Во-вторых, по всей стране был опубликован отчет о встрече Дикого Имбиря с Председателем Мао, в котором говорилось следующее:
«Дикий Имбирь: Председатель Мао, к сожалению, я родилась с одним политическим изъяном. Я на четверть француженка.
Председатель Мао: Покойный доктор Норманн Бетьюн из Канады тоже не был китайцем.
Но это не помешало ему приехать в нашу страну и участвовать в Китайской революции. Это не помешало ему открыть госпиталь и помогать нашей Красной армии. Он умер, исполняя свой долг, от заражения крови, но его дух, его безграничная преданность народу и самоотречение отразились в его труде, в его добросердечии по отношению ко всем товарищам. Мы должны учиться у него полной самоотверженности. Происхождение само по себе не имеет никакого значения, важны действия, то, что делает человека тем, кто он есть. Возможности у всех разные, но само наличие морального духа уже говорит о чистоте и благородстве человека, о его честности и возвышенности интересов, а также о ценности данного человека для общества.
Дикий Имбирь: Товарищ Председатель, хочу поблагодарить Вас за то, что просветили меня.
Председатель Мао: Кроме того, революция — дело не только Китая. Карл Маркс тоже не был китайцем. Китайская революция унаследовала и традиции Великой французской революции. Ты можешь гордиться тем, что в твоих жилах течет кровь разных народов.
Дикий Имбирь: Что мне следует делать, чтобы и дальше служить Вашему учению?
Председатель Мао: Помни, что освобождение мира является долгом молодежи».
В-третьих, вся округа была вовлечена в переустройство дома героини. Как политический проект, помещение было приведено в порядок за неделю. Сам секретарь районного отдела партии пришел и, закатав рукава и штанины, красил стены дома.
В-четвертых, ей не только оплатили все оставшееся обучение, но также назначили месячное содержание. Она теперь считалась сиротой мучеников революции и получала вполне приличную компенсацию.
В-пятых, Дикий Имбирь стала самым молодым членом Коммунистической партии и была назначена главнокомандующим красными охранниками.
Возвращение героини стало грандиозным праздником, в ее честь даже устроили парад. Дорога из аэропорта была перекрыта, на обочинах стояли сотни тысяч школьников, желающих поприветствовать героиню. По всему городу было прекращено уличное движение: толпа заполонила все улицы вплоть до восточной окраины, берега реки Хуанпу.
Мне поручили самую главную роль: в качестве живой скульптуры изображать героиню. Это должно было стать апогеем парада. Я стояла на постаменте более семи метров высотой, водруженном на крыше движущегося автобуса, превращенной в сцену.
Далее следовала сотня барабанщиков, облаченных в красные одежды, с огромными барабанами и украшенными цветными лентами барабанными палочками.
На мне была подпоясанная ремнем зеленая военная форма. Две короткие косички по бокам имитировали прическу подруги. В руках я держала сделанную из картона гигантскую книгу изречений Мао. Я должна была стоять, выпятив грудь и повернув голову ровно на сорок пять градусов. Для устойчивости меня привязали за ногу к шесту. Передо мной на коленях стояли четверо мальчишек, изображавшие мошенников, на одном из них, «бухгалтере Чоу», были очки в темной оправе. Трое остальных играли роль продавца сигарет, продавца кальмаров и продавца спиртных напитков. Лица мальчишек были раскрашены синим и фиолетовым тонами, а мое — красным и розовым. Мы уже изрядно вспотели.
Бамбуковые шесты, подпиравшие мой пьедестал, качались при каждом дуновении ветра, и, хотя автобус ехал медленно, я чувствовала, что в любой момент могу полететь. По мере приближения нашей процессии толпа разражалась восторженными криками. Я старалась сохранять спокойствие, но каждый раз, когда автобус останавливался и шесты начинали опасно раскачиваться, я теряла рассудок от страха. Стоявшие у моих ног мальчишки умоляли меня не кричать и обещали в случае чего поддержать. Постепенно я даже начала свыкаться с этой качкой. Дети, мимо которых проезжал автобус, восторженно кричали: «Смотрите! Наша героиня Дикий Имбирь! Дикий Имбирь!»
Я была измучена. Мальчишки тоже устали сидеть в своих позах, пытались облокотиться друг на друга. Когда постамент качнуло в очередной раз и я, задохнувшись от ужаса, чуть не приземлилась на головы барабанщикам, мальчишки, забыв о том, что они изображают мошенников, выставили большие пальцы, подбадривая меня.
Барабанная дробь буквально сотрясала город. Когда процессия двигалась по бульвару Освобождения, на горизонте уже показалась река. За автобусами с барабанщиками следовали музыканты, игравшие на аккордеонах, демонстранты с красными флагами в руках и танцоры в костюмах подсолнухов.
— Расступитесь и отойдите в сторону! — послышался из электрического усилителя приказ генерального секретаря. — Пропустите героиню!
— Добро пожаловать домой! Добро пожаловать! — приветствовала толпа.
Мое волнение возросло еще больше, когда я наконец увидела зеленый автомобиль в сопровождении трех мотоциклов.
В открытом автомобиле стояла Дикий Имбирь и махала рукой приветствовавшей ее толпе. Рядом с ней стояли четверо вооруженных солдат. Девушка была одета в новую военную форму, а на голове — фуражка с красной звездой. Моя подруга вся сияла от счастья и казалась особенно красивой.
Видела ли она меня? Знала ли, что я изображаю ее? Я так усердно аплодировала, что у меня заболели ладони. Все происходящее казалось мне сном, а не явью.
Ремонт в доме, где жила Дикий Имбирь, было приказано завершить за день до ее возвращения. На стенах комнат лучший каллиграф страны вывел ее любимые изречения Мао. Края крыши были отделаны керамической плиткой с изображениями подсолнухов. Дом стал похож на сверкающий дворец среди серых скал.
Будет ли она скучать по матери в этом своем новом доме?
12
Дикий Имбирь стала выше меня. Мы с ней не виделись всего месяц, а она так выросла — больше, чем я. И глаза ее горели ярче, чем прежде. У нее теперь были новые зеленые армейские ботинки. Мы болтали без конца, прогуливаясь от ее дома к моему и обратно. В конце концов мы уселись под фиговым деревом и продолжили свои разговоры, которые длились до самой ночи.
— Клен, ты не поверишь, но у меня неприятности, — тон ее внезапно изменился.
— Ну да, не можешь свыкнуться со своим новым положением.
— Я серьезно, мне нужен твой совет.
— Ну, давай, поделись. Уж не мороз ли тебя беспокоит?
— Между мной и Вечнозеленым Кустарником все идет как-то не так.
— Последнее, что мне известно о ваших отношениях, это как ты показала ему свою коллекцию мыла, а он тебе свой деревянный корабль.
— Тогда-то все и произошло.
— Что? Что произошло?
— Все это… как бы сказать… как-то нездорово.
— Нездорово?
— Мы были у меня дома.
— Так.
— Больше никого не было.
— Так.
— Мне шестнадцать.
— А ему восемнадцать. Чего ты боишься?
— Ну… — Дикий Имбирь растерянно вздохнула. — Ты не понимаешь.
— Ну так объясни мне.
— Я не знаю…
— Ты меня за дурочку держишь?
— Мне так стыдно.
— Неужели… он…? — я даже не хотела думать об этом.
— Нет, что ты, конечно нет. Как можно… Мы же маоисты!
— Тогда в чем же дело?
— Дело… во мне. Я хотела… Я… Не знаю, это одновременно так отвратительно, странно и чудесно.
— Что же ты такого сделала?
— Ничего.
— И?
— Это случилось в моих мыслях, и с того момента все изменилось.
— Я, кажется, начинаю понимать.
— После того как мы посмотрели коллекцию и обсудили все, что можно обсудить, нам стало как-то не по себе. Мы вдруг почувствовали себя неловко. Вечнозеленый Кустарник сказал, что ему надо идти, но не сдвинулся с места. Я попрощалась, но в душе молила, чтоб он попросил разрешения остаться.
— Почему вы не завели разговор о Председателе Мао? Ты же любишь о нем говорить.
— Я была не в себе. Стала не той, кем была всегда.
— Понятно.
— Я пожирала его глазами. Словно… была зачарована. Я чувствовала, что что-то не так, старалась опуститься с небес на землю.
— А что он?
— Он уставился на меня как преступник, услышавший свой смертный приговор.
— В котором часу это было?
— Не помню. Уже смеркалось. Я вроде как боялась самой себя. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я хотела…
— Чего?
— Я хотела его… Хотела ощутить его поцелуй на своих губах.
Я уставилась на подругу.
— Ты поражена, да? — спросила Дикий Имбирь, видя, что я не могу или не хочу отвечать. — Это было ужасно. Я почти не могла себя контролировать, не могла остановиться, хотя и понимала, что это неправильно. Я маоист и должна подавать пример молодежи. Я обещала партии и самой себе сохранить невинность. И что же теперь, я забыла о своей чести, поддалась искушению.
— Я тебе завидую.
— Клен, что за вздор ты несешь?
— Желания тела естественны.
Дикий Имбирь изменилась в лице.
— Прошу тебя, прекрати. Ты говоришь, как реакционер.
— Да будет тебе, Дикий Имбирь, со мной нет нужды играть свою роль. Я же знаю тебя такой, какая ты есть.
— На самом деле не знаешь.
— Да ладно.
— Правда.
Я замолчала и отвернулась.
— Прошу тебя, Клен.
— Я не могу сказать того, что ты хочешь услышать.
— Тогда не говори.
— Но я с тобой не согласна.
— Все должны руководствоваться теми принципами, которые изложены в учении Председателя Мао.
— А как же личная жизнь? Как же близкие отношения, когда ты вверяешь себя другому человеку, который в свою очередь обещает заботиться о тебе и любить тебя.
— В мире истинных пролетариев таких отношений не существует. Есть одно правило: мы живем ради одной цели — служить Председателю Мао и жертвовать собой ради него.
— Значит, любви для тебя не существует.