Юнг смотрел под ноги, а Тартарен, пыхтевший за ним следом, — вперед и вверх со вполне понятным беспокойством. Стенки ущелья сходились все ближе, вот он уже только боком протиснуться может, и то едва-едва. Кто, кого и куда мог вести в таком месте? И… зачем?
Стенки ущелья сходились узко. А Тартарен очень широк в теле. И главное — одинаково широк, в какую сторону ни мерь, — сбоку, спереди или сзади. Так что, когда он понял, что в щель между стенками он уже не проходит, ему бы и не пытаться пролезть боком. А он попробовал.
Повернулся спиной к одной стенке, руками уперся в другую, точно мог ее подвинуть, плечом вперед протолкнул себя насколько смог в расщелину. Дальше скалы расходились, можно было идти свободно. Только вот еще подтянуться чуть-чуть или ужаться.
Тартарен попробовал дать задний ход и облился холодным потом. Скалы сдавили его спереди и сзади, точно двери вагона метро. С той, однако, разницей, что двери раздвинуть можно. А прищемившие вас две скалы — никак. Вот не хватало еще…
Тартарен поднял глаза. Прямо ему в лицо сверху со свистом летел здоровенный камень. Леша глаза зажмурил, голову в плечи вжал, ожидая удара.
Что-то мощно двинуло его в плечо, он из щели выпал, и тут же в то место, где он застрял, с каменным стуком рухнул здоровенный булыжник. Брызнули черные осколки.
Крис, высадивший в прыжке двумя ногами Тартарена, успел прикрыть своим телом Катю.
Пара мелких камней угодила ему в спину.
— Что это? Откуда? — стоя на четвереньках, озирался Тартарен.
И тут же наверху застучали, ударяясь о стенки, камни. Они задевали о скалу, отскакивали рикошетом в другую, раскалывались, как в какой-нибудь камнедробилке.
— Тартарен, Крис, сюда! — звал их Юнг. — Скорее!
Леше второй раз повторять не надо было. Упал на четвереньки, быстро пополз по проходу, ожидая с секунды на секунду камень себе на спину. За ним, пригибаясь, бежали Катя с Крисом.
Последним, матерясь, шарахался из стороны в сторону, пытаясь укрыться под скалами, как под стенами падающих домов в бомбежку, Гена Жариков.
Выскочивший им навстречу Юнг втащил Тартарена за шиворот под какой-то каменный козырек. Туда же юркнули Крис с Катей. Потеснив их от входа, втиснулся Гена.
Сыпавшиеся сверху градом камни как раз достигли дна ущелья и легли неровным, горбатым ковром там, где ребята только что, пригибаясь, бежали.
2
— От, блин, попали, — оценил последствия каменного ливня Тартарен.
То место, где застрял Тартарен, намертво забило камнями. Просто сплошная стенка. Их замуровало.
— Попа-али, — повторил Тартарен.
— Куда? — спросила Катя.
— В… Вот куда, — совершенно естественно выругался Гена.
Впереди было темно и слышалось нетерпеливое топанье Юнга.
Стены ущелья расходились внизу, образуя вполне приличный проход. А вот над их головами смыкались вглухую.
Получалось что-то вроде крыши.
— Ха! — оценил Тартарен. — Это ж крытая пешеходная зона.
— Зона? — услышал Жариков знакомое слово.
— Ну да! Вроде старого Арбата, но под крышей.
— Или ГУМа, — вспомнила Катя.
«Или вокзала», — могла бы сказать Света. Но Светы с ними не было.
— И куда ведет эта зона? — спросил Гена.
— Действительно, выход там есть?
Тартарен широкой своей спиной загородил свет, надеясь разглядеть слабый отблеск в конце этого тоннеля и узнать, есть ли там впереди какой-нибудь выход.
Впереди был темно. И никаких проблесков.
— Идем, идем, — звал их из темноты Юнг. — Она здесь. Я знаю.
Он действительно знал теперь наверняка, что Света здесь проходила, может быть совсем недавно.
Перед входом в крытый этот кусок ущелья он обнаружил на камнях серую свою книжицу.
Светка точно специально обронила ее здесь, чтобы дать им знак, где ее вели. Юнг книжицу подобрал, пролистнул быстро, никаких записок не нашел — глупо было и надеяться, что черкнет она ему слово с указанием, где искать, — и теперь каждую секунду чувствовал, как уходит время зря — ведь еще чуть-чуть, они бы ее догнали.
— Юнг! — окликнул Крис.
— Ну что вы там застряли? — отозвался он.
— Погоди. Тём, у нас есть что-нибудь… посветить?
— Сейчас будет, — наворачивал на дротик кусок бинта Тёма.
Привязал, смочил чем-то из пузырька, поджег.
Факел зачадил, завонял, освещая слабо каменистый пол и стены, неизвестно как попавшие сюда ветки с пожухлой листвой, клочки травы и птичьи перья и еще какой-то природный мусор.
Шли за Тёмой с факелом, поднятым повыше, посматривая на сомкнутый над головами свод и вырванные в дрожащем на легком ветру язычке оранжевого пламени куски стен в извилистых трещинах и каменистых наплывах.
— Ветер, — глядя на подпрыгивающий свет факела, заметил Тартарен.
— Вижу, — поднял Тёма голову.
— А это что значит? — поинтересовалась притихшая Катя.
— Значит, впереди есть выход, — успокоил ее Крис.
— А, черт! — поскользнулся Гена. — Ну ты свети нормально, а то я тут в какое-то говно влез!
Тартарен потянул машинально носом воздух.
Почувствовал запах, знакомый с детства.
— Откуда ж здесь…
— Тихо! — прикрикнул Крис.
Впереди кто-то прерывисто вздохнул — не то чтоб сдерживая рыдание, просто человек наткнулся на то страшное, о котором знают родственники безнадежно больного, оно вот-вот случится, неотвратимо надвигается, произойдет неизбежно, но во что до конца почему-то люди не верят, как будто можно его избежать каким-то чудом, если думать только о ближайших минутах, в которые смерть вполне может не наступить.
Тёма поднял чадящий факел повыше, осветил расступившиеся впереди стены и Юнга, сидящего на корточках, склонившегося над чем-то темным, бесформенным, одетым в какой-то мохнатый белый комбинезон.
«Чего это она в комбинезон вырядилась?» — подумал выглянувший из-за спин Гена Жариков.
Тело было абсолютно неподвижным под прикрывшими его кое-где ветками.
Голову Юнг бережно прижимал к груди, покачиваясь взад-вперед. Тёма поднес ближе гаснущий факел. Крис осторожно взял Юнга за плечо. Юнг крепче прижал голову.
— Ну будет, будет… — успокаивал Крис.
Осторожно потянул руку Димы. Открылось мертвое лицо.
Катя испуганно вскрикнула.
— Чего это? — брякнул высунувшийся Гена. — Обезьяна какая-то белая…
Юнг вздрогнул, открыл глаза, сбросил мертвую голову с колен.
Она повернулась набок на длинной шее, и все увидели — короткий белый волос на макушке, старость детского обезьяньего лица, широконоздрый нос, рот как лопнувший орех, глаза, прикрытые голыми веками…
Это был мертвый детеныш большой обезьяны. А белый — потому что альбинос. Думая, что наткнулся в темноте на мертвую Светку, Дима Юнг на самом деле горевал над погибшим обезьяньим ребенком.
— Черт, а где же Света? — растерянно спросил Юнг.
Впереди совершенно явно кто-то завозился, как будто почесываясь. Издал звук — такой оберегающе-угрожающий. То есть стерегут здесь вот самое дорогое, просят не беспокоить, а если что — пеняйте на себя. Был там еще один звук, что-то вроде придушенного писка. Кому-то там дышать не давали — не то что кричать или жаловаться.
Тёма поднял свой умирающий факел повыше. Слабый свет уперся в стену. Так показалось сначала, потому что тьма отступила метра на два и там сгустилась.
Что-то огромное вроде камня в полтонны весом преграждало им теперь путь. Камень почему-то был мохнатым. Снова раздался тот же звук — угрожающе-оберегающий. Он шел с другой стороны камня.
И придушенный стон доносился оттуда же.
— Она там! — дернулся Юнг вперед и тут же отпрянул.
Камень двинулся. Медленно-медленно стал поворачиваться вокруг своей оси, выдвинулось мощное мохнатое плечо, согнутая в локте лапа, толщиной с тело крепкого мужика, а там, где угадывалась поначалу макушка камня, обнаружилась голова конусом — с низким лбом, сплюснутыми ноздрями и запавшими черными глазами.
Горилла, задрав тонкую верхнюю губу, показала длинные желтые зубы и сдавленно зарычала.
Юнг этого не заметил. Только одно — своей лапищей мохнатое чудовище прижимало к груди совершенно побелевшую от этих объятий Свету. Смотрела она на Диму так, что он, не задумываясь, бросился бы на двухметровую обезьяну. И, наверное, погубил бы их всех. Крис успел перехватить его. Но едва бы удержал. Ему помог факел. Моргнул пару раз и погас.
Сначала все точно ослепли.
Стояли как под черным шерстяным одеялом — душно и не видно ни черта.
Но вот же она, горилла, прямо перед ними, на две головы выше самого Тартарена, да еще над ней сияние какое-то и по плечам и лапам.
— Свет видите? — стараясь не двигаться, едва слышно спросил Крис.
— Там выход, — подхватил Тёма.
Юнг попробовал вырваться из объятий Криса. Обезьяна сдавленно зарычала.
— Стойте, — тихо сказал Тёма. — Не так надо. Слушайте.
Застыли, прислушиваясь, чего там Тёма придумал. Но ничего не услышали. Только в ушах позванивало и мелко и часто вздыхала Светка в объятиях гориллы.
Родился звук, еле слышный, тонкий и жалобный. Часто-часто и тихонько кто-то всхлипывал, поскуливая — как будто жалобно и робко выпрашивая немножечко тепла и ласки.
Горилла подалась вперед, а Тёма в темноте раздвинул ребят руками по стенкам, стал медленно отступать, поскуливая.
Мохнатая разжала лапы, Светка скатилась на пол. Юнг подскочил к ней, протиснувшись между стеной и гориллой. Та, не обращая на Юнга внимания, медленно шла за Тёмой.
Было видно, как перекатываются у нее на спине под шерстью булыжники мышц, как лоснится черная кожаная нашлепка на заду. Потому что мохнатая мамаша, потерявшая своего ребенка и загипнотизированная Тёмиными детскими жалобами, освободила закупоренный ее телом проход — и там открылся выход из этой галереи, слишком низкий, чтобы горилла пролезла в него, но, возможно, способный пропустить сквозь себя такого, как Тартарен.
— Уходите, пока я ее держу, — прервав на секунду скулеж, напряженно сказал Тёма.