— Единственное, чего хотелось бы, это видеть вас еще, милейшая Татьяна Михайловна.
Последнее он смог произнести лишь мысленно. Голос и язык отказались подчиняться. Артём так и остался стоять, глядя в глаза смущённой Тане.
— Господа. — Сочла необходимым вмешаться в стремительно развивающийся прямо у нее на глазах нежданный роман сестры Александра, вырвав Артема из ступора. — Мы с Татьяной крайне признательны и благодарны вам. Обоим. И повторю свое приглашение. Ждем вас завтра к пяти часам пополудни на чай. Адрес — угол Почтовой и Панковской, собственный дом. Вам это удобно?
«Неужели и в начале века в Омске водились панки», проскочила отстраненно мысль в несколько затуманенном сознании Тёмы.
— Почтем за честь, — изобразил, как ему показалось, светский поклон Вяче.
Все еще не пришедший в себя Тема снял с головы котелок, после чего зачем-то щелкнул каблуками, едва не выронив головной убор, отчего барышни снова прыснули в кулачки.
Так продолжая кланяться и скалить в любезном оскале зубы «сводные братья» ретировались к своему транспортному средству.
— Слышь, родственник. — Отходя от недавних переживаний, буркнул Артем на ухо друга, прежде чем тот успел завести мотор. — День сегодня какой-то безумный. Давай уже без приключений просто доедем до Старозагородной рощи. Расслабимся, музыку послушаем, а потом уже и Кравцева навестим.
— Легко!
У жандармского начальника. Поздний вечер 10 сентября 1910 г.
— Разрешите доложить, господин полковник, — стоя перед массивным дубовым столом, откозырял жандармский офицер Талалаев.
— Что же вы, Федор Никандрович, с таким официозом. Мы ведь уже договаривались, запросто, почти по-семейному. Так что, милостивейший государь, да-с, прошу, впредь обращайтесь ко мне без лишних славословий, по имени отчеству.
— Александр Петрович, воля ваша. И благодарю за такую милость. Вы приказывали при появлении новых сведений по делу о нападении на поезд горветки и «неизвестным спасителям» — сразу докладывать вам.
— И что же? Неужели имеете что сообщить?
— Так точно.
— И от кого же, позвольте узнать, эти новости поступили? — Не без иронии отозвался жандармский начальник.
— От самих «спасителей». — Не без апломба ловко отпарировал Талалаев.
— Неужели вы их сыскали? — Не скрывая удивления и заинтересованности, спросил полковник Орлов, подавшись всем телом вперед и навалившись грудью на край стола.
— Не совсем так, Александр Петрович. — Вынужденно сбавил обороты поручик. — Они сами сыскались, точнее, прислали письмо, в котором сообщили, что никакого касательства к революционным силам не имеют, в поезде оказались случайно, а бандита опознали как Седого — вероятно, они уже пересекались с ним ранее. И что действует он в пределах Атаманского хутора и на тамошнем базаре. Эти сведения совпадают с предварительными данными, собранными следствием. Сами же «спасители» объясняют свою сугубую анонимность тем, что предпочитают скрываться во избежание мести со стороны криминального элемента и нежелания публичной и шумной огласки своих персон.
— Дайте-ка текст, поручик. — Вооружившись мощной лупой и подняв очки на лоб, полковник Орлов принялся детально изучать документ.
Талалаев почтительно молчал, ожидая, когда начальство закончит обследование. Сам он, разумеется, первым делом произвел сходную процедуру, заодно постаравшись выяснить, каким путем попало письмо в управление.
Поручику хотелось сопоставить свои наблюдения и предварительные умозаключения с выводами самого полковника Орлова — опытнейшего начальника Омского жандармского управления, прошедшего за долгие годы государевой службы должности от начальника земской стражи, до полицмейстера и начальника отделения жандармского полицейского управления железной дороги.
«Мы не революціонеры. Вѣрны Государю и Россіи. Въ главарѣ нападавшихъ опознали бандита по кличкѣ Сѣдой. Онъ обиталъ на Атаманскомъ хуторѣ. У базара. Сѣдой раненъ въ правое плечо. Бѣжалъ къ рѣкѣ.
Проживаемъ въ Омскѣ. Противъ огласки нашихъ личностей. Рискъ мести бандитовъ. Всё, что сообщили — на полное ваше усмотрѣніе. Можно опубликовать въ новостяхъ. Всегда готовы защищать Родину и Царя».
Дальше шла странная подпись в виде большой литеры «Z». Старательно набранная из косых черт — дробей и горизонтальных подчеркиваний она явно показывала, что у авторов письма в доступе имелся только русский шрифт. А заодно намекала на некую значимость именно этого знака.
— Так-с, и каковы их таланты в эпистолярном жанре? Отпечатано на новой пишмашинке. Все литеры четкие, никаких дефектов, искажений. Ловко излагают, складно, но с незначительными ошибками. Впрочем, текст составлен нарочито просто. Без завитушек и красивостей. Не факт, что люди с классическим полным образованием. Но явно грамотные. Нужды писать такое письмо, да еще и давать нам право опубликовать его или использовать по нашему усмотрению, у этих таинственных господ нет никакой. Значит, они и в самом деле озаботились одной лишь вероятностью уподобления себя революционерам. Что весьма показательно. Как отправили конверт?
— Бросили в ящик на почтамте, вероятно еще в первой половине дня. Как только служащие почты прочли адресат, письмо тут же направили нам.
— И концы в воду. Не сыскать. Мало ли там людей ходит… Никто за ними не следит. Что ж, умнó. Но с чего вы взяли, что это именно они самые? А не просто какие-то мошенники?
— Думаю, они прочли в сегодняшних газетах, что преступник так и не схвачен и пожелали помочь нам в его розыске.
— Вижу, что вы уже поменяли прежнюю точку зрения и более не считаете этих загадочных стрелков преступниками?
— Так точно, господин полковник.
— А что если это сами бандиты пожелали отвести подозрения от себя и назвали чужую кличку? Не допускаете такого?
— Не исключаю, но отработать эту версию, наряду с иными, считаю обязательным.
— С этим не поспоришь.
Орлов замолчал, медленно выбивая пальцами некий марш ударами по столешнице. Подняв взгляд на Талалаева, он задумчиво и с некой искрой в глазах произнес:
— Вы вот что голубчик, Федор Никандрович, а давайте провернем этакий финт. В духе детективных романов. Раз уж нам шлют тайные письма. Ответим.
— Но как же это возможно, Александр Петрович? Обратного адреса или просто инициалов в письме нет. Кроме этой непонятной закорючки в виде литеры Зед.
— В том и суть пердимонокля. Доводилось ли вам, поручик, слышать мексиканскую легенду о защитнике народном, тамошнем Робин Худе — некоем Сорро, сиречь Лис по-испански? Благородный идальго, действовал всегда в маске, мастерски орудуя острой рапирой.
— Никак нет, господин полковник.
— Не удивительно. К слову, наши тоже отметились — пальцы у одного из разбойников начисто срезаны. Так вот. Мне сию басню рассказал лично князь Михайло Иванович Хилков, бывший в те годы министром путей сообщения. Светлая ему память, — полковник перекрестился, бросив через распахнутое окно взгляд на купола Крестовоздвиженского собора, стоящего напротив здания жандармского управления. — В прошлом году ушел от нас в лучший мир. Мы встречались с ним в 1905-м незадолго до его отставки. Я тогда возглавлял Днепровское жандармское железнодорожное управление. И он, с горечью наблюдая происходящее вокруг безумие, как раз по случаю припомнил историю о Сорро или Зорро — таинственном герое в маске. Надо вам знать, что он всегда оставлял ровно такой знак на месте своего очередного подвига.
— Но, Александр Петрович, как же это связано? И откуда им ведомо о такой далекой от наших сибирских берегов истории?
Орлов словно не замечая вопросов поручика, задумчиво поглядывая в темное окно, казалось, полностью погрузился в воспоминания.
— Да-с. Надобно вам знать, что князь в шестидесятых годах прошлого века, бывший тогда еще в весьма юных летах и крайне либеральный в своих взглядах, раздал большую часть своих земель крестьянам и уехал в Америку почти без всяких средств. Мало того, там он стал трудиться на сооружении Трансатлантической железной дороги, где за четыре года прошел путь от простого рабочего до заведующего службой подвижного состава и тяги. Среди строителей, по его словам, хватало мексиканцев. С одним из них он близко сошелся и тот поведал ему столь занимательную легенду.
Орлов, впервые за все время повернулся к Талалаеву и, заметив, что тот порывается задать вопрос, проницательно догадался о его содержании и озвучил сам.
— Вы, милейший Федор Никандрович, вероятно думаете, зачем я все это вам рассказываю? А вот к чему. Есть у меня предчувствие, что мы еще услышим о новых подвигах господ с литерой «Зет». А если и нет, то, что мешает нам самим их представить обществу? И раз уж наши герои столь анонимны, ответим им той же монетой. Пусть в Омске появится новая сказка, направленная не на возвышение образа революционера, а напротив, благородного защитника народа. И заметьте, отнюдь не террориста и ниспровергателя основ монархии. Возьмите лист и записывайте.
— Слушаю вас, Александр Петрович, — вооружившись пером и бумагой, отозвался поручик. Между тем, в голову ему пришла простая, в сущности, мысль, что если Хилков узнал о знаке Зорро, находясь в Северной Америке, то, вероятно, и неизвестные герои каким-то образом связаны или происходят из-за океана. Это показалось ему важным и он тут же черкнул в блокноте короткую пометку.
— Опубликуйте в газетах текст этого письма, заодно изложите историю, рассказанную князем Хилковым. Я постараюсь припомнить её в деталях, но вы и сами запросите сведения из Северо-Американских Штатов. В заметку добавьте приписку, что полковник Орлов заинтересован в личной встрече с «Омскими Зорро». И что он, то бишь я, гарантирую для них сохранение полнейшей конфиденциальности и безопасности, будет ждать телефонного звонка по номеру 039 или письменного сообщения об иных условиях встречи.
— Но отзовутся ли они?
— А вот и увидим, милейший Федор Никандрович. Вот и посмотрим, чем они нам ответят. Для нас важно другое. Газетчики наверняка вцепятся в эту историю и расцветят ее выдуманными подробностями. А сие нам на руку. Отвлечем молодежь от пагубных и вредных идей, пусть задумаются о верном служении на благо народное на примере наших «Омских Зорро».