Несколько раз брал Вику на прогулку. Летали на БМВ в сторону этого самого села Агуева и обратно. Гуляли вдоль берега. Море грязное и холодное. А может быть, это такое у меня настроение. Я изучил все возможные подходы, подобрал место, где можно спрятать машины… Вика так ничего и не поняла.
Опять мы идем в гости к Инниным родителям. Любопытно наблюдать за Лехой, который ведет себя как заправский и покладистый жених. Чинно рассуждает о рисовом будущем края, а Иннина матушка смотрит на парня влюбленными глазами и не нарадуется. За ужином сообщаю между делом, что завтра по делам отправляюсь в Ставропольский край.
— Да, — говорю я в конце сообщения серьезно, — надо возрождать Россию.
Ночью я прячу оружие в тайники Лехиной машины, и мы с Викой уезжаем. Дорога выучена по карте, и скоро мы добираемся до Тимашевска — невзрачного городишки. Я торможу тачку чуть не доезжая до города, и пару предутренних часов мы с Викой спим в машине. Возможно, наша машина и видна с дороги, возможно — нет. Кустарник, в который я свернул, густой, но листья почти опали.
Утром едем на местный рынок, и я с трудом нахожу и покупаю здоровенный кусок брезента. Черного, словно вороново крыло. День болтаемся по лавчонкам, едим в кафе возле рынка, а ближе к вечеру едем к Азову.
Серый песчаный пляж вечером выглядит в сумерках по-сиротски покинутым. Берега заросли камышом, кустарником. Много троп и дорожек ведут к воде. Укромное место я приглядел заранее. Загоняю машину в сторону от глухой дорожки и маскирую ее купленным брезентом. Достаю из багажника сумку с оружием и перекладываю в салон. Вика сидит там нахохлившись и курит «Пелл Мелл». Я достаю из сумки «Макарова», навинчиваю глушитель и протягиваю Вике.
— Побалуйся, — говорю. — Не заряжено.
Она выбрасывает сигарету и с любопытством начинает разглядывать пистолет.
Делаю дырки по углам брезента и, продев в дырки медную проволоку, привязываю к бамперам. Делаю надрез возле водительской двери, отрезаю узкую полосу на лобовом стекле и на фарах. Теперь, если что-нибудь случится, можно валить, не отвязывая брезента. Далеко не уедешь, но ужаса навести можно и на ментов, и на бандитов…
— Дай стрельнуть, — говорит Вика, выбираясь из тачки.
В ее глазах диковатые огоньки зажглись, а лицо заострилось. Я смотрю на часы — они у меня с фосфорными стрелками. Достаю обойму, и мы идем к камышам. Пара уток, матерясь, взвивается от воды, и Вика, вскинув руку, нажимает на курок несколько раз. «Пук, пук, пук» — мимо.
— Тебе надо держать двумя руками, — советую ей и показываю, как это делается.
— Я сама! — Вика целится в небо и расстреливает обойму до конца.
Мы возвращаемся в машину, и теперь мне никуда от нее не деться. Мне и не хочется. Кажется, что последний раз в жизни. Дикие и злые беркуты. Делаем друг с другом ужасные вещи прямо в тачке. После замираем на долгие несколько минут.
— Есть хочу, босс, — говорит Вика, и я достаю с заднего сиденья пакет с чебуреками. Чебуреки холодные, и вкуснее их ничего нет.
Смотрю на часы — осталось полтора часа. Начинаю готовиться. Натягиваю прорезиненный костюм и кроссовки. Одного «Макарова» засовываю за пояс костюма. Через плечи перебрасываю ремни специального пояса для обойм, двух гранат и нескольких рожков к АКМу. Ошибаться мне нельзя, а спешить пока некуда. Проверяю снаряжение несколько раз.
Тусклая лампочка горит в салоне. Вижу Викино лицо — заостренное, дикое.
— Давай еще раз, — говорит девушка. — Я хочу тебя таким. Смертельным.
— Уже поздно, — отвечаю ей, — но мне тоже хочется.
Она только вздыхает.
— Что бы ни случилось — сиди, малыш, тихо. Чужие полезут — стреляй. Если менты нагрянут, постарайся выбросить пистолет подальше… Все. Я ушел.
— Сделай их всех, босс…
Пробираюсь загодя к нужному месту и затаиваюсь. Берег зарос камышом, и я в камыше. Дико хочется курить, но я знаю, что это нервы просят успокаивающего наркотика. Надо просто не думать. «Море, море». Вот оно — мелкий Азов. В пустой темноте звук прилетает издалека. Издалека доносится шум мотора, катер приближается к берегу. Идут на малых оборотах, но идут. Плевать им на застреленного мента. Наркоконвейер не может останавливаться. И мой конвейер — тоже.
Камыши подходят почти вплотную к деревянным мосткам, протянувшимся в море метров на двадцать. От меня же до мостков шагов десять — пятнадцать. Не больше. Сперва из темноты выплывает мутный прожектор, затем становится виден силуэт небольшого суденышка. Рыбаки херовы! В катере я вижу троих. Один в дождевике с капюшоном, наброшенном на голову. Из-под капюшона торчит козырек. Но не ментовский. Под рыбнадзор косит, зараза.
Катерок причаливает к мосткам, и в темноте загораются три красных огонька. Курят и ждут. Я стою в камышах возле воды, и мне тоже хочется. «Море, море», — шепчу про себя и делаю несколько шагов по берегу, стараясь не шуршать камышом. Ноги затекли от долгого стояния, пальцам даже в перчатках холодно. Сжимаю и разжимаю пальцы, чтобы согреть.
Пролетает бесконечность нескольких секунд, и со стороны берега теперь доносится ворчание мотора. Это легковая машина проселком пробирается к мосткам. Я вижу свет фар. Фары освещают катер, и машина, одна из старых моделей «Жигулей», останавливается у самой воды.
Я снимаю АКМ с предохранителя и то же самое делаю с пистолетом. Гнилой прожектор с катера слегка освещает машину, и я вижу «шестерку». Также я вижу, как из этой «шестерки» выползают Четверо ментов с погонами. Понятно, с наркоментами тут у них полный порядок. Одним больше — одним меньше, какая им разница!.. У ментов автоматы в руках. У троих. У четвертого вместо АКМа тугой кейс в руке. С катера на мостки спускается один из «рыбаков» и делает несколько шагов навстречу. Слышно, как скрипят сырые доски. На плече у «рыбака» сумка. Кейс меняется на сумку. Теперь сумка у мента, а кейс у «рыбака». Прицеливаюсь из «Макарова» в район сумки, поближе к сердцу. Не так уж и темно ночью. По крайней мере, для меня. Нажимаю два раза на курок и отпрыгиваю в сторону. Некогда мне разглядывать, как служивый падает мордой в доски. Пробегаю по берегу и расстреливаю обойму до конца. Еще одному менту, вижу, конец пришел…
Начинается не мое время. По тому месту, где меня уже нет, поливают из АКМов безостановочными очередями… Это менты обосрались и расстреливают по целому рожку.
Я опять в камышах, почти рядом с мостками. «Макаров» улетает в воду. С катера никто не пуляет. «Рыбаки» мотор заводят. Тот начинает тарахтеть, но, как говорится, «еще польска не сгинела» — достаю гранаты, срываю чеку, бросаю, вижу: траектория красивая и точная. Граната залетает в катер и взрывается там так, как надо.
Срываю с плеча АКМ и прыгаю к мосткам. Менты лупят по берегу, а я от воды луплю по ментам. Нет ментов больше. Пардон, ошибка. Ядовитая очередь пропарывает доски, и я падаю грудью на берег. Камень врезается в ребро. Но сперва подумал — убили. Оказалось — живой. Слушаю, слышу. Один автомат лупит всего. Приподнимаю голову и вижу красно-желтые вспышки чуть в стороне от «шестерки». Мент, похоже, валить хочет, забыв про машину. Не выйдет, сучара!.. Срываю чеку со второй гранаты и бросаю ее в сторону огоньков. Так бросают штрафные в баскетболе. Сосредоточенно и несильно. Штрафной еще не долетел, а я уже упал, вжавшись в землю.
Нет, с глушаком работать лучше и легче, интеллигентней. А тут грохот сумасшедший, осколки летят, самого могут… Порция осколков угодила в бензобак легковухи, и та взорвалась с жутким грохотом. Светло теперь. Не нужно быть птицей, чтобы разглядеть сцену побоища. Я и не разглядываю. Лечу к Вике. Подлетаю к ней. Она дрожит. Думаю — от страха. Оказывается — трахаться хочет посреди покойников. Дикая девица. Ору и матерюсь. Хотя — хочу. Но — мозги. Но — не мудак еще. Потому и Буревестник почти.
— Валим, блядь! — ору, и мы валим по проселку на шоссе.
Надо быстро проскочить лиманы и долететь до станицы. Летим. Снимать брезент было некогда, летим в брезенте, как ночной кошмар.
Станицу Петровскую объезжаю стороной, окраинами Беликова ухожу по водосистеме к Староджерелиевской. Ближе к Стеблиевской съезжаю к каналу и топлю брезент в воде. Теперь можно ехать по трассе без экстаза. Едем, точнее, летим, как ночные влюбленные. Дорогу я обкатал загодя — и правильно сделал.
Не доезжая Тимашевска, сворачиваем в лесополосу, где и проводим остаток ночи в машине. Трахаемся, трахаемся, трахаемся. Как злые беркуты.
Утро ровное и пустое, как предстательная железа. Сумку ментовскую я все-таки прихватил и теперь сижу на земле и считаю деньги, поеживаясь от холода. Пятьдесят тысяч долларов — тоже деньги. Вика спит, укрывшись пледом, только милый носик, уже не птичий, дикий, а просто загорелый курносый носик торчит из-под пледа.
Последние листья летят по ветру. Со стороны шоссе доносятся редкие звуки машин. Солнце вот-вот появится над макушкой рощи, и станет тепло.
Вика просыпается и вылезает из машины с пледом на плечах.
— Привет, босс, — говорит, позевывая. — Где тут помыться?
— Привет, малыш, — отвечаю. — В багажнике термос с водой. Дома домоемся.
Она достает термос, и я поливаю ей на ладони. Вика бросает пригоршни в лицо, просыпается окончательно, достает пачку «Пелл Мелл» и пытается курить. Выбрасывает недокуренную сигарету и заглядывает в сумку. Достает пачку «зеленых» и спрашивает:
— Это все из-за денег?
— Это, малыш, наши трофеи. Стрельба была с перевозчиками наркоты.
— Я чуть не умерла со страха. А потом мне тоже захотелось стрелять.
— Выкинь глупости из головы. Если стрелять начнешь, то уже никогда не остановишься.
— А ты?
— Что — я? — не понимаю ее вопроса. — Убрав нескольких плохих людей, мы сохранили жизнь сотне хороших. Наркотики — это же смерть. За смерть платить смертью — это честно.
Вика садится на сумку с долларами и сидит так долго, пока я привожу машину в порядок. То есть зарываю одежду, в которой работал возле моря. Вытираю тряпкой полы в машине, выбрасываю подальше коврики, на которых может остаться почва, принесенная на обуви…