Правда, ни Ира, ни Ольга не притронулись к еде. И если с Ириной все было ясно, то поведение Ольги вызывало недоумение. Когда я спросил, почему она отказывается есть, она, краснея, проговорила, что ее мутит только от одного вида пищи. У меня не было времени на уговоры, и я просто приказал ей проглотить несколько ложек. Оля умоляюще смотрела на меня своими серыми глазами, но я был непреклонен. Впрочем, ничего хорошего из этого не вышло – она не успела съесть и пару ложек, как ее вырвало.
– Оставь ее, – сказал Вит. – Не хочет, и ладно. Организм сам знает, когда ему есть нужно.
– Сомневаюсь, что, например, Ира в состоянии определить, чего хочет ее организм. Она сейчас как ребенок, обделает штаны и не заметит.
Ирина тем временем с безучастным видом, усевшись почти на самом краю обрыва, изредка поглядывала на плещущиеся внизу волны. Иногда она начинала что-то монотонно напевать, после чего внезапно замолкала и удивленно оглядывалась на нас, словно пытаясь вспомнить, кто мы такие и откуда здесь появились. Я решил побеседовать с ней, предприняв попытку уговорить девушку поесть, но с таким же успехом можно было что-то втолковывать трухлявому пню в лесу.
– Если здесь есть черепахи, то, наверное, и другие животные водятся, – усердно облизывая ложку, сказал Гуфи. Настроение у него заметно улучшилось. – У нас же есть ружье.
– Хочешь поохотиться? Нет уж, дудки, – решительно ответил Вит. Он вытер свою ложку об траву.
Лицо Игоря приняло расстроенное выражение.
– Но у нас ничего не остается на завтра, – захныкал он.
– Гуфи, заткнись. Ты своим нытьем у меня уже вот где стоишь, – Вит провел ложкой по своей шее. – Хочешь оставаться здесь и любоваться фауной – нет проблем. Только ружье я тебе не отдам, можешь рогатину выстругать, авось лося завалишь.
От обидного тона Виталия у Игоря выступили слезы, и я почувствовал к нему жалость.
– У меня имя есть, – пробурчал еле слышно он, но Вит даже не удостоил его взглядом.
В котелке еще оставалось немного супа, и я настоял, чтобы его оставили на случай, если все-таки Ольга или Ира проголодаются.
После ужина мы некоторое время молчали. Говорить не хотелось, да и о чем говорить-то? Банальные фразы «потерпите, ребята, все будет о'кей» либо «все, что ни делается, все к лучшему!» сейчас никому не нужны и ничего, кроме озлобления, не вызовут. Мне, к слову, никогда не нравилось последнее выражение, я считаю, что это высказывание – отмазка для неудачников.
Ольга надела куртку и присела возле меня.
– Я не могу избавиться от мыслей о Денисе, – тихо сказала она.
– Я тоже, – машинально ответил я.
Вит настороженно посмотрел на нас.
– Как получилось, что он незаметно вышел из дома? – спросила Оля. – Вы же дежурили, так ведь?
Я хмыкнул, бросив многозначительный взгляд на Гуфи, и тот потупился, в сотый раз занявшись протиркой очков.
– Какая теперь разница, как он вышел, – вмешался Вит. – Если человек захотел свести счеты с жизнью, никто не сможет ему в этом помешать. Зачем? Это выбор каждого.
– Ты говоришь страшные вещи, – побледнев, сказала Ольга, но Вит даже не посмотрел на нее.
– Оля, ты еще ничего не поняла? Страшное уже произошло, – с какой-то чудовищной мягкостью произнес Вит. – И, судя по всему, самое интересное впереди. Один из нас спятил и повесился, точка. С этим надо как-то дальше жить, врубаетесь?
Я вздохнул поглубже и, оглядев присутствующих, произнес:
– Раз уж пошли такие разговоры, то лично я не уверен, что Дэн сам свел счеты с жизнью.
– Почему? – подозрительно покосился на меня Вит.
– Много причин. Первое – зачем уходить так далеко в лес? Мы нашли его почти в километре от наших хибар. Второе – под сосной ничего не было, на что можно было встать. То есть он должен был карабкаться по сосне. Вот тут и заключается нюанс. Это сосна, ребята. Пока я лез, чтобы срезать веревку, то есть простыню, моя одежда была вся в смоле и чешуйках коры. Так вот, на Дэне ничего подобного не было. Не запрыгнул же он на ветку, как Тарзан?
– Что-то еще? – мрачно спросил Вит, вяло жуя травинку.
– Да. Представим, что он все-таки залез на дерево. На ветке он закрепляет петлю и прыгает вниз, правильно? Тогда у него должны быть сломаны шейные позвонки. Я щупал его. Позвонки на месте. Он умер от удушения, ребята. Как это по-научному? Асфиксия, вот.
При этих словах Оля даже отстранилась от меня, испуганно ойкнув.
– И последнее. Как-то Дэн учил меня вязать узлы. Не поверите, но он ас в этом деле.
– И чего? – пискнул Гуфи, сверкнув линзами очков в свете костра.
– Узел, завязанный на ветке, был обычным двойным и настолько ненадежным, что, когда я залез на дерево, он уже начал развязываться. Спорю на что угодно, что этот узел завязывал не Дэн. Если бы не ситуация, я бы подумал, что этот узел завязала женщина. Уж слишком неуклюжим он был.
– Хм… женщина, – протянул задумчиво Вит. – А как могла женщина подтянуть Дэна на ветку? Он ведь не ребенок, весит ого-го!
– Не ребенок, – согласился я. Я видел, как вздрогнула Диана, она неотрывно смотрела в лес. – Но вспомни, какой он был легкий, когда мы его хоронили. Короче, намного правдоподобнее мне кажется другая версия. Его душат, затем надевают петлю на шею, тащат к дереву, закидывают через ветку свободный конец, подтягивают наверх, фиксируют свободный конец, затем на ветке делают узел, вот и все.
После моих слов наступила тишина. Я с удивлением заметил, что никто из нас не решается поднять друг на друга глаза, будто вина за то, что произошло, отчасти лежала на каждом из них.
Вит подкинул дров в костер и сказал:
– Круто, Стропов. Ты, конечно, молодец, но как нам теперь быть? Получается, если Дэна повесили, то возникает вопрос «кто»?
Ди закрыла лицо руками.
– Это не может быть кто-то из нас, – ошеломленно проговорил Гуфи.
– Почему? – жестко улыбнулся я. – Ты мне доверяешь, Игорь? Или Виталию?
Игорь что-то промямлил и тут же заткнулся.
– Скажу вам еще кое-что, раз уж заварилась такая каша, – медленно проговорил я.
– Ну, – нехотя произнес Вит. – Что ты еще накопал, Шерлок Холмс?
– Помнишь, Оля, вы не могли найти таз? – задал я вопрос. – Ну, в котором посуду мыли?
– Да, – едва слышно пробормотала Ольга.
– Этот таз лежал в кустах, прямо рядом с сосной. А в нем – кухонный нож. Как вы думаете, что все это означает? Только не пытайтесь меня убедить, что Дэн приперся вешаться, прихватив с собой таз и нож. В конце концов, если он решил покончить с собой, куда проще было сделать это с помощью ножа, – заключил я.
Игорь поднялся и, семеня, скрылся в палатке.
– Ну вот, напугал Гуфи, – проследив за ним взглядом, сказал Вит. Его голос даже не дрогнул. Зато девчонки сидели будто окаменевшие.
– При чем тут таз? – раздраженно накинулся на меня Вит. – Может, его Клим туда отнес еще раньше, какая теперь разница?
Какое-то время мы смотрели друг на друга, и я первым отвел взгляд.
– Ладно, пошли спать, – сказал Вит. – Как будем дежурить?
– Давайте я первый. – Я поглядел на расплывающийся в темноте силуэт Ирины. Она так и сидела в полной неподвижности на обрыве.
«Долбаный таз с ножом», – вертелась у меня мысль. В голове мигом нарисовался образ – то, что подвесило Дэна, собиралось что-то с ним сделать с помощью ножа, но почему-то не успело. Почему? Кто-то спугнул? Наступило утро? Вопросы, вопросы…
– Иди в палатку, – сказал я Ольге. – Ты точно не голодна?
Девушка замотала головой:
– Я чаю напилась. Не могу вообще смотреть на еду, честно.
Прошло около часа, я периодически «подкармливал» костер и каждые пять минут поглядывал на Ирину. Ее фигура почти полностью слилась с чернотой неба. Может, она упала? Эта мысль почему-то не приходила мне в голову раньше, и я испугался. Правда, я не слышал никаких криков, но в последнее время Ира вела себя так, что, как мне кажется, даже если она и полетит вниз, то сделает это в полном молчании…
Словно опровергая мои размышления, со стороны обрыва донесся ее хрипловатый голос:
– Дима?
– Да, Ира, я здесь.
– Я бы поела, – будто извиняясь, промолвила она, и я с готовностью схватил котелок с уже остывшим супом.
– Сейчас, погоди… немного подогрею, – пробормотал я, ставя котелок на угли. Супа было совсем немного, и он быстро забулькал. Я положил в котелок чистую ложку, взял фонарь и направился к Ирине.
Она сидела, вытянув перед собой стройные ноги, обтянутые грязными джинсами, и была занята тем, что пыталась снять с пальца кольцо. Рот ее был разинут, как у жабы, что придавало ей неприятный вид.
– Ира, – я присел перед ней на корточки, – Ира, я принес…
Она вскинула голову. Дернула за кольцо! Весь подбородок был мокрым от слюны, вытекающей из уголка рта. Мне стало не по себе. Ощущение такое, что девушка спит с открытыми глазами.
– Тебе помочь помыть посуду? – всхлипнув, спросила она.
– Нет, посуду мыть не надо. Ира, я принес тебе поесть. Ты же сама сказала!
– Правда?
– Конечно. Ты не сможешь завтра идти дальше, если не подкрепишься. На, возьми поешь. Ира, не выводи меня из себя и не делай вид, что ты меня не слышишь! – Ее поведение пугало и бесило меня одновременно. Я почти насильно вложил ей в руки котелок.
– Поесть? – Она смотрела на меня, как на идиота, который сморозил самую большую глупость в мире.
Меня начало трясти.
– Да, поесть. Есть, еда, – медленно, чуть ли не по слогам произнес я, чувствуя, что со стороны выгляжу как мореплаватель, пытающийся объясниться с повстречавшимся ему туземцем: «Моя – Джон, твоя – Мамба, моя, твоя – друзья».
Она с интересом заглянула внутрь котелка. Не знаю, что она ожидала там увидеть, но в следующее мгновенье она сделала то, чего я меньше всего ожидал. С тем же туповато-безразличным выражением на лице она выплеснула его содержимое мне в физиономию.
– Ублюдок! Там же черви! – истошно закричала она, пятясь.
Инстинктивно я отклонился немного назад, но все же большая часть черепашьего лакомства вперемешку с гречкой попала мне на лицо. Хорошо, что бульон был разогрет не до состояния кипятка, иначе Ирина обварила бы мне лицо. Вытирая лицо, я с удивлением почувствовал, что я получил бы несказанное удовольствие, придушив сидящую передо мной девушку.