Друга тащить на территорию воинской части при свете дня все равно не вариант.
Усевшись на «свою» скамейку, он хотел было закурить очередную сигарету, но вспомнив, что она последняя, решив приберечь «на потом». Задумчиво щурясь на закатное солнце, принялся зорко наблюдать за работой техники.
В свои двадцать пять Артем не обзавелся ни семьёй, ни собственным жильем, ни капиталом. Зато за семь лет, прошедших с памятного девяносто первого, успел «хлебнуть жизни полной мерой».
Поступить и бросить институт, поняв бесперспективность обучения инженерной специальности в стране, где станки с ЧПУ вагонами отправляют за границу на металлолом, а с проходных радиозаводов мешками продают детали барыгам на драгметаллы. Постоять на бирже труда, гордо именуемой «Служба Занятости», экстерном окончить одно из немногих оставшихся ПТУ, где Артема выучили профессии рулевого-моториста и даже дали одну навигацию поработать по специальности в качестве «производственной практики».
Потом — армия. Карантин, бритые головы, «деды», картошка, наряды и строевая подготовка. Присяга, полтора года подшив и сапог в войсках связи, куда его с удовольствием взяли, едва молодой призывник заикнулся про детское увлечение радиотехникой и брошенный институт. Большая удача, что не попал на Первую Чеченскую. Тем, кому повезло меньше, вручали награды перед строем на плацу, после возвращения из госпиталей. А некоторые так и не вернулись…
Он настолько легко и быстро втянулся в армейский уклад жизни, что даже в мыслях не видел своё будущее на гражданке. Поэтому, когда перед демобилизацией командир предложил Торопову остаться на сверхсрочную службу, долго раздумывать не пришлось. Потом школа прапорщиков, назначение на должность заместителя командира взвода связи отдельной роты аэродромно-технического обеспечения.
Служба нравилась Артёму. Немногочисленный, по большей части офицерский личный состав. Ремонтная мастерская доверху забитая разной армейской радиоаппаратурой, отданная в его полное распоряжение.
Щедрый и продуманный «технический» продпаёк [1], в который помимо двадцати банок первоклассной «военной» тушёнки, круп, вермишели и овощей, входили даже перец, лавровый лист и горчица.
Дежурство на еженедельных «полётах», когда военные занимают места гражданского персонала в обычном аэропорту, закрывают его на несколько часов для пассажирских рейсов и на одном военном самолете экипажи по очереди отрабатывают «взлёт-круг-посадку».
Иногда отрабатывали различные трудности, например, отказ одного из двигателей, уход на запасной круг или установление радиосвязи на максимально возможном удалении. А после — два БМДСа [2] развозили личный состав по домам, иногда устраивая гонки по Ленинградскому мосту. Вид несущихся под девяносто километров в час по городу «Уралов» на колёсах повышенной проходимости всегда наводил ужас на водителей легковушек, заставляя их вжиматься в бордюры. Гаишники иногда значительно сокращали гоночную трассу, устраивая «финиш» сразу же за мостом, но ни составление протоколов, ни изъятие прав не могло прекратить еженедельное безобразие. Ведь давно известно, что «где начинается авиация — там заканчивается порядок». Но службы и Устава это никогда не касалось.
Главное, что усвоил для себя Артём, армия — это, прежде всего люди. И только потом оружие. Поэтому как мог, помогал зелёным новобранцам, только-только доевшим «мамкины пирожки» стать «суровыми вояками, взглядом вспарывающими коробки сухпая».
Вот только с пайком с каждым годом становилось всё хуже и хуже. В девяносто седьмом его окончательно заменили «денежной компенсацией», на которую нельзя было купить и десятой части того, что раньше выдавалось натурой. Это нанесло ощутимый урон и без того скромному благосостоянию молодого прапорщика.
Апофеозом в 1998 году стал августовский дефолт. Рубль рухнул, скаканула инфляция. Правительство ушло в отставку, оставив в роли «стрелочника» самого молодого премьера в новейшей истории. А Государственная Дума отказывалась утверждать новое. Одним словом, полный конец обеда.
Персональным десертом к этой трапезе над головой прапорщика Торопова грянуло известие о расформировании роты, где он служил уже четвертый год, и переводе военнослужащих по разным воинским частям страны. Слухи об этом ходили давно, и всё равно, новость застала врасплох. Уезжать из родного Омска неизвестно куда, в планы Артёма не входило. Пришлось согласно условиям контракта, увольняться из рядов Вооруженных Сил. «В запас, так в запас», — прощаясь с армейской карьерой и службой философски сформулировал двадцатипятилетний и теперь уже бывший «замок» [3].
Только благодаря неравнодушию начальника штаба батальона, назначенного командиром другого подразделения, расквартированного в Омске, он не оказался немедленно выброшенным за борт жизни в «море свободной рыночной экономики», а пусть и на полставки, но продолжил службу в качестве гражданского электрика-сантехника в «16 военном городке». Но и эта история продлилась недолго. Волна «оптимизации» с «прихватизацией» докатилась и до их затерявшегося среди бурно разросшейся городской застройки скромного гарнизона.
Первой под нож пошла казарма танкистов. Толстенные брёвна лиственницы, из которых было сложено здание, до конца исполнили свой долг, разбрасывая искры из-под цепей бензопил. Рабочим пришлось изрядно попотеть и поматериться, разбирая и вывозя на генеральские дачи столь ценную столетней выдержки древесину.
Затем очередь дошла до кирпичных казарм роты химзащиты, построенных в 1912 году. Раствор в те времена был совсем не такой как в конце века. Поэтому при разборке стен большинство кирпичей оставалось целыми. На их боках горделиво красовались буквы "Д.В." — личное клеймо мастера, гарантировавшее качество. Кирпичи вслед за брёвнами «приделали ноги» и ушли в неизвестном направлении.
Вскоре, из многочисленных построек воинской части остались лишь две: здание армейского коммутатора, куда «подселили» войсковую контрразведку, и казарма военных строителей. Вся остальная территория напоминала поле боя, усеянное строительным мусором вперемешку с остатками сломанного военного имущества.
Артём и прежде наблюдал за ходом строительства не только из праздного интереса. Земляные работы на исторической территории всегда полезны в части какой-нибудь копанины, которая могла при некоторых условиях немного поправить покосившиеся финансы, хотя, до сегодняшней находки ему особо не везло.
Большей частью попадалось всякое ржавьё советской эпохи: учебные боеприпасы, противогазы, банки из-под краски, куски армейских ящиков и прочий мусор. Кое-что можно было продать на "толкучке" в выходной день, кое-что — сдать в приёмку лома. Много выручить никогда не удавалось, но «на безрыбье и так сойдет». Поэтому Артём старался чаще сидеть на лавочке и не торопился домой после окончания рабочего дня.
И вот сегодня удача улыбнулась на все тридцать два зуба. Когда сумерки стали заметно густеть тенями, экскаватор затих. Машинист, заперев кабину на висячий замок, прихватил вещички и ушел домой. Следом потянулись остальные рабочие.
Сторож, обойдя территорию, убрался в свой вагончик и принялся планомерно заливать за воротник суточную норму самогонки. Это он знал наверняка. Оставалось спокойно и без лишних глаз спуститься в котлован для быстрой проверки. Разгребать кучи отвала не имело смысла — там нужен был металлоискатель Хворостинина.
Тёма ловко спрыгнул в яму с пологого края и, стараясь не шуметь, пошёл к свежему раскопу. Включив предусмотрительно захваченный с собой фонарик, он метр за метром стал исследовать откос. Края ямы иногда осыпались от неосторожного движения. Тогда он выключал фонарик и замирал, прислушиваясь. Затем вновь продолжал свои изыскания. И вот, в луче блеснул металл.
Приглядевшись, увидел старый штык, торчащий из грунта в паре метров выше по откосу. Трёхгранное острие однозначно говорило, что это не кусок арматуры, хотя и смотрелся изрядно проржавевшим.
«Может, на что и сгодится», — подумал Артём, начав осторожно карабкаться вверх, чтобы достать находку. Земля предательски оседала и осыпалась под ногами, потому ему приходилось держаться за склон и свободной рукой тоже. Это не помогло. Образовавшийся небольшой оползень сошёл на дно котлована, увлекая за собой. Не удержав равновесие, он кубарем скатился на дно, вдоволь наглотавшись пыли и перепачкавшись в вездесущей глине.
Поднявшись, с трудом сдержался, чтобы не выругаться в полный голос. Затем прислушался. Всё было тихо. Отряхнувшись и проверив фонарик, снова попробовал поискать штык. Но тут его ждало открытие, заставившее вспомнить байки бывалых омских поисковиков.
Оползень обнажил небольшую часть старой кирпичной кладки. В свете фонаря обозначился кусок стены с закруглявшимся кверху кирпичным сводом. Артём сообразил, что это не остатки фундамента, а какое-то самостоятельное сооружение. Может, даже настоящий подземный ход?
В воздухе вновь пахнуло мифическим золотом Колчака, ну, или как минимум бомбоубежищем с рваными противогазами. Первый вариант показался бывшему контрактнику более предпочтительным, поэтому он не стал медлить и вновь полез по откосу.
Выступавшие из грунта кирпичи на ощупь оказались холодными и ожидаемо шершавыми. Раствор между ними, вероятно из-за сырости, оказался рыхлым и буквально крошился под ударами, вынутого из кармана ножа-складничка, не раз спасавшего от гопников в «Порт-Артуре» [4].
Подковырнув и расшатав, вынул один из кирпичей. За ним без проблем последовали остальные. Через некоторое время он разобрал насквозь небольшую часть стены и, посветив в образовавшийся пролом фонариком, убедился, что находка оказалась точно не бомбоубежищем.
В обе стороны, насколько хватало луча, уходил невысокий тоннель шириной около метра, на полу его виднелся всякий непонятный хлам. Что именно это было, разглядеть не удалось, поскольку фонарь доедал батарейки и требовал добавки. Да и лезть в одиночку в такое старое сооружение было как-то не по себе.