— Понимаю. Но скажу тебе так. Если у нас с Татьяной до серьезного дойдет, я тему с любовницами прикрою сразу же. Тут все по-честному.
— Это правильно. Одобряю.
— А что там у тебя за контры с мастером Лоранжем? Он конечно гад еще тот, но зачем с ним собачиться?
— А что делать? Лезет везде, сует свой нос, куда не надо, мастеровых, которые мне выделены, к слову, толковые ребята, напрягает не в тему. Ну, пришлось пару раз его послать, прикрыть ребят.
— Ты же знаешь, что он родич Рандрупа. Ссориться с ним нам не резон. Наверняка всякое про нас собирает и хозяину кляузничает. Учти, мне в камере работяги с этого завода как раз говорили, что именно Лоранж их засадил по подложному обвинению. Так что если мы хотим работать здесь, надо жить с местным начальством мирно.
— Зря ты, Вяче, так переживаешь, стопудово тебе говорю. Я просто поставил его на место. Он понял. Не дурак. Дурак бы и не понял. Теперь стал себя куда лояльней вести. Думаю, инцидент исчерпан.
— Это тебе так кажется… — пробурчал для порядка Хворостинин, но дальше развивать тему не стал.
Предметом особой их гордости стал телефон, висящий на стене большой комнаты. Первым делом, как только появилась связь, друзья обзвонили все известные им номера и сообщили свой. Теперь аппарат то и дело напоминал о себе звонкими, раскатистыми трелями, сообщая очередную новость.
Не успели друзья доесть завтрак, как раздалась громкая электрическая трель.
— Я подойду, — поднимаясь из-за стола, бросил Артем.
Сняв трубку, он некоторое время молча слушал, потом коротко сказал:
— Сейчас будем.
Повернувшись к Славке, он пояснил, видя вопрос в глазах товарища:
— Мажор звонил, кричит, все пропало, вокзал отходит. Срочно зовет к себе, мол, дело просто горящее и архисрочное.
— Ну, если так, то ладно. Поехали. — пробурчал недовольный таким оборотом событий Хворостинин. Его благостные планы на день только что вылетели в трубу, а перспектива гонять на «Родстере» в такую погоду заставляла заранее поеживаться.
Спустя десять минут машина, рыча мотором, покатила по разбитой дороге в сторону причалов. Ехать было всего ничего, так что, замотав лица шарфами и надев свитера, они успели добраться, не продрогнув до костей.
Зайдя в каюту хозяина «Пiонера» Славка глядя прямо в глаза Мошкина, изрек, не скрывая раздражения и недовольства:
— Митька, если дело окажется плевое, то тебе выйдет жирный минус в карму с занесением прямиком в грудную клетку, учти.
Дмитрий словно и, не заметив грубости своего делового партнера, мигом распорядился насчет адмиральского чая господам совладельцам славного парового буксира.
Усевшись на диванчик, немного отогревшись и попивая горячий, крепкий напиток, Славка уже другим тоном осведомился:
— Чего там у тебя стряслось? Рассказывай.
Только теперь он обратил внимание, что всегда бодрый, лощеный и румяный Мошкин сегодня непривычно бледен, небрит, глаза его ввалились и лихорадочно блестели.
— Вот. Это вчера вечером попало мне в руки. — Чуть дрожащим голосом поведал он друзьям, протягивая вскрытый конверт без адреса.
— И что тут у нас, давай, почитаем.
Бумажка, под броским лозунгом «смерть мироедам» была написана якобы от имени «Омского комитета Боевой организации бомбистов». Анонимные борцы за светлое завтра в письме заявляли, что на закрытом заседании подпольного комитета в составе 8 человек ему был вынесен «обвинительный вердикт», по которому он «приговаривался к смертной казни».
— Смотри-ка, они даже излагают причины такого сурового приговора: «Обирание простых жителей, пользуясь их темнотой, обирание инородцев, также пользуясь их темнотой и слабостью, снимая с них последнюю рубашку и тем самым пуская их буквально по миру. Потому вы, Дмитрий Мошкин — типичный образчик буржуя и мироеда, которого не должна земля носить. Приговор будет приведён в исполнение в период между 30 октября и 10 ноября 1910 г. Но мы, члены боевой организации уведомляем милостивого государя Мошкина, что вы имеете шанс устранить от себя этот приговор, и при желании можете получить отсрочку и время исправиться. Условия для исправления следующие: 1) Вы обязуетесь дать письменное обещание, что оставите грабить жителей. 2) Вы уплатите в кассу комитета 10 000 р. Учтите, что такие же условия были даны другому капиталисту — пароходчику Горелову в прошлом году, и он благоразумно принял их».
— Ну, дальше тут угрозы и перечисление ряда успешных терактов, к коим, я уверен, они прямого касательства не имеют. Тут и убийства Московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, Петербургского градоначальника генерал-майора В. Ф. фон дер Лауница, генерал-адъютанта В. В. Сахарова, командира лейб-гвардии Семёновского полка генерал-майора Г. А. Мина, графа А. П. Игнатьева. Покушения на генерал-майора Д. Ф. Трепова и адмирала Ф. В. Дубасова. Никого не забыли, черти… «Эти личности, — продолжил цитировать Славка, — имели охрану действительно хорошую, к ним уже никто не мог приблизиться, кроме князей да графов, а потребовалось убрать — убрали в один миг, так что повторяем — защищаться и не думайте, так как это ни к чему не поведёт, а если Вы хотите жить, то примите те условия, которые мы Вам предлагаем, вот видите мы сдержали своё слово — Горелов до сих пор жив».
— Документ и деньги тебе, Митя, согласно требованиям вымогателей, надо спрятать в условленном месте на Семипалатинском тракте. В день, когда все будет готово, вывесите на носу парохода красный флаг. И это продумали, шустрилы. В конце письма подпись: «Омский комитет Боевой организации Бомбистов Автономное учреждение. Отделение С.-Револ.». Ну, что сказать, Митя, ты попал. Чем мы тебе сможем помочь, ума не приложу. Разве что продавай нам свою долю в пароходе и неси бомбистам деньги. — Не без жестокого сарказма, с иронией глядя на жертву вымогателей, заключил Вяче.
— А чего ты к ментам, э-э-э, в полицию не обратишься? — Заметив, как смертельно побледнел Мошкин, Артем решил немного смягчить слова друга. — Зачем нам звонишь? Мы, по-твоему, кто? Команда героических бурундуков-спасателей для решения твоих проблем? Типа безумие и отвага?
Мошкин замялся, зарезал на стуле и зачем-то посмотрел в окно на осеннюю природу и свинцовые воды Иртыша.
— Чего молчишь, колись, сокол низколетящий. — Опять взялся за него Хвростинин. — Вопросы у тебя к слугам закона? Или ты неблагонадежный? Неужто такого нарядного капиталиста Митю Мошкина буржуинская власть и не защитит? Вижу, сомнение в твоих ясных очах.
— Властям и тем более полиции моя судьба сугубо безразлична. Опасаюсь, что вреда они мне причинят куда больше, чем пользы.
— О-о-о, как интересно. Откуда, позвольте осведомиться, такие выводы далеко идущие? Ты случаем не из этих — леваков, батенька?
Мошкин вскинул голову и с немалой горячностью воскликнул убежденно:
— Всякий думающий человек в России должен поддерживать левую идею!
— Не слабое заявление. Может, вы еще и в Бога не веруете, сударь? Может, по-вашему и бесов нет? Ладно, это были риторические вопросы, отвечать на них не требуется. Лучше скажи мне, голубь, выходит, ты имел опыт общения с «товарищами»?
— Да, в годы революции я примыкал к социалистам-революционерам. Был молод, горяч, наивно-восторжен.
— Бомбист или с плакатами ходил?
Купец не ответил.
— Ясно-понятно. Одним словом, на тебя у компетентных органов имеется папочка с материалами компрометирующими. И рвать жопы они ради субъекта с подмоченной репутацией не станут. Так ты думаешь? — Мошкин дернул головой и скорчил гримасу, выражая полное одобрение словам Вяче. — И это несмотря на то, что нынче ты, Митрий, остепенился, капитал нажил, в пароходчики вышел. Одобряю. Но прошлое напоминает о себе. Так выходит. Или того хуже, попробуют тебя завербовать в сексоты. И станешь ты стучать аки дятел на всех, про всех. А оно нам надо?
— Это было давно. — Оправдываясь, принялся объяснять Мажор. — Пять лет назад. И не здесь, а в Бийске. С тех пор я никакой связи с подпольем не поддерживал и вот… мне уже угрожали перед тем, как сожгли груз. Требовали денег. А откуда они у меня? Я все в дело вложил до полушки. Если бы не вы…
— И теперь они по второму кругу пошли? Думаешь, те же самые кадры?
— Да, уверен.
Еще раз, теперь уже молча, перечитав послание, Славка принялся вслух рассуждать:
— Стиль, содержание и характер письма наряду с подобным весьма громоздким и неуклюжим названием организации ставит под сомнение принадлежность его авторов к Партии эсэров. Большое количество ошибок ясно указывает на низкий уровень грамотности его составителей. Одно только слово «комитет» написано в трёх вариантах: «коммитет», «камитет» и, собственно, «комитет». Да и список всех убитых приведен неспроста. Одним словом, какие-то клоуны самодельные, а не серьезные революционеры из образованной интеллигенции. Так что, скорее всего, соглашусь с тобой, Митя. Это твои кореша, обиженные на старого товарища за его эпическую жадность. Я лично тоже за то, чтобы не идти в полицию. Сами разберемся, как считаете, Артем Александрович?
— Да, Интересно будет посмотреть на этих ушлепков. И провести с ними воспитательную работу.
— Как эта эпистола безграмотная попала к тебе, Дмитрий?
— Шадрин принес.
Славка уже запомнил имена и фамилии всех матросов. Володьку Шадрина — молодого, сухощавого, неторопливого, с вечным прищуром чуть косоватых глаз, он сразу живо представил себе.
— Зови его сюда, будем розыск учинять.
Когда матрос явился, даже чуть запыхавшись от старания, Вяче показал ему тот самый конверт и строго глядя, спросил.
— Узнаешь? Кто и при каких обстоятельствах передал тебе это?
— Вчерась вечером. Малец прибёг. Сказал, отдай хозяину лично в руки. Ну, а что? Наше дело маленькое. Или я чего не так сделал? — С тревогой переспросил матрос, опасливо косясь на кулаки Мажора.
— Не волнуйся. Все в порядке. Но мне важно, чтобы ты вспомнил, как этот парнишка выглядел.