Потом она так же быстро намылила и прополоскала трусики, надела их под водой, рассудив, что лучше сушить белье на себе, чем ходить и дальше в трехдневной свежести трусах. Можно было выходить, но оставалось чувство какой-то незавершенности. Даша зажмурилась, задержала дыхание и нырнула под воду. Выскочив на поверхность и глотнув воздуха, стала намыливать голову, радуясь, что волосы у нее короткие. С длинными этот фокус, скорее всего, не прошел бы, а так есть надежда хоть немного отмыть их в ледяной воде. Потом, наклонившись над водой, смывала мыльную пену с волос, снова ныряла, снова выскакивала, подставляя лицо и плечи солнцу.
Наконец открыла глаза и повернулась лицом к берегу.
На берегу стоял Димка и пялился на нее, не скрываясь.
Когда Даша обернулась, он заулыбался совсем по-дурацки, но взгляда не отвел, так и стоял столбом, с улыбкой до ушей и честными глазами.
Даша, хоть и считала себя девушкой современной и раскованной, все же постеснялась выходить из воды как ни в чем не бывало. Может, потому, что Димка не был совсем уж посторонним и делать перед ним вид, что это обычное для нее дело – расхаживать топлес перед всеми подряд мужиками, – было не то что глупо, а просто невозможно. Все же это был не абстрактный «мужик», охочий до халявного стриптиза, а свой в доску Димка, с которым весь последний семестр они почему-то оказывались на лекциях рядом.
Сидеть в воде дальше было глупо, к тому же замерзла она основательно, просто зуб на зуб уже не попадал.
– Отвернись, я выйду, – крикнула она посиневшими губами.
Димка сначала сделал удивленное лицо, потом, видно, понял и, покраснев, поспешно отвернулся.
Даша пулей вылетела на берег и стала натягивать на мокрое тело свои тряпочки. С лифчиком проблем не возникло, а вот майка и особенно джинсы налезать никак не хотели, цеплялись за мокрую кожу, перекручивались. Стуча от холода зубами, Даша натягивала узкую штанину на ногу, больше всего жалея сейчас, что нет у нее хоть какого-нибудь завалящего полотенца. Справиться с узкими штанинами у нее не получалось, и она махнула рукой, решив дождаться, пока кожа высохнет на солнце.
– Можешь поворачиваться, – объявила она, усаживаясь на теплый от солнца камень и прикрывая бедра треклятыми джинсами. Все-таки кружевные трусики, хоть и чистые, не самый безобидный предмет для демонстрации окружающим.
Димка повернулся и тут же без спросу цапнул из мыльницы заметно уменьшившийся кусок, который теперь уже смело можно было называть обмылком, и стал тщательно умываться, отфыркиваясь так же, как недавно Артем. Только он при этом еще смешно тряс головой, как собака, которой вода попала в уши.
– Откуда мыло? – поинтересовался Димка, возвращаясь и беря с камня зубную пасту.
– Артем дал.
– Продуманный дяденька, – одобрил Димка. – Интересно, он всегда все с собой таскает?
– Что значит «все»? – Даша почему-то обиделась за Артема. А может, просто вспомнила, как готова была в душе отдаться ему прямо здесь за этот чертов кусок мыла. А Димка вон никакого благоговения не испытывает, пользуется, как будто так и должно быть.
– А тебя что, ничего не удивляет? Мужик поехал на экскурсию на день и взял с собой весь походный набор. Даже спальник у него с собой оказался, не говоря уже про продукты и мыло вот это. Ты, например, много с собой вещей взяла?
– Ну, может, ему просто рюкзак негде было оставить. Мало ли! Может, он не останавливался нигде, а после экскурсии сразу уезжать собирался.
– Может, и так, – легко согласился Димка, усаживаясь рядом с Дашей на камень.
Несколько минут они просидели молча, обсыхая на солнце. Потом Димка оглянулся вокруг и придвинулся ближе. Даша подумала вдруг, что он попытается ее обнять, и заметалась мыслями, решая, что же ей в таком случае делать. Но Димка обниматься не собирался, вместо этого сказал свистящим шепотом:
– Смотри, что у меня есть.
Из внутреннего кармана ветровки он достал сложенный вдвое небольшой листок в прозрачном пакетике. Развернул и протянул Даше.
Ничем не примечательный был листок, в половину стандартного листа. Черной ручкой на нем были нарисованы какие-то кружки и зигзаги, местами будто размытые водой. Даша пожала плечами и вернула листок Димке.
– Да ты посмотри внимательнее, – потребовал тот, подталкивая рисунок поближе. – Как ты думаешь, где я это взял?
– Ну и где?
– У мужика убитого, вот где.
– У лодочника, что ли? – похолодела Даша.
– Ага! – Димка прямо светился весь от гордости, как будто листок, взятый у убитого, был не весть каким сокровищем.
– Как это ты у него мог взять что-то, если обыскивал его Колян, а ты в стороне стоял? Или Колян с тобой потом поделился?
– Нет, конечно, – Димка словно не замечал в ее словах издевки. – Колян эту бумажку и не видел. Она в шахматах лежала. Ну, в коробочке с шахматами. Там под «доской» такое пространство есть, если приподнять, для самих шахмат. Только там никаких шахмат не было, а была вот эта бумажка. Но никто же коробку не открывал, Колян ее просто отложил в сторону и все.
– А ты, значит, открыл?
– А я открыл. Да ты посмотри внимательнее, не торопись.
Дарья посмотрела еще раз. Ничего примечательного в рисунке не было, хоть внимательно смотри, хоть невнимательно. Но почему-то жалко стало Димку, который именно ее выбрал, чтобы поделиться «добычей», и она стала разглядывать рисунок подробно.
Правый верхний угол был испещрен полукруглыми зигзагами, похожими на те, что изображают дети, когда рисуют волны на море. Только были эти «волны» как бы перевернутыми, полукружьями вверх. От «волн» диагонально вниз шла волнистая черта, которую пересекали несколько раз штрихи покороче. Вокруг были нарисованы несколько кружочков разного диаметра. Три из них стояли наособицу и образовывали подобие треугольника. Слева от этого «треугольника» небольшой участок был заштрихован совсем уже короткими вертикальными черточками, среди них был нарисован еще один кружок, поменьше, а на нем стоял маленький крестик.
– А крестик что обозначает? – спросила Даша таким тоном, будто все остальные каляки-маляки не представляли для нее ничего загадочного.
– Вот! – обрадовался Димка. – Я тоже думаю, что крестик обязательно должен что-то обозначать. Не зря же лодочник этот листок с собой таскал. Это, скорее всего, план местности какой-то.
– А под крестиком клад зарыт?
– Ну, необязательно клад. Но что-то ведь он обозначает.
Даша повертела в руках листок. Конечно, на план местности это было очень похоже. Вот только, что это за местность? Ведь никаких привязок на бумажке нет, понимай как знаешь.
– А ты еще кому-нибудь это показывал?
– Нет. И не собираюсь. Ты сама подумай, зачем лодочник этот листок прятал? Он же не держал его вместе с другими бумажками. Ты вспомни, сколько у него в карманах было всякого барахла! А этот план лежал отдельно, да еще в пленку завернут, чтобы не промок нечаянно. Значит, это важное что-то. Вдруг лодочника именно из-за этого плана и убили?
По спине у Даши прошел озноб, от затылка до самых покрытых гусиной кожей ног. Она уставилась на Димку с мистическим ужасом и не сразу сообразила, что это просто солнце зашло за тучу, вот и похолодало на несколько минут.
Когда они вернулись на стоянку, никто уже не спал. Мрачная и косматая со сна Ирина сидела на камне недалеко от их ночного «лежбища» и угрюмо наблюдала, как мужики собирают пожитки. Костер благодаря стараниям инструктора Дениса уже горел вовсю. Сам Денис попался им навстречу с кастрюлькой в руках.
– Похоже, завтрак будет, – оценил ситуацию Димка.
– Там же не осталось почти ничего, какой может быть завтрак?
– Ну, значит, просто чайку пошвыркаем.
Димка казался неестественно радостным и возбужденным. Может, умывание так его взбодрило, а может, предстоящее решение ребуса, найденного в кармане несчастного лодочника. Как бы там ни было, выглядел он вполне довольным жизнью. Как будто до сих пор не понял, в какой заднице они все оказались. Он да еще неунывающий Колян. Остальные, судя по мрачному выражению лиц, задумывались хоть иногда о невеселых перспективах.
Димка оказался прав: всем пришлось ограничиться чаем. Правда, это был все же не «просто чай». Артем удивил всех в очередной раз, выудив из недр своего рюкзака банку сгущенки. На вопросительные взгляды окружающих он молча пожал плечами и улыбнулся. Словно не рюкзак у него, а шляпа фокусника, и что оттуда появится в следующий раз, никому не известно.
Банку вскрыли, вылили содержимое в миску и туда же вытрясли из мешочков крошки от печенья и галет. Месиво получилось совершенно отвратным с виду, но волшебным на вкус. Дашка подцепила ложкой капельку, зажмурившись, положила в рот и испытала вдруг подлинное, очищенное от всяких условностей и оговорок счастье. Второй раз за это утро, между прочим. Как мало, оказывается, человеку надо! Дашка облизнула ложку и мысленно похвалила Дениса, который не разрешил вчера выбрасывать пакетики из-под печенья, а, тщательно завязав, спрятал к себе в рюкзак.
Когда миска опустела, Денис поднял вдруг глаза от кружки с чаем, в которую смотрел все время, не отрываясь, и сказал тихо, но твердо:
– Планы немного изменились. С такой скоростью, как у нас, мы до моста и за три дня не дойдем. К тому же продуктов почти не осталось, на один нормальный ужин только. Поэтому, раз не можем увеличить скорость, будем сокращать расстояние. Здесь можно и дальше идти по берегу реки. Это легче, но дольше – река поворот делает довольно большой. А можно пойти напрямую, через горы. Так короче километров на двадцать, мы выйдем почти у самого моста. Совсем немного пройти останется. Но идти будет тяжело, гораздо труднее, чем вчера. И холодно.
Он замолчал, обвел всех взглядом, будто ждал возражений и заранее приготовился отбиваться.
Возражений не было. Все молчали. Денис допил чай одним большим глотком и сказал, поднимаясь:
– Выходим через полчаса.