Лезвие медленно переместилось ниже и принялось за пуговицы на Яшкиной рубахе. Тот, в бесплодной попытке отстраниться от острого клинка, вжался в дерево.
— О, милок, да на тебе и креста нет. Это хорошо. Что ж ты, безбожник, что ль?
— Нет, я верю в…
Торопов, войдя в роль, на ходу сымпровизировал. Легко шлепнув пленника ножом по губам, с мрачной ухмылкой изрек:
— Ну, что ж ты, дурашка, разозлить меня хочешь?
Взгляд поляка заметался, его охватил мистический ужас, в последней и заранее обреченно-тщетной попытке выбраться из смертельной ловушки он простонал:
— Деньги в кармане! Возьмите их, вельможный пан, и отпустите меня, умоляю.
Финка под мощным и резким ударом на треть вонзилась в дерево чуть выше головы Оснецкого, заставив его зажмуриться.
— О-о-о-о! У тебя есть деньги! Нуте-с, посмотрим — посмотрим… — С издёвкой констатировал прапорщик, демонстративно надев тонкие белые перчатки и, вытащив из лежавшего на сиденье пролётки кармана кучерского армяка несколько мятых купюр, гомерически расхохотался.
— Вот это, по-твоему, деньги?! Да ты сумасшедший! — Артём вновь подошёл к пленнику и, веером, словно карты, зажав правой рукой купюры, левой достал зажигалку и демонстративно поджёг их перед лицом Якова. Тот с ужасом наблюдал за непонятными действиями похитителя. Когда деньги почти догорели, Тёма положил их на левую ладонь, пришлось немного потерпеть, а правую незаметно завёл за спину и достал заранее приготовленную пачку соток.
— Вот деньги! — Злобно сказал он, резко хлопнув в ладоши. Создалась иллюзия появления купюр из ниоткуда. Затем, испепеляя взглядом опешившего пленника, злобно прошипел:
— А тот парень мне намного… Намного больше должен, чем ты видишь.
Тёма демонстративно помахал пачкой перед лицом кучера, напоследок щёлкнув его по носу.
— Да что вы! Что вы! — Якуб запаниковал. — Отродясь столько в руках не держал! Все возьмите! Заберите коляску, жеребца! Все отдам, только не губите, ясновельможный пан!
«О, наши ставки растут. Повысили. Скоро и крулем обозначат с пересрачки».
Артём вытащил нож из дерева, неторопливо развернулся, запрыгнул в пролётку, взял вожжи, и, небрежно бросив через плечо:
— Ну, на нет — и суда нет. Спросим у твоей барышни. Я тут знатный муравейник приметил недалече. Бывай! — хлестанул коня.
Извозка дёрнулась и стала резво набирать скорость. Паника Оснецкого, наблюдающего за разматыванием верёвки, была непередаваема. Он дёргался, кричал. Но всё было без толку. Последнее кольцо распрямилось… Верёвка дёрнулась… Якуб напрягся всем телом, предчувствуя смерть, закрыл глаза и завыл…
Пролётка скрылась из виду, увозя за собой верёвку…
Артём, хладнокровно оценивая произведенный на кучера эффект, остался доволен устроенным представлением. Узел, подсмотренный в разделе фокусов журнала «Юный техник» ещё в далёком детстве, как всегда не подвёл. Обогнув березовый колок, он остановил тарантас и привязал коня. Затем, стараясь не шуметь, стал подкрадываться к месту, где сидел несчастный пленник. Неслышно подойдя с обратной стороны, Тёма вкрадчиво и спокойно, наклонившись к уху Яшки, сказал:
— Верёвки нонче стали делать совсем дрянь. Вот раньше, когда мы с друзьями на Голгофе… Слушай, может, ещё разочек узелок завяжем, а?
Тот всем телом вздрогнул, словно от электрического разряда. Его мелко трясло, немигающие глаза были широко открыты, между штанин расплылось тёмное пятно. «Только инфаркта не хватало» — подумал Артём.
— Эх, Яша, Яша… Что-то не клеится наш разговор. Вишь, штаны обмочил. Совестно, небось. — Сочувственно произнёс Тёма. — Да ладно, я всё понимаю. После встречи со мной у всех исподнее менять приходится. Но ты везунчик. Недосуг возиться с твоей жалкой душонкой. Сегодня. Мне человечек нужен. И мои деньги. Ты вернёшь мне человечка, и мы всё забудем, как будто ничего не было? Да?
— Д-д-д-д-а, в-в-в-ерну. — Кучер затряс головой.
— Вот молодец. На-ка, глотни для поправки здоровья. Да не боись. Легче станет. — Артём поднёс к губам Яшки фляжку с водой, куда заблаговременно был добавлен пакетик морфия. — Стало быть, вернёшь человечка. Это хорошо. Токма, мне он нужен как можно скорее. Сегодня же. Понимаешь?
Яков судорожно кивнул.
— А если Фрол Фомич не захочет его отдать, а? Как думаешь, Яша, если ему денег дать, он его отпустит?
Кучер кивнул, уставившись вдаль невидящими, широко раскрытыми немигающими глазами. Морфий постепенно начинал действовать.
— Вот и славненько… Да? Мы пойдём прямо к реке. Да? Потом вниз по берегу. Да? Придём в город. Да? Зайдём к Фролу Фомичу. Да? Дадим ему сто рублей. Да? Он выпустит моего человечка. Да? Человек принесёт мне денежки. Да? И все довольны и счастливы. Да? Счастливы и довольны. Да? А потом можно свадебку. Да? Я твою барышню трогать не стану. Да? А тебе денежек дам. Да? — Тёма монотонно и ритмично, стараясь попасть в такт дыханию пленника, произносил фразу за фразой. Кучер после каждого "да" качал головой. — И всё у нас хорошо. Да? И потом всё забудем. Да? Идём прямо к реке. Да? Потом вниз по берегу…
Так продолжалось довольно долго, пока Яшка не успокоился. Взор его постепенно мутнел, веки неумолимо тяжелели… В конце концов, он уснул. Тёма разрезал верёвки на ногах зомбированного пленника и обтёр его щегольские усы от остатков мази. Сунув в карман "катеньку", незаметно подрезал верёвку, сковывавшую руки, и тихо как мышь вернулся к повозке. Отвязав жеребца, отъехал в сторону Омки. Добравшись до дальнего колка, откуда ещё можно было вести наблюдение, спешился, привязав вороного, и залёг в кустах.
Достав подзорную трубу, он с некоторым даже исследовательским интересом принялся терпеливо следить за Якубом, попутно пожелав сдохнуть сороке, что стрекотала где-то в ветвях у него над головой. Когда она, привыкнув к присутствию чужака, умолкла, Артём услышал где-то вдалеке голос кукушки. Оснецкий всё ещё не двигался.
«Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?» — Мысленно задал традиционный вопрос отставной прапорщик, чтобы тоже не прикорнуть на пьянящем свежем воздухе. Кукушка замолкла. «Ну да, конечно. В лесу действиям с отрицательными числами не учат» — усмехнулся он про себя. Артём извлёк из вещмешка грим и зеркало и старательно, насколько было возможно, придал себе сходство с Яшкой. Ведь Омск — город маленький. Таких пролёток как у Яшки — единицы. А обнаруживать себя раньше времени перед городовыми не хотелось.
По приблизительным расчётам, основанным на личном опыте сверхсрочника, через полчаса — час сибирские комары и мошкара должны были воскресить извозчика даже из мёртвых. Так оно и получилось. Кучер несколько раз дёрнулся, нелепо завалившись набок. Руки его освободились, он встал и словно пьяный стал ходить туда-сюда, хватаясь непослушными руками за стволы деревьев. Потом, очевидно окончательно оклемавшись, или просто вспомнив, куда ему внушил идти Артём, направился в сторону реки.
"Зер гуд, зер гуд", — подумал Тёма, наблюдая за походом кучера. Пока всё шло по плану. И это настораживало. Ведь законы Мерфи никто не отменял. Подождав, пока Лях дойдёт почти до реки, сам сел в пролётку, накинул для маскировки кучерской армяк, и быстро, но аккуратно поехал в Грязный переулок.
Несколько раз его окрикивали, видимо принимая за извозчика, но он не обращал внимания, поскольку всё внимание сосредоточил на управлении повозкой. Ведь прав на гужевой транспорт у него никогда не было, поэтому ощущал он себя канатоходцем, идущим на большой высоте без страховки. Да и побаивался он лошадей. Чёрт знает, что у этих непарнокопытных на уме. И если бы не необходимость обогнать Яшку, бросил бы он всё это сразу и пошёл пешком.
Вечерело. Пролётку Артём привязал под окнами их комнаты во дворе "Торговых номеров". Сам же в это время отправился дежурить с подзорной трубой на берег Омки на угол Первого Взвоза. Время тянулось бесконечно медленно. Он старался держать в поле зрения оба подхода к полицейскому участку.
"Только бы успеть до темноты. Только бы он не заблудился!" — носилось в его голове. Паника и тревога нарастали. Прапорщик взглянул на часы. Стрелки показывали без четверти семь. "Неужели провал?" — ему категорически не хотелось применять вариант номер два.
Вдали замаячила фигура. Торопов посмотрел в подзорную трубу. "Чёрт, точно! Он же без обуви! Вот почему так долго". — С досадой отметил про себя. Спрятавшись за углом, он ловко избежал обнаружения и продолжил наблюдение. Лихач, шатаясь, вошёл в участок.
Глава 16
08.09.1910 вечер, Омскъ
— Где Фрол Фомич? — Сипло спросил Яшка у дежурного, тяжело опершись на стену и уставив пустой немигающий взор куда-то в сторону.
— У себя в кабинете. Где ж ещё в такое время ему быть. А ты что, Яшка, нализался, что ль? — Дежурный знал возчика и его характер.
— Нет. Дело есть к нему. — Выдохнул лихач.
— Ну, так и иди. Чай, знаешь куда.
Якуб, нетвёрдо ступая босыми ногами, побрёл по коридору в кабинет урядника, качаясь и ежесекундно толкаясь плечами о стены узкого коридора.
— Что с тобой, Яков? Ты не пьян, часом? — Спросил Канищев у ввалившегося в дверь кучера.
Оснецкий едва мог говорить от усталости и нервного перенапряжения. Язык его заплетался, речь звучала сумбурно и невнятно, то и дело прерываясь или срываясь на визг, словно его болезненно толкало что-то незримое.
— Нет, благодетель! Нет! Пощади, сделай милость! — Яков упал на колени перед околоточным. — Выпусти того, с кем я позавчерась подрался. Христом богом молю. Не погуби!
— Ты в своём уме ли? Что на тебя нашло? Ты же сам просил на выселки его услать. А теперечи чего случилось?! — Фрол терял остатки терпения. — Или водка разум твой помутила? Ну-ка, дыхни!
Яшка дыхнул. Околоточный, не почувствовав запаха спиртного, теперь стал сомневаться в умственном здравии кучера. Ведь таким он его за все годы знакомства видел впервые.
— Сядь и говори, в чем дело!
Извозчик повиновался приказу. Рассказав всё, что с ним приключилось, он расплакался.