Анжела коснулась его лба губами, прослезилась. Было больно даже от простого прикосновения. Она поднялась и ушла не поворачиваясь.
Дикий помнил о допинге и поэтому спешил. До гаража, в котором стояла тачка, почти добежал. Огляделся. Чисто. Открыл замок и ступил внутрь. И там никого. Машиной давно не пользовались, и Дикий боялся, что аккумулятор сел. Ничего. Не сел. Двигатель врубился с пол-оборота. В самом гараже имелся тайник со всем необходимым в боевой и мирной жизни. Кое-что Дикий из тайника забрал, переложил в тайник тачки.
Выехал из гаража, закрыл его и погнал к Эмилю. Документы были в порядке, тачка была в порядке. Вот только рожа не в полном порядке и допинг скоро перестанет действовать. И так в теле произошли какие-то изменения, внутреннее пламя теперь не так жгло…
Остановил БМВ возле соседнего дома, поднялся по лестнице и позвонил. Эмиль открыл сразу же. Он уже встал и побрился.
— Все в порядке? — спросил.
— Как она? — ответил Дикий вопросом на вопрос.
— Спит.
— Спасибо тебе. Мы сейчас уедем.
— Дик, ты уверен, что тебе в таком виде стоит куда-то ехать?
— Не уверен, но поеду.
Он прошел в гостиную и сел на краешек дивана, на котором мирно спаса девушка-спасительница. Сон ее казался таким чистым и невинным, что не хотелось будить…
Дикий коснулся плеча девушки, слегка потормошил, сказал:
— Вставай, милая.
Девушка открыла глаза и не сразу поняла где находится. Но неведение длилось не долго. Она помрачнела, ответила:
— Да, да. Я готова.
Спала она не раздеваясь, поэтому они через несколько минут уже ехали по городу.
А еще через какое-то время Дикий успешно миновал пост ГАИ и погнал по трассе в сторону Харькова. Прощай, так сказать, гостеприимный Киев!
В БМВ была аптечка — такими обычно пользуются спецназовцы. Дикий велел блондинке достать из нее капсулу и проглотить.
— Хорошо, — согласилась девушка.
— Скоро я вырублюсь — ты поведешь. Ты машину водить умеешь?
— Умею. Не то чтобы очень… Но по прямой дорого проеду.
— Вот и хорошо.
Дикий притормозил на обочине и предложил девушке поменяться местами. Девушка села за руль.
— Классная машина, — сказала.
— Можешь сама разобраться?
— Да. Вот — сцепление, тормоз, газ. Так… Скорости. Все вроде.
— Тогда поехали. Я тебя в процессе подучу. Пока смогу.
— Но у меня документов — ноль! А у тебя?
— С документами все в порядке. Если гаишники остановят, скажешь, что в городе на вас напали бандиты, мужа избили. Твою сумочку украли… Проблем не будет. Скажешь, что боишься сотрясения мозга. Если завозникают, тогда я вмешаюсь.
— Хорошо.
— Слышь, давай знакомиться. Тебя как зовут? Я даже имени твоего не знаю.
— Меня Настей зовут. А вас как? Там в доме… Они говорили — Дикий.
— Так и зови.
— Как? Просто Дикий?
— Не «просто Дикий», а Дикий. — Дикий заулыбался и тут же схватился за челюсть. — Больно, блин! — застонал. — Так губы расколотили, что даже посмеяться нормально нельзя…
Действие допинга явно заканчивалось.
— А с рукой как? — спросила Настя.
— Не смертельно.
— Тогда едем?
— Едем, едем. А то я уже начинаю вырубаться…
«…Когда под власть Харальда подпали эти новые фюльки, он стал зорко следить за лендрманами и влиятельными бондами…»
…Гаишники за ночь насосались — денег. И поэтому новый день встретили на удивление честно. Эта их честность первой половины дня оказала измордованному Дикому и его спасительнице неоценимую услугу, поскольку гаишники их нигде не останавливали. Мало ли что б им пришло в голову! Одна рожа Дикого чего стоила! Никакие паспорта, даже самые-самые «левые», не удостоверяли его личность. Личность — от слова лицо. А лица не было…
Допинг уже не действовал, и Дикого крутило-вертело. Каждое мягкое и твердое место болело или ныло. Болела голова, подташнивало. А губы сочились какой-то гниловатой жидкостью.
Дикий довольно долго пролежал на заднем сиденье. Даже забылся на часок. Очнулся и заснуть снова не смог.
— Останови, милая, — попросил чуть живым голосом.
Девушка вела машину довольно уверенно и с интересом, как это делают люди, которым не часто удается посидеть за рулем.
— Как ты там?
— Так себе.
— Меня Настей зовут. Забыл?
— Нет, не забыл, Настя.
Она остановилась на обочине, и Дикий пересел на переднее сиденье. Справа и слова от дороги желтовато колосились злаки. Виднелись зеленые острова рощ. Птицы — ласточки? стрижи? — носились, как автоматные очереди.
— Красиво, — застонал Дикий. — поехали дальше.
Они поехали. Дикий смотрел на серую полосу шоссе впереди. Думать было не о чем. Тогда он спросил:
— Почему ты помогла мне? Теперь об этом можно спросить. Раньше времени не хватило.
Девушка смотрела на дорогу не отрываясь. Впереди показалась колонна грузовиков, Настя ответила только тогда, когда колонна миновала:
— Очень даже все естественно! Я ведь закончила медицинский институт… Ты сам спросил! Тогда и слушай.
— Конечно, Настя! Мне интересно. У нас времени навалом. Еще ехать и ехать.
— Ну, вот… — Настя облизнула губы, сосредоточились, подыскивая первую фразу. — Я никогда не знала своего отца и жила с мамой. То есть, по ее словам отец нас не бросил, просто у него была такая работа. Я в детстве спрашивала — кто он? где он? что за работа такая и когда будет отпуск? После подросла и перестала спрашивать. И уже маме не верила, думала, что она всю эту историю про работу специально для меня придумала. И еще я ей не верила потому, что в доме не было ни одной его фотографии…
В голове у Дикого что-то зашевелилось, какие-то серые валуны. Это были мысли. Им было больно. Избитые мозги не хотели думать. Но Дикий был почти уверен — он знает отца Насти, еще как знает!
— …А недавно… Да, недавно появились какие-то люди. Приезжали на «Вольво», показали документы. Поговорили со мной ласково. Заявили, что если я хочу увидеть своего отца, то… А я так мечтала увидеть отца! Все детство, долгие годы!.. Они сказали то же, что и мама говорила — папа, мол, выполняет важное государственное задание. Смогу я его увидеть в специальном месте, и встреча будет недолгой… Я и поверила. Мама далеко сейчас. Я там в общежитии жила… Привезли меня, одним словом. И тот, что в очках и с сединой, представился отцом. Он много знал обо мне и маме. Так хорошо рассказывал. Через несколько дней «папа» заявил, что обстоятельства переменились, что мне будет безопасней находиться под его присмотром. На другой день они позвонили маме и я поговорила с ней. Мама тоже сказала: «Оставайся, дочка. Если папа говорит про безопасность». Теперь я-то понимаю. Маму тоже обманули. Или ей пригрозили… Потом… Дали что-то вроде работы по специальности. Не маленькая, мол, буду работать на секретную службу и жить подле отца. Секретная служба занимается террористами и шпионажем. Я заполнила разные анкеты, подписала бумагу о неразглашении… Как-то в тот дом, который ты поджег, приехали новые люди, и «папа» с ними пил весь вечер, спорили они довольно долго. И я случайно разговор подслушала. Стояла в коридоре и слушала, как они говорили. Оказалось, очкастый мне вовсе не отец. Настоящий же мой папа выполняет какое-то их грязное задание. Делает это он потому, что я оказалась у очкастого в заложниках. И еще есть заложник. Кто, где — этого не расслышала. Я не нарочно их разговор подслушала!.. И тут «папа» в коридор вышел и увидел меня. Хорошо, что у меня в руках салфетка была — сказала, что иду на кухню убираться. Предложила им что-нибудь в гостиную принести. Закуску какую-нибудь. Он так на меня долго, подозрительно смотрел. «Папа, ты совсем пьян, — говорю ему. — Иди лучше отдохни». Ну, он и поверил. Сказал какие-то приятные слова — дочка, мол, не обращай внимания на отца, друзья приехали и т. д…
— Так это было до моего появления.
— Да. До тебя они еще двоих допрашивали. Один довольно быстро назвал твое имя. Дикий! Тогда я это имя первый раз и услышала.
— Как звали того человека?
— Кажется, Андрей. Если не соврал. Но не думаю. Скорое всего — правду сказал. Его и не мучили совсем. Он сам говорил. После его увезли и я его больше не видела. А второй…
— Как его звали?
— Я так его имени и не узнала. Он все время плакал. Нес околесицу. Его почти сразу увезли. Мне после сказали, будто бы я видала террористов. Они русские, мол, но на самом дело международные наемники, террористы.
— А как они выглядели? Описать можешь?
Настя стала вспоминать, как те выглядели, но даже по тому приблизительному описанию Дикий узнал в первом пленном Харьковского Андрея. «Колонулся, значит, Андрюха до самой задницы. — Стало грустно, но не очень. На то он и Дикий, чтобы стоять до конца. — Да, знал Андрюха не так, чтобы очень… Но и этих данных хватило, чтобы выйти на след. Убили парня, наверное. Таких свидетелей не оставляют. Я бы тоже не оставил. Второго же я не знаю».
— Еще «папа» сказал, что террористы уничтожили много невинных людей. Что это они здесь такие, а на самом деле… Говорил, чтобы я не жалела их. Я и не жалела.
— Это были не террористы.
— Теперь-то я понимаю. Но как ты мог сопротивляться им?! Казалось, ты ими командуешь!
— Есть разные методики тренировки, — уклончиво ответил Дикий.
— Я сразу поняла, что если я тебе помогу, то ты вырвешься и меня вытащишь.
— Так-то уж и сразу.
— После того, как врезал Алексею Леонидовичу.
— Кому?
— Ну, тому, кто тебя иглой мучил.
— Ах, этот! Он того заслужил.
— Я, вообще-то, в анатомичке насмотрелась всякого, но когда при тебе терзают живого человека… Я никогда не думала, что смогу выстрелить в живого человека.
— Я тоже когда-то не думал. — Дикий провел языком по деснам. Зубы шатались. Зато не выпали — и на этом спасибо. Язык болел, но уже не казался таким опухшим. Чувствовал себя Дикий хреново, очень хреново, однако намного лучше, чем можно было ожидать. Живучее все-таки животное человек…