Насмотрелась девушка на жизнь станичников и на Лехину идиллию. «А как же злые беркуты? — хочется мне спросить. — Как же по людям палить из „вальтера“?» Но не говорю этих слов, а просто отнекиваюсь:
— Спасибо, Вика. После такого переезда мне только б до ванной добраться. И в кровать.
— Хорошо, — быстро соглашается Вика и как-то каменеет лицом. Красивым личиком, точнее. — Когда снова прокатимся, босс? — спрашивает на прощание.
А я отвечаю неопределенно:
— Да прокатимся, Вика, как-нибудь прокатимся.
— Тогда — пока! — Она быстро целует меня в щеку, я помогаю ей донести пакеты до парадной и уезжаю.
В квартиру на Сумской поднимаюсь еле волоча ноги — все-таки хоть и за рулем, но проделан долгий путь. Быстро осматриваю комнаты, но ничего подозрительного не нахожу: только пыль кругом, — это правильно, никто не шарился в мое отсутствие. Сейчас бы в ванну бултыхнуться! Но нет, пересиливаю себя и звоню Андрею. Тот поднимает трубку сразу.
— Я уже в Харькове, — сообщаю и слышу быстрый и тревожный ответ:
— Надо срочно встретиться.
Все во мне — каждая клеточка — напрягается.
— Приезжай, — отвечаю и вешаю трубку.
Вспоминаю, где в квартире оружие, проверяю и успокаиваюсь.
Андрей появляется буквально через несколько минут. Пробегаю взглядом по его лицу, фигуре, замечаю, что парень сегодня явно не брился, а лицо как-то посерело, хотя всегда он удивлял меня своим юношеским румянцем.
На нем длинное кашемировое пальто ядовитой окраски. Он не раздевается, почти падает в кресло и говорит:
— На нашу контору тут без тебя наехали.
«Бля!» — хочу выругаться, но не ругаюсь, а просто хмуро думаю: «Что я, нанимался всех от рэкета вызволять?! Дел у меня будто иных нет?! За мной и так, может, с водородной бомбой гоняются!»
— Рис с Краснодара пошел валом, — объясняет Андрей. — Прибыль колоссальная! Это, конечно, стало известно. Требуют денег.
— Шакалы, кругом шакалы, — ворчу я и требую уточнений.
Андрей объясняет как может. У меня на местных все данные есть. Приобрел на всякий случай. Роюсь в ящиках письменного стола и нахожу папку с бумагами. Листаю, вспоминаю то, что забыл в России.
— Это Салтовские, — говорю Андрею. — Что-нибудь придумаю. А почему к Анверу не обратился?
— Да его все не застать. Звонил много раз — и все попусту.
Понятно, думаю, у того дела посерьезнее. Харьковский рэкет — семечки. Но все равно…
— Ладно, — успокаиваю Андрея, — ты не беспокойся особо-то. Побрейся лучше. Бизнесмен должен сверкать, как начищенная бляха.
— А-а! — отмахивается Андрей, но уходит все-таки повеселевшим.
Оставшись один, понимаю, что вечерняя ленивая идиллия отменяется. Какая теперь ванна! Некогда чистить перышки. Адреналина в крови литр, и я решаю заняться делом, съездить в загородный дом, проверить арсенал и приготовить резервную хату для жилья. Может, придется туда соскочить, пока с рэкетом будут разборки.
Звонит телефон. Это Вика. Говорит, мама приболела, придется с ней пару дней посидеть. Я соглашаюсь и уезжаю за город.
Дом в порядке, только жратвы там нет совсем. Успеваю в местный магазинчик до закрытия и накупаю всякого добра навалом. Оружие тоже в порядке. Оружия всякого до хрена. И еще в Харькове у наших парней по квартирам. Только его все равно на всех рэкетиров не хватит. Хватило б на тех, кто за мной идет, то есть на тех, кого я мочить начал; мочить их не перемочить. Словно грязное белье в кадушке…
Рулю на БМВ обратно в город. Не спешу и думаю. На шоссе пусто почти, и это замечательно. Устал я все-таки сегодня. Нельзя же круглые сутки за рулем сидеть!.. И все-таки что я имею на сегодняшний день, на вечер то есть? Знаю адреса заправил из Салтовки — лидера и его троих ближайших подручных, нескольких звеньевых. Ну да ладно — утро вечера мудренее…
Выхожу возле парка и решаю прогуляться. Холодно. Поднимаю воротник куртки и засовываю руки в карманы. Холодно, но сухо. Гравий шуршит под подошвами туфель. Вот будет смеху на «гоп-стоп» нарваться. Ничего, не нарвусь.
По аллеям горят фонари. Не яркие, они еле освещают деревья без листьев и кустарник. Опять я думаю. Хожу и думаю. Много думаю последнее время. Так и мудрецом станешь. И еще много стреляю. Так и суперрайфлом стану. Суперстрелком. Джинсы такие есть — «Суперрайфл». Были у меня когда-то в молодости, фарцанул у финна случайно…
Что-то у Анвера, похоже, не срастается. Не получается у него пока, видимо, состыковаться с «королем» или — может, их несколько — с «королями» наркосиндиката. Неужели «короли» (слово-то какое! Нет, чтобы по-русски: тогда — цари или столбовые дворяне, то есть бояре…) считают, будто мы сделали недостаточно? Все заказные стали покойниками быстро и пока без проблем с ментами. Чище работы никакой профессионал не сделает. Потому и чисто, что работал непрофессионал! Нет, я все-таки понимаю, как трудно Анверу в новой для него игре…
Вспоминая Анвера, вспоминаю с нежностью и Лику, хотя запретил себе думать о ней. Несостоявшаяся моя любовь. Нет, любовь состоялась, счастья вот не получилось. И хорошо, что не получилось. Хоть одному человеку жизнь не испортил. Может, это мне и зачтется когда…
Надеюсь, Лика встретит нормального хорошего человека, устроит жизнь, будет у нее крепкая семья. Я — это отработанный материал… Да и с Викой тоже странные складываются отношения. Тут, конечно, ни капли платонических страданий. Тут страдания, нет, тут не страдания, а битва! Битва, пардон, промежностей! Злая битва злых беркутов. Почему женщин так распаляет близость крови, убийства? Эта, в Киеве, — то же самое… Когда кончаются плотские радости, Вика меня часто раздражает. Эти ее мудацкие тряпки! Но как помощник Вика идеальна. Нервы — канаты. Оружие проносит так, словно это не оружие, а дорогая безделушка…
Выхожу из парка и бреду к тачке. Ежусь от холода. Сперва осень навевает грусть, а после просто замораживает. Сажусь в БМВ и включаю печку. Чем бы еще таким полезным для общества заняться?
Еду по рэкетирским адресам. Хочется проверить — есть ли такие дома на самом деле. Дома есть. Запоминаю подходы, отходы, дорожки, кусты, деревья, фонари. Если все это знать заранее, то хуже не будет. Может, и не пригодится, но хуже, это точно, не будет. Хуже и так некуда.
«Ну-ну, — бормочу себе под нос и рулю к дому, — захотели, ребята, много денег получить и сразу? На халяву хапнуть хочется? Ладно, поговорим с вами, как писал не помню кто, кажется Пушкин застреленный, поговорим с вами шершавым языком плаката».
Домой я возвращаюсь глубокой ночью. Все-таки приятно ездить по пустынному городу. Изредка проносятся таксисты. Никто автоматами не машет, гранаты не мечет. Все равно ставлю БМВ в гараж, чтобы случайные прохожие не сперли. Только собираюсь направиться к парадной, как ухо ловит неопознанный сперва звук, затем мозг расшифровывает: стон. Стон-хрип доносится из-за гаражей, которые выстроились во дворе рядком. Кто-то как раз и стонет-хрипит в конце ряда.
Выхватываю газовый ствол и делаю шаги вдоль. Делаю шаги вдоль гаражей и заглядываю в темные щели между ними. Зачем я это делаю — не знаю. Инстинкт. Опять я вижу в темноте. Но все равно это лучший способ получить пулю в лоб и — мозги вдребезги будут теперь у меня.
Стоны-хрипы совсем рядом. Щелкаю затвором и говорю в щель между гаражами:
— Не делать резких движений, выходить по одному. На выходе — лицом на гараж, упереться руками. Командую — пошел!
За гаражами у кирпичной стены стоны-хрипы прекращаются. Вижу что-то похожее на человеческие тела, но не могу разглядеть. Кто и сколько? Зарезали кого? Режут еще? Трахают, может? Может, я просто помешал!
В проеме между гаражей появляется фигура. Парень лет… Наплевать мне на его возраст. Он покорно встает спиной ко мне, упирается руками о ржавую гаражную дверь.
— Ноги! Шире! — командую ему, и он подчиняется.
Шлепаю левой рукой по карманам куртки, по штанам.
Оружия нет.
У кирпичной стены кто-то есть еще.
— Следующий! — командую.
Никто больше не выходит.
— Кто там еще? — спрашиваю у парня.
— Девушка, — мямлит тот.
— Понятно, — проговариваю и сильно врезаю ублюдку между ног.
Хотел получить в это самое место — получай. Парень хрюкает и валится на землю. Корчится. Получает еще ботинком по челюсти, затихает.
Пролезаю между гаражных стенок и наклоняюсь. На земле в светлом задравшемся пальто лежит девушка. Она без сознания. Перекладываю ствол в левую руку и стараюсь нащупать пульс на ее шее. Пульс есть. Подхватываю ее за плечи, приподнимаю и протискиваюсь с ней обратно.
Девушка начинает приходить в себя, хлопает испуганно глазами, но молчит.
— Стоять можешь? — спрашиваю.
— Могу, — еле слышно отвечает она.
— Тогда стой.
Она стоит.
Киваю на вырубленного ублюдка, спрашиваю:
— Он что тебе сделал?
Девушка делает глотательное движение, кашляет, подносит руку к горлу. Говорить ей еще трудно. Чуть не задушил ее, ублюдок.
— Он хотел меня изнасиловать, — говорит девушка уже более членораздельно.
Ё-моё, думаю, насиловать на морозе. Удовольствия — ноль. Человека можно задушить насмерть, а после лет пятнадцать получить. Могут и расстрелять. Ублюдок!
— Тебе врач нужен?
— Нет, — отказывается девушка, но я вижу, что она еле держится на ногах.
— Ты его знаешь? — киваю на ублюдка.
— Не очень, — бормочет девушка.
— «Не очень»! — начинаю я сердиться. — Что значит — «не очень»? Или знаешь, или нет.
Наклоняюсь и обыскиваю ублюдка подробнее. Документов никаких нет. Врезаю ему профилактически по почкам. Ублюдок и так вырубленный, но дергается.
— Давай отвезу тебя куда-нибудь, — предлагаю девушке. — К родителям, что ли.
— Спасибо, — соглашается девушка, и ноги у нее начинают подгибаться.
— Эй, не падать! — Подхватываю ее и спрашиваю: — Так куда везти?
— Я живу в общежитии техникума коммунального обслуживания, — раздается еле живой голос.