Поставив фотографии перед собой, она вынула все из того же ящика еще два предмета. Свой дневник и тяжелый револьвер отца. Ухватившись обеими руками за гладкую рукоять, она навела тяжелый ствол на воображаемую цель, взвела курок, явственно представив себе Яшку, и без колебаний нажала на спуск. В тишине неожиданно громко и металлически сухо щелкнул боёк. Оружие по настоянию мамы обычно лежало незаряженным. Но теперь Варя достала пачку золотистых патронов и умело снарядила все гнезда в барабане.
«Пусть только попробует еще раз прикоснуться ко мне! Смогу за себя постоять! Сама! И дядю просить не стану!». Воинственно поглядев за окно, словно там уже стоял Оснецкий, она угрожающе качнула пистолетом. И… осторожно убрала его обратно на полку, со вздохом подумав, что «Смит-Вессон» все же слишком велик для ее руки, и лучше бы приобрести небольшой револьвер. Вот только где на такую покупку найти денег?
Варя встала и прошлась мимо высоких, под самый потолок, книжных шкафов, скользя взглядом по длинным рядам томов, стоящих на широких, дубовых полках, поблескивая сквозь зеленоватое стекло двустворчатых дверок золотым тиснением корешков. Фамильная библиотека Белозеровых собиралась более ста лет.
Начало коллекции положил прадед — герой трагической для русской армии битвы при Аустерлице. В том сражении молодой поручик спас знамя своего полка от позорной участи быть захваченным торжествовавшими победу французами[5].
Спустя годы, в победном и славном для русского оружия 1813, уже майор и кавалер Белозеров привез из Парижа не долги, как многие из господ офицеров, а целое собрание книг, включая и весьма древние тома, которые к началу двадцатого века окончательно превратились в библиографическую редкость и обладали немалой ценностью.
Книг собралось действительно много. По всем отраслям знаний и на разных языках. Латынь, древнегреческий, старославянский, французский, английский, немецкий и, большей частью, русский. Точные науки, география, философия, история, политэкономия, религия. Поэзия, альбомы, с роскошно выполненными копиями величайших произведений искусства, начиная от античности и до новейших времен. Множество папок с нотными записями. Толстые стопки журналов.
И, конечно, художественная литература от классики до новейших детективов о Шерлоке Холмсе и фантастические истории Жюля Верна, в том числе и любимая книга брата — зачитанная им и его друзьями до дыр — «Робур-Завоеватель»: о чудесном винтокрылом электрическом летучем корабле и ее смелом изобретателе.
Сколько замечательных дней и ночей провела Варя за чтением этих произведений — не счесть… Для нее эти солидные тома были друзьями, с которыми так хорошо вести задушевные беседы, внимая голосам их именитых авторов.
Дмитрий Сергеевич любил и умел играть в шахматы. И делал это умно, изящно и артистично. Особенно нравилось маленькой Варе наблюдать, как папа берет фигуры сильными, но при этом аристократично тонкими, длинными пальцами, словно нависая кистью и плавно захватывая щепотью. А затем медленно и раздумчиво переставляя, словно завершив небольшой полет. Была в этом для неё какая-то неизъяснимая и притягательная красота, от чего хотелось попробовать играть самой.
Иногда отец устраивал турниры со своими друзьями, но куда чаще предпочитал звать дочь, обладавшую не по-детски трезвым и быстрым умом. Летом они усаживались на веранде, долгими зимними вечерами — поближе к печке. Раскладывали небольшой, переносной, искусно сделанный по специальному заказу столик, с шестьюдесятью четырьмя выложенными из заморского черного и белого дерева полями, расставляли точеные, изображающие древних воинов, фигурки, и устраивали долгие партии, одновременно обсуждая или пересказывая друг другу очередную прочтенную книгу. Это было их время. Все знали, что в эти часы лучше их не отвлекать.
Николка и мама — Елена Георгиевна — особым интересом и пониманием строгих законов шахов и матов, движений ладей, слонов, коней и пешек не отличались, предпочитая заниматься своими делами. А для «папиной дочурки» и Дмитрия Сергеевича эти часы и минуты обладали некой, невыразимой словами, притягательностью, являя своего рода таинство общения самых близких по духу людей.
Варвара с детства обожала шоколад. Отец, прекрасно осведомленный о необоримой страсти дочери, использовал эту ее слабость для общей пользы. Конечно, заботливые родители и сами давали бы своему любимому первенцу сладкое, соблюдая меру, само собой, но тут выходил двойной плюс.
Отец ставил хрустальную вазочку с конфетами в блестящих обертках и всякий раз, когда дочь делала сильный ход, разыгрывала удачную комбинацию, сводила в ничью или тем более побеждала в очередной партии, ей торжественно позволялось взять приз — шоколадное угощение.
Варя в эти мгновенья никогда не спешила. Она, улыбаясь, брала нежными пальчиками конфетку, аккуратно разворачивала яркий фантик и принималась, с несказанным удовольствием, есть свой законный приз.
Многоуровневая, интеллектуальная и такая разнообразная игра живо интересовала маленькую Варвару. Но, повзрослев, всерьез увлечься шахматами она не захотела. Да и страсть к сладкому пропала после гибели отца — разом и начисто.
Варвара по моде того времени являлась девушкой спортивной, что весьма поощрялось в их гимназии. Круглый год верховая езда и частые охотничьи походы с отцом. Зимой катание на коньках в саду «Аквариум». Летом занятия лаун-теннисом. Играла она азартно, ловко и смело. Когда же на матчи приходил папа, что случалось не часто, все получалось у неё особенно хорошо.
В такие часы и минуты она ощущала особый подъем сил, огромную радость. Она совсем не уставала, стремительно бегала по площадке, почти летая с ракетой[7] в руках, и попадала, отбивала, разила наповал. Её не удавалось остановить никому, даже самым именитым и сильным соперникам. Отец, обычно очень занятый, не любил говорить, что придёт, предпочитал незаметно вставать в задних рядах, наблюдая за игрой, но это всякий раз с огромной силой воодушевляло его детей и помогало им побеждать.
Изящные искусства являлись еще одной сферой ее интересов. Живопись, особенно графика, музыка во всех ее проявлениях — от исполнения сложных пьес на рояле до регулярных походов в оперу и на концерты симфонических оркестров. Но куда сильнее привлекали науки. Биология, химия, физика, математика давались гимназистке-отличнице Варе Белозеровой необычайно легко, она налету схватывала внутреннюю логику формул и теорем, сложные закономерности преобразования веществ.
Но, как уже было сказано выше, скромный бюджет осиротевшей семьи просто не позволял обучаться двоим[8]. Потому Елена Георгиевна — мать Вари, приняла твердое решение, пользуясь отсрочкой для девиц в получении пенсии до двадцати одного года, дать возможность сыну — Николаю, получить образование, а затем, найдя себе место, он должен будет помочь сестре, обеспечив ей жилье и содержание на время учебы.
Альтернативой такой со всех сторон разумной, но невероятно долгой отсрочке исполнения замыслов и надежд Варвары Дмитриевны, оставалась только возможность самой заработать на университет.
С этой целью она и устроилась в шляпочный салон фрау Мериин. Явившись по протекции своего гимназического учителя рисования, который настойчиво отрекомендовал Варвару Белозерову как обладательницу отменно-безукоризненного вкуса и тонкого, художественного восприятия, она получила работу, где увлеченно занялась оформлением витрин, полок и манекенов с готовыми комплектами нарядов. И даже сама конструировала шляпы и навивала ленты, перья и прочие элементы украшений для дамских головных уборов. Это получалось у нее лучше всех.
И все бы замечательно, если бы не одна почти непреодолимая трудность. К эффекту, производимому на мужчин ее внешностью, Варя уже успела привыкнуть за последние два года, когда ее красота раскрылась, явившись миру со всей неизбежностью и окончательностью монаршего вердикта. Тут не могли помочь никакие ухищрения. Разве что носить темные очки или подвязывать подбородок платком, словно болеешь флюсом…
Бесконечные взгляды, тонкие намеки — она просто с ледяным молчаливым презрением игнорировала. Тем более что в дамском салоне мужчинам делать было совершенного нечего, и это заметно облегчало ситуацию.
Но недавно, к несчастью, появился лихач-извозчик, возомнивший о себе бог весть что, и настойчиво принявшийся предлагать себя в кавалеры, буквально не давая Варваре проходу. Поначалу все шло почти прилично. Бывший лейб-гвардеец держал дистанцию, томно вздыхал и, лишь время от времени проезжая по проспекту, придерживал вороного напротив витрины шляпочного салона, стараясь зацепить глазами взгляд девушки. Добившись своего, тут же сдергивал с головы картуз, кланяясь ей. Это вынудило девушку все время либо отводить взгляд от улицы, либо смотреть в пол, когда возникала нужда оформлять витрину.
Радовало ее лишь то, что брат уехал и не мог даже случайно вмешаться в происходящее. Ведь это могло привести к мужскому выяснению отношений и даже дуэли или ожесточенной потасовке. А в этом деле Яшка слыл даже среди лихой и дерзкой кучерской братии буйным и злым до драки, доселе непобедимым бойцом. Что он мог бы сотворить с тонким и совсем юным Николкой, Варя не хотела и думать, твердо решив, что если Оснецкий станет опасен, она лучше лично разделается с ним, как с бешеной собакой. Но доводить до такого ей вовсе не хотелось. Впереди была огромная и счастливая, полная прекрасных мгновений жизнь. И ее следовало прожить как можно звонче, светлее, служа родине.
Ей искренне хотелось помогать людям, делать настоящее дело, быть полезной обществу и стране. И меньше всего в этом была какая-то пафосно-картинная поза или забота о собственной карьере и личном благополучии. Вот о чем со всей искренностью молодой души думалось и мечталось Варваре Дмитриевне в девятнадцать лет. Вот что составляло предмет ее непрестанных забот и интересов.
Впрочем, это не отменяло желания опрятно и достойно выглядеть. Носить красивые, модные вещи и соответствовать своей гордой фамилии и благородным предкам.