Они помолчали несколько секунд, потом наш историк-краевед и хрононавт повернулся в сторону города, и, уже сделав первые шаги, бросил через плечо:
— Давай тут, не скучай, я пошел. Вернусь примерно часа через два, вряд ли раньше успею обернуться и все дела порешать.
Уже выбираясь на косогор, Вяче подумал, что будет логичнее выправить подол рубашки из штанов наружу и подпоясаться, таким манером он хотя бы немного, но будет больше походить на местного жителя.
По утренним улицам вместе с Вяче шли на работу мужики, бабы — спешили на рынок и в продуктовые лавки — прикупить свежего хлеба, молока и прочей снеди.
Немногочисленные масляные фонари уже оказались погашены, немощеные улицы под ногами многих тысяч обитателей Атаманского хутора поднимали тучи пыли. Славка мысленно прикинул, что как раз отсутствие дождя — скорее плюс, чем минус. Пыль что — тьфу, а вот грязь и слякоть на быстро становящихся непролазными улицах — это беда.
Мимо проходили и проезжали верхами чубатые казаки в неизменных фуражках с зелеными или алыми околышами и темно-зеленых суконных шароварах с неширокими красными лампасами — цветов униформы сибирского казачьего войска до изменений, произведенных в 1909 году. Впрочем, многие казаки носили такие и позднее, так что определить по таким признакам хотя бы приблизительную дату не представлялось возможным.
Поглядывали они вокруг снисходительно и свысока, явно ощущая себя хозяевами стремительно разрастающегося хутора. Уже на базаре заметил Славка и первого настоящего городового. Усатого, поджарого мужика с военной выправкой и шашкой на перевязи через плечо. Его он предпочел обойти стороной. Вяче давно пришел к выводу, что от служителей закона лучше держаться подальше. А в нынешних непростых обстоятельствах это правило требовалось возвести в степень непреложного принципа выживания.
На базаре в многочисленных лавках нашлось все, что могло потребоваться. Первым делом Славка купил у бабки два горячих, с пылу с жару, пирожка — один с капустой и второй — печенью. И с удовольствием их принялся жевать. Получив с найденного двадцатчика горсть мелочи, за копейку приобрел у мальчишки-разносчика свежую газету и быстренько глянул дату.
— Шестое сентября одна тысяча девятьсот десятого года. Как с куста. Наше вам с кисточкой. Ну, дела… — Едва слышно пробормотал он себе под нос, с ему самому не ясным ощущением. Как относиться к такому выверту судьбы, он еще просто не мог определиться.
— Утрясется, устаканится, а там, глядишь, разберемся, — почти успокаивая сам себя, опять прошептал он.
Быстренько прокрутив в голове, что там в сентябре могло случиться и ничего толком не вспомнив — основные события в Омске того года происходили летом — и приезд Столыпина, и трансконтинентальный автопробег. А главное, что ждет город — это Омская выставка, которая еще только готовится, ее проведение намечено на лето 1911 года. Славка пришел к выводу, что в ближайшем будущем не ожидается особых происшествий и потрясений основ.
Вячеслав, много раз изучая материалы начала 20-го века по Омску и всей России, точно знал, что в те времена в городе процветала всяческая преступность. Одних только видов карманных воров и прочих домушников, форточников, ското- и конокрадов, мошенников и прочей сволочи водилось великое множество. В свою очередь, они еще и подразделялись на разные узкие специализации. Понимая, что его внешний вид может привлечь нежелательное внимание, постарался предельно обезопасить себя.
Не входил в толпу, не позволял никому приближаться к себе и тем более сталкиваться, поглядывал за спину и в целом держался настороже. Что и принесло закономерный результат. Никто его так и не обчистил. Взятые им с собой деньги спокойно перешли в руки «правильных» торговцев.
Первой на его пути из числа нужных попалась обувная лавка Лапиной. Как явствовало из вывески. Заморачиваться он не стал, а просто прикупил две пары яловых сапог по размеру, а к ним портянки. Заодно взял и большой брезентовый мешок для всех своих покупок. Переобуваться пока не стал.
Следующим пунктом программы стала лавка готового платья Ноздрина, где Хворостинин приобрел перчатки, две пары штанов, две глухие — под горло — черного сукна жилетки, несколько опять же темных, недлинных рубах-косовороток с воротниками-стойками, пару простецкого вида пиджаков и коротких — с полами чуть выше колена темной шерсти то ли полупальто, то ли бушлатов с отложными воротниками. Добавились и прочие необходимые мелочи.
Вещи большей частью были неновыми, хоть и крепкими на вид, но все равно обошлись Славке в кругленькую сумму. Только за одежду пришлось отдать без малого двадцать рублей. Лавочник, если и подивился щедрости трат раннего посетителя, то виду не подал, выдал необходимую сдачу и вежливо проводил до выхода.
Задерживаться Вячеслав больше нигде не собирался, вот только ноги сами завели его в попавшийся по пути оружейный магазин Большакова. Где он не удержался и прикупил пару крепких охотничьих ножей, как отрекомендовал приказчик в лавке:
— Обратите внимание. — На прилавок легли два классических финских ножа в кожаных ножнах с белыми стальными наконечниками и обоймицами. — Клинки стали высшего сорта, отличной закалки, рукояти черного дерева. Финской фабрикации «Фискарсъ». Эти по пять дюймов длиной — ценой по три рубля за каждый. Есть также четыре с четвертью и четыре с тремя четвертями длины клинка.
Взял в руку, покрутил, посмотрел заточку. Вроде, все отлично.
— Давайте оба.
— С вас шесть рублей, — скрывая беспокойство и неуверенность в платежеспособности клиента, приказчик постарался легко произнести свою фразу.
Славка протянул ему десятку и быстро получил сдачу, но сначала стал свидетелем картины, как продавец тщательно изучает банкноту — не подделка ли… Пока шло время, Вяче стоял и вздыхал, заглядываясь на ружья и револьверы, но так и не рискнул покупать, дабы не привлекать к себе лишнего внимания.
Магазин, расположенный в казачьем поселении, логично располагал широким выбором магазинных винтовок всех калибров, охотничьих ружей, револьверов и пистолетов. А также всякого необходимого снаряжения для войны, самообороны и охоты.
Подумав еще немного, все же взял пачку на сто патронов под свой маузер 6,35-мм, который даже после введенных после революции 1905–1907 годов новых правил под ограничения не попал в виду своей малокалиберности и продавался совершенно свободно наряду с гладкостволом. Пришлось отдать еще пять с полтиной. Итого он и в оружейном облегчил свой карман на одиннадцать рублей.
Напоследок посетил на базарной площади шапочную лавку Смирнова — где прикупил два картуза. Теперь оснащение одеждой можно было считать завершенным.
— Ну что, о деле мы позаботились, пора и поразвлечься чуток. Курево у Артема кончилось, а вот как раз и табачная лавка, надо заглянуть, проявить заботу о друге, так сказать. Сигары нам ни к чему, трубочный табак — тоже побоку. А вот папиросы — самое оно.
В лавке он остановил свой принципиальный выбор на продукции местного омского завода Серебрякова. А вот что конкретно предпочесть — вопрос. Прикинув, что к чему и что почем, окончательно определился, что возьмёт только лучшее. Проблема крылась в том, что и в этом случае на прилавке имелись в наличии сразу три подходящих варианта. Пачки «Высшаго сорта А.» зеленоватая № 17 и красноватая № 3 — по пятнадцать копеек за десять штук. И синяя пачка высшего же сорта, но уже с буквой «Б.» — 25 копеек за 25 папирос. На всех в самом центре размещалась картинка с медалью и надписью: «Высшая награда — GRAND PRIX. Марсель 1908».
Любопытно, что прямо на коробке было напечатано: «В Тоб. и Томской губ и в Акмол., Семипал. обл. цена 25 шт. — 26 коп, в прочих местах Сибири — 27 коп.»
А ниже указывалось, что «На основании статьи 40 Устава объ. акц. общ. изделия запрещено продавать дороже выставленной цены». Вот такие методы. Ни много, ни мало.
В итоге Вячеслав купил все три пачки, подумав, что Артём на месте разберется, какой вариант ему больше нравится. Сам Хворостинин не имел ни малейшей склонности к табаку и, соответственно, оставался к куреву равнодушен. Зато пиво он всегда уважал. Потому и купил пару бутылок-кеглей Талицкого завода наследников Поклевского-Козелл — сортов «Экспорт» и «Баварское», опять же с золотыми медалями 1887 года на этикетках. Решив, что надо подкормить друга, прикупил по пути каравай черного хлеба и несколько жареных пирожков у всё той же торговки, по-прежнему стоящей у базарных ворот.
Волочить объемистый мешок оказалось занятием не из веселых. Пока Славка дошел до берега, успел упреть и притомиться. Он все же оглядывался несколько раз по пути, но груз за плечами мешал часто вертеть головой.
— Нет, ребята, — пропыхтел он еле слышно сам себе, — так дело не пойдет. Таскаться на своих двоих — оно, конечно, полезно, но нафиг-нафиг. Надо чего-то с колесами решать. Велик, коляску с бубенцами, так- их- раз- так, или какой-нибудь мотор, что объективно лучше всего. Деньги есть, помнится, по нынешним временам новая тарахтелка стоит примерно две тысячи… У нас точно с запасом хватит и не на одну… Надо будет с Тёмычем это дело обкашлять в ближайшее время.
Утром того же дня Гриня Жиган, начинающий грабитель восемнадцати лет от роду, успевший отсидеть по малолетке и нынче промышлявший воровским делом в банде Седого, прогуливался по базару, присматриваясь к «подходящим» клиентам. Деньги, добытые в недавних грабежах, подошли к концу, а жить красиво хотелось с неослабевающей силой. Вот тогда Гриня и заметил странного покупателя с мешком на плече.
Дождавшись, пока «персонаж» покинет обувную лавку, Жиган сунулся туда следом и поинтересовался у разом обомлевшей от страха торговки, что покупал недавний посетитель. Лапина запираться не стала и рассказала про две пары яловых сапог, червонце и сдаче в четыре рубля. Кивнув и цыкнув зубом, Гриня проследил за ничего не замечающим Хворостининым до лавки готового платья Ноздрина и даже подглядел через стекло за покупками и расчетами за двойные комплекты вещей. Поняв, что к чему, Гриня опрометью бросился к своему предводителю, который в это самое время мирно попивал чай в кабаке.