А там в окна просунули трое одинаково полосатые лица, боком-боком протискивали гладкие, как кремом для обуви начищенные, тела — вот-вот свалятся на песчаный пол, в два прыжка подскочат, захватят форт и женщин, продиктуют защитникам, оставшимся снаружи, свои условия.
Катя и оглянулась-то случайно, почувствовав как будто укол в спину, увидела, как, извиваясь, лезут изо всех окон, вспомнила мгновенно блеск хитина и сотни желтых мерзких лапок, обвивших ее пальцы, закричала по-девчоночьи длинно и тонко.
Ребята у частокола оглянулись на крик, увидели вскочившую с открытым ртом Катю в темноте дверного проема, чувствуя, что не успеть, увязая в песке, побежали к форту.
Медленно, ох как медленно.
— Беги, Катя, беги! — не понимая, что ее напугало, кричал Крис.
Катин крик внезапно оборвался, и она исчезла в темноте сруба, и оттуда из глубины донесся странный треск, пахнуло паленым, и надсадный вопль неузнаваемых голосов заставил бегущих удвоить усилия. Страшно кричали черные.
Светка, обернувшись вслед за Катей, бросила дурацкую рогатку и ненужный дротик, подскочила к очагу, выхватила пылающую головню, обжигаясь и не чувствуя боли, и трижды, азартно крича, ткнула в размалеванные рожи.
2
— Ну хорошо, а вы-то от чего бежа-али? — растягивая слова, протянула Катя.
Крис сделал вид, что только что ее заметил.
Они вдвоем, выйдя на разведку (что там вниз по течению — есть ли следы цивилизации?), прошагали под палящим солнцем часа полтора на границе леса и гор, устроили маленький привал, он лег на спину, руку закинул за голову, глаза прикрыл, а сам все наблюдал исподтишка за Катей, говоря размеренно и тихо, как будто объяснял ошибки сотруднице своего отдела, напутавшей в расчетах:
— Это все гены. Ген оседлости и ген бродяжничества. Рождается человек и сам не знает, что он — домашний. Предки его были собирателями и земледельцами. И ему хорошо в конторе, в кружочке «дом — работа». Ему хорошо. А другой с ума сходит от этого круга. Пьет, по бабам бегает, в казино ночи просиживает. В нем бродят гены охотника. От тихого быта и уюта он сходит с ума и чахнет. Тридцать лет назад люди бегали в тайгу и называли это романтикой. Но не все ведь бегали. Кому-то было очень уютно — на профсобрании как дома. Потому что одни — земледельцы, другие — охотники. Архетип. Генетическая память. Никакие компьютеры этого не изменят. Может быть, генная инженерия. Но это когда еще… Да и зачем?
— Значит, вы охотники, — улыбнулась Катя.
Она сидела, вытянув длинные ноги. Кожаная юбка поднялась над круглыми коленками. Отставила руку, опиралась на нее, круглое лицо с полными губами склонила к плечу.
— Не все.
— Вот как? Кто же не охотник? Тёма? Юнг?
— А вот это мы узнаем очень скоро.
— А ты?
— Думаю, да.
— А Светка?
— Похоже.
— А… я?
Катя спрашивала и спрашивала, а рука, на которую она опиралась, сгибалась почему-то, и с каждым маленьким вопросом она все ближе склонялась над Крисом, и вот уже лицо его совсем близко — темные глаза под густыми бровями, острый кинжальчик эспаньолки под губой.
— Думаю… Вряд ли.
Крис потянулся губами. Катя отпрянула. Крис сел. Катя вскочила на ноги, лук отставила, руку положила на маленький колчан с торчащими из него стрелами:
— А так?
Крис увидел, как стоит она, откинув голову, ветер треплет густые волосы, лицо и руки тронуты первым загаром, стройные ноги в ремешках и сандалиях с подрезанной Тёмой для удобства подошвой крепко стоят на земле. А еще лук в руках и в глазах непонятный блеск.
Цикады, кузнечики и прочая трескучая насекомая мелочь, засевшая в высокой траве, смолкла удивленно, уставившись на фигуру Кати охотницы.
— А что, — выдавил Крис, — так, может быть, и похожа.
— То-то! — торжествующе бросила Катя, не удержавшись, прыснула, покраснела, упала в траву, руки разбросав и жмурясь в близкое и жаркое небо, слепящее солнцем.
Крис медленно подвинулся к Кате. Теперь она лежала, прикрыв глаза, наблюдая незаметно за Крисом. А он нагнулся к ней, думая, о чем бы таком спросить, чтобы увидеть, как приоткрываются пухлые, мягкие губы.
— Хотел тебя спросить…
— Да, — дрогнули губы.
— Как дерутся мужчины в диких племенах?
— В каких? — надулись губы.
— Ну там в Австралии или Полинезии…
— Господи, за-а-а-чем тебе? — скривились губы капризно.
— Понимаешь, наши дикари дрались как-то странно, — хриплым голосом, не сводя глаз с Катиных губ, говорил Крис. — Как будто совсем не знают, как… это делается.
— А зачем им драться? — не поняла Катя, наблюдая, как медленно склоняется над ней лицо Криса.
— Ну не знаю… Из-за женщин. — Голос его стал ниже и грубее.
— Из-за женщин они не дерутся. Женщин они завоевывают.
— Силой?
— Подвигами.
Катя вдруг широко раскрыла глаза. Лицо Криса было совсем близко, но Катя не отвернулась. Лежала и ждала, а губы ее словно сами по себе приоткрылись и стали влажными.
Крис потянулся к Катиным губам, слыша только пульс в висках и не замечая, что вот уж минут пять, как смолк хор насекомых в траве, грянувший вновь, как только Катя коснулась спиной земли.
Тут в голове у Криса что-то оглушительно лопнуло, и, падая, он услышал собственный удивленный голос в ослепившей его темноте:
— Вот тебе и подвиг!
Победы недешево даются. Дикарей прогнали, но те оставили на память мелкие ранения.
Тартарену кто-то прокусил бок до крови.
Юнгу на горле стальные пальцы плоскогубого оставили синяки, и головой теперь он ворочал с трудом и болью.
Светка обожгла дикарям нахальные рожи так, что они с воем, тычась во все стороны, спотыкаясь и падая, долго искали бы путь к забору, если бы обежавшие вокруг дома ребята пинками им не помогли, но и сама сожгла ладонь до пузырей, ухватив головню за тлеющий конец. Народное средство пописать на ожог было применено ею немедленно. Жгучая боль сменилось нудным жжением, и сегодня ничего делать она не могла.
На ногах и только чуть помятыми остались капитан Крис, Катя и Тёма с Геной. А дел осталось им немало. Нужно было пополнить оскудевшие запасы еды и топлива и продолжить разведку местности в поисках возможных более цивильных, чем полосатые, обитателей острова.
На разведку Крис решил отправиться сам. На охоту должен был выйти, как лучший стрелок, Тёма.
Катю с Жариковым Крис собрался было отправить на опушку джунглей за хворостом, но, увидев, как испуганно смотрит Катя на своего будущего напарника, замялся. Катя воспользовалась паузой. Стала просить взять ее с собой. Она бы поохотилась под присмотром Криса. Тоже ведь неплохо стреляет. Юнг может подтвердить, обернулась она к Диме.
Юнг потрогал больное горло и подтвердил.
Жариков усмехнулся, поняв, чего боится Катя, и стал навязываться к Тёме в проводники к лучшим местам охоты. Он знает одно место — там столько жирных фазанов!
Так и вышли они из форта — Крис с Катей спускались вниз по краешку джунглей. Тёма за Геной Жариковым углубился в лес, не очень, правда, понимая, откуда в этой затхлой тьме могут взяться фазаны.
Через час примерно, как раз когда Крис с Катей расположились на свой короткий привал, окончившийся взрывом в голове Криса с потерей сознания, Тёма окликнул забиравшегося все глубже в джунгли Гену и сказал, что пора возвращаться назад.
Гена скосил красноватый глаз, улыбнулся, не разжимая губ, и пошел дальше топтать едва подсохшую черную грязь и продираться сквозь сетку висячих корней и вьющихся растений.
Тёма подождал, глядя в спину удаляющемуся Жарикову, сложил пальцы колечком, сунул в рот, свистнул оглушительно.
Тут же в сплошной лиственной кроне отозвалась сотней разных голосов вся невидимая и недосягаемая птичья семья.
Гена обернулся. Тёма махнул ему рукой и пошел назад не оглядываясь.
— Эй! — окликнул Жариков. — Стой!
Тёма остановился. Но лишь затем, чтобы поточнее выбрать направление. Понял, где форт, откуда они шли и куда теперь надо двигать, поправил лук за спиной, вынул нож, раскрыл, махнул, срубая путаную лиану, двинулся вперед, неторопливо и уверенно. Птицы угомонились. Сзади засопели в спину.
— Стой! — крикнул Жариков.
Тёма обернулся.
— Бросаешь меня? — сквозь зубы процедил, глядя исподлобья.
— Да нечего тут ловить, — спокойно ответил Тёма. — Возвращаться надо.
— Как — нечего? — сощурился Жариков. — Сам слышал, сколько тут всего.
Тёма посмотрел вверх. Листва смыкалась над их головами, как океан над тонущим судном. Кто бы там ни был наверху, достать его с земли стрелой не было никакой возможности. И бессмысленно об этом было спорить.
— Ты говорил о фазанах, — только и сказал Тёма.
— Говорил.
— Фазанов здесь нет.
Повернулся уходить.
— Тут она где-то. Совсем немного осталось.
— Кто — она? — не понял Тёма.
— Поляна.
Тёма посмотрел по сторонам. Лес стеной в полутьме кругом. Ни единого просвета. Какая тут может быть поляна?
Не стал спорить. Рукой махнул — догоняй, зашагал не торопясь к дому.
— Ну и черт с тобой, — бросил тот в спину. — Заблудишься, меня не поминай.
Тёма почти уж скрылся за стволами и лианами. Последнее что расслышал:
— Правее держи. Там выход! — И чуть погодя: — Смотри не оступись!
3
Выйти из лабиринта можно только одним путем. Тем, которым пришел. Найдешь этот путь по приметам. Если, конечно, сам их оставил. Некоторые разбрасывают камешки по ходу. Другие веревочку тянут. В пещерах на стенах стрелки рисуют. В лесу тропическом возвращаться легко, если ты сам себе прорубал проход в кустах и лианах.
Тёма шел за Жариковым. А тот от предложенного ножа, посмеявшись сквозь зубы, отказался. Полез вперед, ныряя и втискиваясь меж корней и веток, где ползком, где согнувшись, где подпрыгивая и цепляясь за ветки. Навострился тут за месяц.
Тёма сначала махал ножом, обрубая что мешало, но так он за Жариковым не поспевал. Попробовал скользить за ним сквозь чащу. Получилось. Только вот зарубки на память для возвращения ставил все реже и на обратном пути отыскивал их с трудом. Скоро и совсем потерял.