения.
– Прекрасно, – сказал Дженнингс, – но нам нужно использовать старые пути, а они идут через вашу долину.
– Есть пути дальше от побережья. Используйте их.
– Мэру они не нравятся.
Дальше я не услышал. Разбирать слова было трудно: все заглушали привлеченные грудой потрохов чайки. Я подхватил еще окуня, скумбрию и поспешил назад. Стив проходил мимо говорящих.
– Барнард отказался со мной говорить, – сказал Дженнингс. – Это потому что он за союз с нами?
– Том вместе с большинством голосовал против того, чтобы вам помогать.
У разделочного стола миссис Николен спросила:
– Почему он спорит с Джоном?
– Хочет использовать те рельсы, которые идут через нашу долину.
– Так они же разрушены, особенно у реки.
– Конечно. Скажи, а старик правда заболел?
– Я так слышала. Ты бы сходил к нему.
– Ему худо?
– Не знаю. Но когда старые люди хворают… Стив потянул меня за рубаху, и я повернул назад.
– Мэру это не понравится, – говорил Дженнингс, – и никому у нас не понравится. В такое время все американцы должны быть заодно, как вы не понимаете? Генри! Оказывается, ты зря ездил в Сан-Диего, знаешь?
– М-м…
– Что тут у вас происходит?
Джон сердито махнул на меня рукой.
– Проваливайте отсюда, ребята, – приказал он.
Как ни громко орали чайки, Стив расслышал, и мы с ним вместе пошли к тропинке на обрыв. Сверху мы оглянулись на речной берег: Дженнингс все еще говорил. Джон слушал, скрестив руки на груди. Еще немного, он сгребет Дженнингса в охапку и бросит в реку.
– Этот малый – дурак, – сказал Стив. Я покачал головой:
– Не думаю. Старик заболел, знаешь?
– Знаю.
Голос его звучал безразлично.
– Чего ж ты мне не сказал? Он не ответил.
– Пойду проведаю.
Я вспомнил, что вчера во время рассказа Том много кашлял. Да и на собрании был вялый и часто дохал. Мама перед смертью тоже много кашляла.
– Погоди, – сказал Стив. – Сейчас этот малый отстанет от отца, мы его перехватим и поговорим с глазу на глаз.
– Дженнингс, – сказал я резко. – Его зовут Дженнингс. Постарайся запомнить, коли уж собрался с ним говорить.
Стив смерил меня взглядом:
– А то я не знал.
Я сердито отошел по дорожке. Джон двинулся прочь от приезжих. Один из них задел его плечом. Джон обернулся, что-то сказал, и приезжие остались переглядываться между собой. Потом Дженнингс заговорил, и они пошли по дороге на обрыв.
– Давай спрячемся, – сказал Стив.
Мы укрылись за деревьями южнее палисадника Николенов. Вскоре на краю обрыва появились Дженнингс и его люди. Они шли в нашу сторону.
– Идем, – сказал я. Стив покачал головой.
– Пойдем за ними следом, – предложил он.
– Им это может не понравиться.
– Надо заговорить с ними, когда никто не увидит.
– Ладно, только не пугай их.
Как только они вошли в рощу, мы тронулись следом, поминутно прячась за деревьями, словно разбойники из книжки.