— Что ты так долго? — шепотом спросила ее мама, думая, что я сплю.
— Там был парад, — сообщила Эр Мей.
— Только не говори, что красные охранники опять взялись обучать нас этим своим танцулькам.
— Именно. И кстати, мама, лучше говорить «Великому танцу». Прояви свою преданность Председателю Мао и говори «Великий танец». А если будешь говорить «танцульки», можешь навлечь на себя большие неприятности. Тебя еще назовут реакционером и поступят с тобой так же, как когда-то с мадам Пей.
— Ладно, тогда я просто не буду вообще об этом говорить.
— Боюсь, что будешь. На этой неделе уроки Великого танца будут проводиться и в нашем районе. Все до одного должны на них присутствовать, так что тебе тоже придется пойти — гражданский долг. Уроки будут продолжаться всю неделю. Твое начальство уже поставлено в известность. Для разучивания Великого танца всех будут отпускать с работы.
— Я лучше на это время буду уходить домой, — сказала мама.
— Нет, если ты так поступишь, тебя накажут, — предупредила Эр Мей. — После обучения будет представление, и если ты не примешь в нем участия, то твоя преданность Председателю Мао будет поставлена под вопрос.
— Но я не умею танцевать! Я никогда в жизни не танцевала!
— Дело не в том, умеешь ты танцевать или нет, а в том, чтобы показать свою преданность Председателю Мао, показать, что жители нашей округи всегда вместе, что мы поем в унисон и одинаково танцуем. Это политический ход, направленный против наших врагов внутри страны и за ее пределами. Районы соревнуются между собой, и инструкторов много.
— И кто же будет обучать нас этому Великому танцу?
— Маоисты.
— В общем, это не важно, учить меня танцевать — это все равно, что учить немого петь.
— Мама, нам повезло, нашими преподавателями будут лучшие друзья Клена, Дикий Имбирь и Вечнозеленый Кустарник. Они смогут уделить тебе достаточно внимания. Подумай, это может быть весело.
— Ну да. Только куда мне спрятать свое старое лицо? Одна мысль об этом убивает меня.
— Если ты действительно так смущаешься, то есть один секрет. Можешь попросить, чтобы тебе дали костюм подсолнуха, тогда твое лицо все время будет закрыто маской.
Имбирный суп мне не помог, и я решила прогуляться. Набросив куртку, я вышла из дома и, пройдя несколько кварталов, завернула в Парк Красного Солнца. Была середина марта, и стояла очень теплая погода, по всему парку цвели персиковые деревья, их ветви, обильно покрытые цветами, напоминали облака, с которых, словно снежные хлопья, на землю опадали лепестки.
Я прилегла на скамейку. Мне на лицо осыпались лепестки и падали проходящие сквозь ветви деревьев солнечные лучи. Чтобы укрыться от них, я отвернулась к бамбуковой аллее и там, к своему удивлению, заметила знакомое лицо. Я встала, чтобы присмотреться получше.
— Вечнозеленый Кустарник! — сорвалось у меня с губ.
Да, это был он и махал мне рукой. На нем была все та же синяя спортивная одежда.
— Только не говори, что ты пришел сюда преподавать танцы! — не зная что сказать, я попыталась шутить, раздумывая, подойти к нему или бежать прочь из парка. Вспомнилось его обнаженное тело. Я встала и направилась к парню, мои колени дрожали. Мне казалось, что он каким-то образом узнал, что я наблюдала за ним.
— О да, но у меня сейчас перерыв. — Он поднялся мне навстречу. — Я так устал учить этим танцам.
— Почему ты не пойдешь домой отдохнуть? — Я говорила все, что приходило в голову. Мы стояли метрах в пяти друг от друга, расстояние слишком большое для беседы, но мне так было спокойнее.
— Дома мне не дают побыть.
— Дикий Имбирь?
Он засмеялся.
— От нее никто не скроется.
Я пыталась понять значение его слов.
— Клен, ты такая серьезная, прямо как секретарь партии. Иди сюда, присядь. Давай поговорим, пожалуйста.
— Но… — я посмотрела вокруг, словно пытаясь найти часы, — я опаздываю, мне надо идти.
— Куда?
— В… аптеку. Меня мама ждет.
— Если ты так торопишься, зачем же зашла в парк?
Я больше не могла врать.
— Ну ладно, я не спешу.
— Иди сюда, мы с тобой так давно не виделись. Рассказала бы мне, как у тебя дела, а может, тебе интересно послушать про меня?
Я видела тебя, слышала тебя и говорила о тебе чуть ли не каждый день, подумала я.
— У меня все хорошо, — сухо ответила я.
— Ты в последнее время не встречалась с Диким Имбирем?
Я молчала.
— Уверен, что встречалась, — предположил он. — Вы словно тени друг друга. Она… Она делится с тобой секретами?
— В какой-то мере.
— Она тебе ничего не говорила… обо мне?
— Не знаю. Я… не уверена… Ну, нет, вроде, нет.
— Окажи мне услугу, Клен, — сказал он.
— Слушаю тебя.
— Тебе это, может быть, покажется странным, но я хочу поделиться с тобой своими чувствами. Ты готова? Председатель Мао… Ну, ладно, ты слушаешь? Дай мне знать, если тебе наскучит…
— Я не уверена, что хочу это услышать, Вечнозеленый Кустарник.
— Я буду краток. Очень краток. Да, это не просто. Председатель учит нас не думать о себе. Но в последнее время я все чаще думаю именно о себе, о самом себе, и прежде всего как о человеке. Впервые в жизни я начал видеть все своими глазами, а не глазами Председателя Мао… Это пагубно. Мой мир перевернулся… Тебе это кажется странным, да?
— Скажи, когда ты заметил эти изменения? Что произошло?
— В тот момент, когда ты познакомила меня со своей подругой, я почувствовал, что в мире есть что-то важнее маоизма, что-то более близкое мне. Знаешь, как мне трудно говорить об этом?
— Но ты же не говоришь о том, чтобы забыть о маоизме?
— На самом деле, речь как раз об этом.
— Но это так опасно.
— Дело не в опасности. Я знаю, что могу доверять тебе. Я доверяю тебе. Странно, но факт: я чувствую, что могу доверять тебе больше, чем ей. Наверно, это звучит непонятно. Дикий Имбирь — фанатичный приверженец Мао. Ее преданность Председателю безупречна. Она видит только красное. Ты же совсем другая. Твои глаза воспринимают все цвета радуги. И вот что меня волнует… Что делать человеку, потерявшему рассудок?
— О чем ты?
— Подумай. Ты же умная, всегда на шаг впереди меня.
— Я должна ответить?
— Я очень ценю твою откровенность.
Вечнозеленый Кустарник помедлил какое-то время. Он засунул руки в карманы, словно ему было холодно, и вдруг спросил:
— Что решила Дикий Имбирь? Она может… Она хочет… То есть чувствует ли она то же, что и я?
Я не знала, что сказать. Ответ был ясен, но я же не могла сказать: «Да, ты нравишься ей, но не настолько, чтобы ради тебя нарушить данную Председателю Мао клятву».
— Я не вправе судить свою подругу, — наконец произнесла я.
— Ты знаешь, что она показала мне свой дневник? — Он начал ходить туда-сюда.
— Нет. — Я ходила за ним.
— Ты знаешь, что она ведет дневник?
Я промолчала, не могла же я сказать, что все написанное в этом дневнике выдумка.
— Мы… — он понизил голос, — у нас сейчас установились особенные отношения, но ее поведение меня удивляет.
— Она упоминает о тебе в своем дневнике?
— Нет, ни словом.
— Но это не значит, что она о тебе не думает.
— Спасибо. Как раз это я и хотел услышать.
— Этот дневник, — не знаю почему, я вдруг решила раскрыть эту тайну, — только для показухи. Он будет издаваться по всей стране и цитироваться в учебниках.
— Тогда зачем, черт возьми, она его ведет и всерьез называет своим дневником?
— Она — пример образцового маоиста для всей страны, поэтому и делать ей приходится то, что ожидают от маоиста.
— Меня это очень беспокоит. Клен, позволь сказать тебе кое-что. Дикий Имбирь отличается удивительными чертами характера, но в ней есть фальшь. Из-за которой мы постоянно ссоримся: все, что ей нужно от жизни, — это распространение учения Мао. Возможно, инстинктивно она и хочет того же, что и все люди, но противится этому. Она пытается искоренить в себе естественные человеческие желания.
— Ну, ты должен понимать, что это не так-то просто — отказаться от личной жизни ради общенародного дела.
— Общенародного дела? Клен, ты серьезно?
Я понимала, что это был слабый аргумент. На самом деле то, что его волновало, было и мне небезразлично.
— Откровенно говоря, мне совершенно не интересно преподавать эти танцульки.
— Почему ты не говоришь «Великий танец»?
— Я специально так сказал. Для меня это просто танцульки, которые всех принуждают разучивать. У людей есть дела и поважнее, им надо отдохнуть, сделать что-то по хозяйству, приготовить обед, почитать, поиграть, просто побыть вместе и заняться… — прервал он фразу и опустил голову.
— Первая часть ее дневника будет опубликована уже через пару месяцев. — Я решила вернуться к прежней теме.
— Я не собираюсь его читать, — твердо заявил он. — А ты?
— Вряд ли он мне понравится, но я прочитаю. Я делаю все, о чем меня просит Дикий Имбирь.
Вечнозеленый Кустарник повернулся ко мне и взглянул на меня с подозрением, затем улыбнулся и произнес:
— Слушая тебя, мне хочется стать женщиной, чтобы побольше сблизиться с Диким Имбирем.
— Мне кажется, что я с ней совсем не близка и даже не понимаю ее.
— Что ты имеешь в виду?
— Да хотя бы, например, эту историю с дневником. Издать его — значит узаконить одну большую ложь, а это нечестно, даже вредно. Этот дневник нанесет огромный вред умам молодых людей. В нем создан нереальный образ маоиста. Последствия его издания станут губительны не только для Дикого Имбиря. Других людей станут принуждать подражать ей: наша героиня может так поступить, почему же вы не можете?
— Я преклоняюсь перед тобой, Клен. Я преклоняюсь перед тобой, правда. Спасибо, что ответила на мои вопросы… Дикому Имбирю повезло, что у нее есть такая подруга.
— Не стоит благодарности. — Его комплименты вызвали у меня только горечь. — Ей повезло, что у нее есть то, что у нее есть. Ко мне это не имеет никакого отношения. Мы с ней… Я не могу достичь того, чего достигла она, и вряд ли смогу в будущем. Не то чтобы я согласна со всем, что она делает. Я не могу быть такой же ревностной маоисткой, у меня нет таких мотивов, я не так заинтересована, не так поглощена этой идеей. Конечно, я могу процитировать кучу изрече