«Их что, еще и несколько?!»
— Ну да, — правильно истолковал выражение моего лица Гилберт. — У Лютеции есть свой Лисий Хвост, у ихних противников — тоже.
— Д-два, — посчитал я.
— Вообще-то четверо, — сказал Гилберт, чуть ли не извиняясь.
Четверо? Если бы не сложности с нервным тиком, я бы, пожалуй, присвистнул.
— М'сир граф? — сказал Гилберт. — Я вижу, вы ранены.
Я развел руками. Да уж, не скроешь…
— Моя матушка, — сказал Гилберт, — готовит для меня чудесный бальзам. Этот бальзам исцеляет любые раны. Матушка будет рада, если он поможет и вам, м'сир.
Дакота хмыкнул. Гилберт даже не шелохнулся. Только на щеках проступили красные пятна. На редкость сдержанный юноша. Я бы на его месте и в его возрасте уже вспылил.
Положительно, из парня выйдет толк.
— Т-твоя м-мать — с-с-святая, — сказал я. — Сп-па…
«Хорошо, Гилберт Кельдерер из Аусбурга, я напишу тебе рекомендательное письмо. Скажем, к Лисьему Хвосту. Устроит? Только тебе придется определить, который из них настоящий. Это не так легко, я знаю. Даю подсказку: у настоящего Ришье всегда с собой засушенная голова варварского колдуна. Ты эту голову легко узнаешь — она маленькая, смуглая, и у нее скверный характер. В общем, все достаточно просто. И, конечно, не стоит забывать про шляпу с хвостом лисицы и железную руку».
Глава 10 CОЛДАТ И БАРОН
С верхней галереи спустились двое.
Высокий старик в огромном бархатном берете со страу синым пером. Одет по моде двадцатилетней давности. Синяя куртка и штаны с разрезами, чулки разного цвета, широченные рукава-буфы — так выглядят ветераны Гамбурга и Наола, прошедшие огонь и воду гражданской войны. На боку у старика висит длиннющая рапира.
И с ним была девушка в крестьянской одежде — но не крестьянка. Слишком красивая. Вернее, не так… Слишком ухоженная? Опять нет. Просто очень правильные черты — как у благородной. И хорошая кожа. Если, конечно, не считать пятна на щеке, похожего на ожог. Багровое пятно притягивало взгляд. Она, кажется, не сделала даже попытки его припудрить… Это уже становится интересным.
— Папаша, иди сюда! — крикнул тот хриплый, что рассказывал про «благородную войну». — Выпей с нами!.. Вот, держи.
Старик принял глиняную кружку — с достоинством, чопорно, как переодетый епископ. Девушка задержалась у лестницы. В ее глазах была тревога.
— Попробуй, как винцо? — Хриплый улыбался. Старик пригубил. Покатал на языке, презрительно сплюнул.
— Моча больного зомби, — сказал он.
Разговоры вдруг прекратились. Наемники замолчали, пораженные. Нахмуренные брови, ладони на рукоятях ножей и шпаг. Старик, не торопясь, в полной тишине поднес кружку ко рту, начал пить. Допил. Крякнул. Обвел взглядом наемников… протянул кружку хриплому.
— Еще, — велел старик.
Хриплый заржал так, что на глазах у него выступили слезы.
— Ну, папаша! Ну, молодец! Садись-ка сюда, на лучшее место. Эй вы, сдвиньте задницы — у нас гости!
— Марта, — старик повернулся к девушке, — подойди и ничего не бойся.
Та приблизилась, неуверенно улыбнулась наемникам. Хорошенькая — если поярче ее накрасить и забыть про ожог. Старик посадил спутницу рядом, придвинул ей свою кружку.
— Чрево мессии! — Хриплоголосый присвистнул. Кажется, он только сейчас рассмотрел Марту как следует. — Папаша, да у тебя дочка — красотка, каких поискать! Не стыдно и за князя выдать… Да что там князь? За короля выдай! Слышь, папаша? Станешь королевским тестем, будешь как сыр в масле кататься…
— Уговорил, — сказал старик.
Новый взрыв хохота. Солдаты веселились как дети.
— Тогда и про меня не забудь. Ведь кто тебя надоумил?
— Не забуду.
— Ты, главное, папаша, скажи королю: Кловис меня надоумил. Возьми, ваше величество, Кловиса в советники! Скажешь?
— Уж он насоветует! — хмыкнули в толпе.
— Скажу, — пообещал старик. — Вот как подрастет король, так и скажу.
Пауза. Потом до наемников дошло. — Так ты, папаша, к Джордану Урскому намылился? Вот молодец!
Хриплый смеялся громче всех.
— Уел, папаша, уел! Возьмешь в ученики? Твоим языком бриться можно!
Солдаты загалдели. Король Ура и его регент, прозванный Хорьком, — прекрасные мишени для острот. Особенно с тех пор, как Хорек короля решил женить, подыскивая, словно назло, принцесс постарше и подороднее. Последней претендентке было двадцать восемь, что ли? Не помню. Размерами как пивная бочка. Бедный Джордан! В Уре открыто смеяться над ним как-то остерегались (ну еще бы!), а весь Фронтир надорвал животы.
— Королю пока еще нянька требуется, а не жена! — заявил хриплый. — И чтоб у няньки той сиськи побольше были.
— Да ты бы сам от такой не отказался! — поддел его наемник в грязной рубахе. Под мышками у него почернело от пота; кружева обвисли, как паруса в штиль.
Хриплый лихо подкрутил ус.
— А что? Я еще в соку! Смотри, старик, уведу у тебя дочку!
— Ппробуй, — насмешливо сказала одна из наемниц. Она была в мужском камзоле и говорила с жестким гортанным акцентом — уроженка пограничных княжеств, не иначе. — Папаша тебя живо на свой вертел наденет — как поросенка!
— Надену, — пообещал старик серьезно, положив ладонь на гарду.
Вокруг захохотали.
— А я что? Я ничего! — Хриплый развел руками. — Рапирка у тебя, папаша, знатная — что есть, то есть. Куда путь держишь?
— За длинными деньгами.
— Так ты солдат, папаша? — Старик кивнул. Хриплый встал. Поднял палец, оглядел наемников. — Вот! Я же говорил! Солдат солдата всегда видит!
Смех.
«Со всем подобающим почтением, Генри Уильямс, граф Тассел».
Я поставил точку и сложил письмо. Разогрел над свечой брусочек грубого, похожего на запекшуюся кровь, дешевого красного сургуча — иного у трактирщика не нашлось. Приложил сургуч к бумаге, вдавил в бурую массу кольцо с печаткой. Монограмма «КМ» в окружении девиза на древнем языке: «Тауггиа хта-с-хдонсу уурк бхалам кордсу». Что означает: «Окруженный океаном не утонет, пока не впустит его в свое сердце».
Рекомендательное письмо для Гилберта готово.
А потом я снова посмотрел на старика… на дворянина… на девушку…
Камень-Сердце! Сейчас что-то будет.
— Д-дакота! — позвал я. Голос сел, мне пришлось прокашляться и повторить: — Д-дакота!
Спина «телохранителя», сидевшего среди наемников, дрогнула. Кажется, Дакота не расслышал мой окрик, зато почувствовал взгляд. Запомнить на будущее — хорошее чутье. В придачу к силе, наглости и сообразительности. Да уж, со «слугой» мне повезло. Не знаю, как отделаться.
— Милорд. — Дакота подошел к столу. В это обращение он вложил столько издевки, что я поморщился. Может, лучше было остаться «мессиром заикой»?
Я жестом показал — садись. Потом взял «вечное» перо…
— Эй, старик! Старик! Оглох, что ли?
Старый солдат едва заметно вздрогнул. Поставил кружку на стол. Встал. Повернулся: — Я?
— Да, ты! — сказал один из людей дворянина. — Как твое имя?
— Йос, — ответил старик с комичным достоинством. — Мастер Йос из Нижних Пепелищ.
Наемники притихли и смотрели настороженно. Дворянин что-то негромко сказал. Его телохранитель кивнул и выпрямился.
— Идите сюда, мастер Йос. Мессир барон желает с вами переговорить.
Старик помедлил. Хотел было что-то ответить, но передумал. На негнущихся журавлиных ногах двинулся к столу дворянина…
Я написал: «Приготовь оружие».
Дакота поднял голову. Посмотрел на меня с интересом.
Да, хаос подери! Я готов ввязаться в драку из-за девчонки и старика. Можно было обозначить и настоящую причину, но… Зачем давать этому головорезу дополнительный козырь? Я снова взялся за «вечное» перо. «Считай это проверкой. Должен я знать, на что способен мой новый телохранитель?»
Подкрепил это заявление надменной улыбкой, надеясь, что нервный тик не слишком заметен.
— Хорошо, — кивнул Дакота.
Он допил вино и опустил кружку на стол. Вслед за этим я услышал щелчки курков. Мой «телохранитель» откинулся назад, оперся спиной о стену, прикрыл глаза — и весь подобрался. Стал как взведенная пружина. Хотя внешне могло показаться, что он чуть ли не дремлет.
Тем временем старик приблизился к дворянину с компанией. Не доходя нескольких шагов, стянул берет с головы и подмел страусовым пером пол. Поклонился.
— Мессир барон? Чем могу служить?
Дворянин оглядел его от башмаков до лысины. Кивнул. Затем посмотрел поверх головы старика — туда, где осталась Марта.
— Как зовут девушку?
Лицо старика заострилось.
— Она не продается, мессир.
— А я и не покупаю! — раздраженно отозвался дворянин. — Кто она?
— Моя дочь.
Долгое время дворянин молча смотрел на старика. Потом заговорил нарочито медленно, с расстановкой:
— Так какого… хаоса… ты не сидишь дома? С дочерью и зятем?
— У меня нет дома.
Дворянин сверкнул глазами.
— Руки-то у тебя есть?! А голова? Ты что, не понимаешь — скоро здесь будет настоящее пекло?
Молчание.
— Я солдат, мессир барон, — сказал старик просто. — Я больше ничего не умею.
Дворянин с минуту смотрел на него.
— Пошел вон, — сказал, наконец. — Развелось всякой швали… И hure[5] свою забери!
Старик дернулся, как от пощечины. Лицо потемнело.
— Не нравится? — Дворянин впился в старого наемника взглядом. — Гордый, значит?!
Тишина.
Потом вдруг все наполнилось звуками.
Наемники повскакивали с мест, отодвигая лавки. Грохнуло. Упала кружка. Кто-то выругался сквозь зубы. Раздались щелчки взводимых курков. Скрежет клинков, извлекаемых из ножен…
Люди барона в ответ ощетинились пистолетами и шпагами. Понятно, они за своего господина — хоть к шести Герцогам…
И опять все замерло.
Лишь стоял похожий на журавля старик в нелепом берете.
И спокойно сидел барон. Даже в лице не изменился.