— На место твоего отца? — Будучи сыном Апекса, Коннор — наиболее вероятный кандидат на лидерство в стае, когда Габриэль решит передать бразды правления, но это не гарантирует ему место. Тем не менее, я не предавала особого значения его конкурентам.
Коннор кивнул.
— Она любит распоряжаться. Она кугуар, родом из семьи, которая против смешения видов.
«Это объясняет необычную магию».
— Она далеко не очаровашка.
— Они очень долго жили обособленно. Миранда и ее братья — первые, кто переехал в Чикаго и участвуют в деятельности Стаи.
— И как ты относишься к конкуренции?
— Стая будет делать то, что будет делать Стая. — Он скрестил руки на груди. — Звучит бредово, но это правда. Неважно, насколько сильный, умный, храбрый и толковый альфа. Важно то, что говорит Стая. Миранда и такие, как она, хотят показать себя, а есть и другие, кто хочет поддержать кандидата выпивкой, женщинами и музыкой. Это путь Стаи. Отчасти дедовщина, отчасти лизание задницы, отчасти обещание грядущего.
— Ах ты бедненький.
— Я люблю женщин и музыку, но не тогда, когда они чувствуют себя обязанными, или когда стараются доказать свою правоту, или когда пытаются уязвить. Я не играю в такие игры. — Он указал на матовый черный байк в другом конце гаража. — Не возражаешь? Я пытаюсь закончить с карбюратором.
— Вперед, — ответила я, подходя ближе. — Она великолепна.
Я не любительница мотоциклов, пару раз ездила с Райли, и оба раза он пытался меня напугать. Но этот безошибочно привлекал. Он выглядел мощным. Впечатляющим. Опасным. Это была тень, созданная для мужчины, который может двигаться в темноте так же легко, как и при свете.
— Это Тельма, — сказал Коннор позади меня.
— Не может быть, — произнесла я и прищурившись поглядела на нее. Тельма — это подарок на его шестнадцатилетие — груда ржавых останков «Харлея», разложенных на синем брезенте. И он был в восторге.
— Может, — ответил он тоном гламурной девицы. — Я работаю над ней последние четыре года.
— У тебя была куча работы. — Я провела кончиками пальцев по стеганому черному сидению, кожа была очень мягкой. — Похоже, она почти готова.
— Почти, — произнес он и поглядел на меня. — Что тебя привело?
Я села на стоящий поблизости хромированный табурет, покрытый красной кожей. Коннор взял кусок металла со стойки, расположенной вдоль стены, и начал протирать его тряпкой.
— Я хотела поговорить с тобой о переговорах.
Его брови приподнялись.
— Ты теперь обеспечиваешь охрану Дома Кадогана?
— Нет, — ответила я. — Я работаю на Дом Дюма.
Его взгляд взлетел вверх.
— Ты что?
— Обязательный год службы. Европейские вампиры год служат своим Домам.
— Ты не член европейского Дома.
— Нет. Но Дюма приютил меня, пока я училась, поэтому я возвращаю долг.
Он мгновение наблюдал за мной, нахмурив брови.
— Ты добровольно вызвалась служить целый год? Это на тебя не похоже, негодница.
«Я не позволю ему вывести себя».
— Я уже давно тебе говорила, что я не избалованная.
— Говорила, — произнес Коннор с озорной улыбкой. — Но это первый раз, когда у тебя есть доказательства, чтобы это подтвердить.
— Да ты шутник.
— Вот и дамочки так говорят.
Я закатила глаза.
— Предполагается, что оборотни ощущают пульсацию сверхъестественного сообщества. Есть какой-нибудь гул относительно фейри? Ропот о том, что они задумали?
— Возрастающие проблемы фейри? — спросил он. — А разве это не у тебя степень по социологии?
Я была удивлена, что он знает, и была польщена больше, чем ожидала.
— Ты следил за моей научной деятельностью, щеночек?
— Фильтруй слова, негодница, — ответил он, нахмурившись на какую-то грязь, до которой не смог добраться. — Я не слышал ничего конкретного, потому что у нас политика непричастности. Но кое-какой гул был.
— Какой?
— Несчастье. — Он отвинтил еще одну часть, протер ее полотенцем и прикрутил обратно. — Страх из-за того, что их магия исчезает, и они бессильны это остановить. Страх, что все закончится тем, что было раньше — что они застрянут в башне.
Это совпадало с предположениями Юена.
— И что, по-твоему, они планируют с этим делать? Основываясь на том, как мало ты знаешь из-за этой политики непричастности?
Он ухмыльнулся моему сухому тону.
— Ты не такая забавная, какой была до того, как уехала.
— Останусь при своем мнении. Ответь на вопрос.
— Но такая же властная, — сказал он. — И я сказал тебе — это лишь гул. Ощущения. Я ничего не знаю о планах. Если бы мы знали, мы бы сообщили твоему отцу, прежде чем все началось.
— Что насчет Руадана?
Он поднял голову.
— А что насчет него?
— Он кажется… эксцентричным.
Коннор не ответил, лишь спокойно встретил мой взгляд, ожидая, что я скажу больше.
— Он подошел ко мне на приеме, после парада.
— Он подошел к тебе? К кровопускательнице? — На этот раз он не был саркастичен, но, кажется, искренне удивился.
— Ага.
Коннор встал, положил на стойку полотенце, а потом оглянулся на меня.
— Чего он хотел?
— Он спрашивал меня о том, как мне удалось родиться. Я не вдавалась в подробности.
— Это странно.
— Ага. — Я пожала плечами. — Вмешался Райли, и Руадан свалил. Что меня вполне устроило.
Коннор фыркнул.
— Райли может строить из себя задиру, когда захочет. Я ничего не знаю о Руадане, кроме того, что он спутник Клаудии.
— Он нацелен на трон?
Он пожал плечом.
— Честно, не знаю. Должен был состояться какой-то разговор, чтобы ты так заинтересовалась.
— Дело не в нем, — сказала я. — Или не только в нем. — Вдруг почувствовав нетерпение, я встала, подошла к стойке, взяла отвертку и постучала ей по ладони. — Дело в истерике, которую они сегодня устроили. Они решили, что против них плетется заговор, но мы вручаем им бессмысленный приз, и они успокаиваются? Такая стратегия совершенно не имеет смысла.
— Я согласен, что это странно, но Клаудия чокнутая.
— Я об этом слышала. — Я положила инструмент, прислонилась спиной к стойке и скрестила руки на груди.
Возможно, Коннор прав, и в этом нет ничего, кроме желания слабеющей королевы иметь значение, заслуживать внимание. Это значит, что переговоры продолжатся, с французской делегацией все будет в порядке, и мы сможем добиться мира в Париже.
— Может, я просто нервничаю, — пробормотала я.
— Вот это да. Обычно ты такая спокойная и расслабленная. — Коннор наклонил голову. — Почему ты задаешь эти вопросы мне? Почему не поговоришь с родителями? Или с Омбудсменом?
— Соглашение с Домом Кадогана.
— Соглашение с… О, — произнес он, все осознав. — Дом Кадогана должен оставаться в стороне.
— Такова теория. После мероприятия мы поговорили с Юеном, и у него те же мысли, что и у тебя — что, возможно, их беспокоит слабеющая магия. — Я потрясла головой. — Не знаю. Я на четыре года отстала от жизни здесь. Может быть, я просто пытаюсь приспособиться к новому порядку суперов.
— Ты выглядишь по-другому, — сказал он, и мне показалось, что в его глазах я увидела уважение. — Разумеется, все еще вампирша, но другая.
— Спасибо за оценку.
Его задумчивое выражение лица не изменилось.
— Ты выглядишь счастливой.
Его замечание — такое неколкое — выбило меня из колеи.
— Я счастлива.
— В Париже ты нашла то, что искала?
Еще один вопрос, который казался разумным — как будто его действительно интересуют мои чувства.
Ответ, безусловно был одновременно простым и сложным. Я жила, питалась, спала. Я гуляла по мощеным улицам и пробовала макарони всех цветов (все они были одинаково отвратительными), и никто не знал, кто я такая. Впервые в жизни я без зрителей поняла, кто я такая.
— Я научилась быть самой собой, — спустя мгновение ответила я.
— И кем же?
— Элизой Салливан, — ответила я, снова встретив его взгляд. — Не чьей-то дочерью. Не первым ребенком. Во Франции им было все равно, кто я такая.
Его брови приподнялись.
— А здесь их это сильно волновало?
— Ты знаешь, как это было. — Я не хотела обсуждать это с ним, поэтому сменила тему. — Похоже, тебе по душе выпивка, женщины и музыка.
Он ухмыльнулся.
— Выпивка, женщины и музыка по душе многим людям.
Я фыркнула.
— Вот почему за тобой тянется след разбитых сердец оборотней.
— Твои, может, и вампирских, — произнес он с кривоватой ухмылкой, — но они точно так же разбиты. Ты остаешься в Чикаго? — спросил он, прежде чем я смогла ему возразить.
Я покачала головой.
— Возвращаюсь после переговоров. Мне осталось девять месяцев службы, а там видно будет.
— Через несколько дней мы уезжаем на Аляску.
Северо-Американская Центральная Стая базировалась в Мемфисе, откуда родом семья Киин. Но Аврора, штат Аляска, является духовным пристанищем всех Стай оборотней Северной Америки.
— Стая возвращается в Аврору?
— Не вся Стая. Только группа. Я ее возглавляю. У нас все хорошо с финансами, но мы чувствуем себя немного пришибленными после долгого пребывания в Чикаго. Этот город не подпитывает нас. Слишком много стали, слишком много бетона и слишком много людей. Магия рассеяна. На Аляске магия повсюду.
«Должно быть, именно об этом говорила Берна». Я выгнула бровь.
— Это связано с забегами голышом по лесу?
— Это закон «не спрашивай, не говори»[42]. И нет. Это связано с тем, чтобы чувствовать себя лучше, это как исцеление. Наша магия буквально износилась. Истерлась, потому что мы так долго жили, работали, сражались. Мы уже не так сильны. Мы уже не так быстро исцеляемся, даже когда обращаемся.
В его тоне было беспокойство, и я поняла, что он на самом деле выглядит напряженным. Коннор, кажется, никогда не возражал исполнять роль принца, имея авторитет престола и не беспокоясь о выполнении обязанностей. Может, он тоже воспринимает это более серьезно.