– Не нужно, – устало отозвалась я.
– То есть? – не понял Глеб.
– Не приходи завтра. И вообще больше не приходи.
Он смотрел на меня круглыми глазами, а я вдруг подумала, что у него на редкость глупый вид, когда он вот так округляет глаза. Точь-в-точь филин.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он недоуменно.
Я молчала. До него постепенно начало доходить.
– Ты бросаешь меня?!
Наверное, мне стоило все ему объяснить, но я лишь кивнула.
– И ты заявляешь мне это вот так – между прочим?!
В конце фразы его голос дрогнул. Теоретически мне должно было быть жалко его. Но я не чувствовала жалости. Я вообще ничего не чувствовала.
Он помолчал, с трудом справляясь с эмоциями.
– Я и не догадывался, какая ты, – выдавил он в конце концов.
– Какая? – вяло поинтересовалась я.
– Безжалостная. Как… как асфальтовый каток.
Я не поняла, что он имел в виду, а расспрашивать не было сил.
Мы постояли еще немного. Наконец, он решился и вышел из квартиры, не сказав мне больше ни слова.
Я закрыла за ним дверь. Мне было все равно.
Глава 10
Новая неделя началась так же, как и закончилась предыдущая – безрадостно.
Суицидные мысли меня больше не посещали. Вообще-то, я человек трезвый, уравновешенный и не склонный к припадкам – по крайне мере, мне нравится так о себе думать. Поэтому быстро выбросила из головы всякую ерунду, оставив лишь печаль в чистом виде.
К тому же, сразу с понедельника навались разные дела, начиная с подготовки к проведению Лосевского семинара и заканчивая неожиданной налоговой проверкой.
К вечеру объявился мой персональный психолог и с порога потребовал волнующих подробностей. Я послала его подальше.
Лосев и Антонина, сидевшая у меня в кабинете, понимающе переглянулись.
– Вона как ее зацепило, – глубокомысленно изрек психолог.
Антонина лишь молча кивнула в знак согласия. Она еще утром пыталась узнать, как у меня дела на любовном фронте. Ее я, конечно, никуда не послала – подруга, как-никак. Просто сразу пресекла все допытывания.
Слишком больно.
Она сначала по привычке хотела обидеться. Но потом подумала немного и не обиделась.
– Бон жур-р, моя дорогая!
Раскатистый голос, вкусно и с удовольствием грассирующий, был таким громким, что я невольно поморщилась и отодвинула телефонную трубку подальше от уха. Но обрадовалась ужасно.
– Привет, папуль! Ты когда вернулся?
– Я еще не вернулся, – ответил мой предок. – Пока не получается.
Ну вот… Начинается…
Он словно прочитал мои мысли и поспешил меня успокоить:
– Не волнуйся, ко Дню твоего рождения я вернусь. Как и обещал.
– Точно?
– Точно. Верь мне, дочь, – пророкотал отец.
– Ну ладно, – вздохнула я. – Поверю. Расскажи хоть, как дела? Как там у вас с погодой?
– Дела отлично. Погода дрянь.
– Да? – оживилась я. – А у нас здесь уже практически лето. Все цветет.
– Тут тоже все цветет. Правда, последнюю неделю дождь не прекращается. Того и гляди, все смоет.
– Какая жалость! – неискренне посочувствовала я. – А в новостях сказали, что еще и Венгрию топит…
Мы немного пообсуждали погоду на континенте и явное изменение климата за последние десять лет. Я в который раз сказала ему, что дома лучше и «не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна».
Не то чтобы мне не было жаль Венгрию или папину Францию. Жаль, конечно. И я очень люблю и Париж, и Будапешт. Просто папа, хоть и был специалистом по истории отечества, откровенно предпочитал Европу средней полосе России, а мне его очень не хватало.
Отец у меня замечательный – колоритный, импозантный, просто красавец. К тому же большой умница и великолепный рассказчик. Так что я прекрасно понимаю студенток, что не дают ему прохода – хоть в России, хоть во Франции.
И, честно говоря, с трудом могу представить себе, каким образом много лет назад, когда он был значительно моложе и еще красивее, одной экзальтированной студентке удалось его не только уговорить стать ее научным руководителем, но и женить на себе, отчего впоследствии родилась я.
Я очень люблю своих родителей и простила им даже то, что они в конце концов разошлись. Потому что, как бы ни складывались их отношения, они все же никогда не давали мне повода усомниться в том, что любят меня.
И где бы они ни были, чем бы ни были заняты, но раз в год мы обязательно собирались за одним столом и отмечали мой День рождения.
– Что тебе подарить? – спросила Антонина, когда мы, вконец уработавшись, решили выпить чаю.
До Дня рождения оставался почти месяц, но моя практичная подруга уже начала подготовку.
Я хотела сказать ей, что именно мне нужно, но передумала. В конце концов, она же не волшебник.
– Не знаю. У меня все есть, – выдавила я, наконец.
И это была почти правда.
Однако Антонина мне не поверила и тоже была права.
– Впрочем… При случае спроси у Лосева, где он купил эти замшевые мокасины, – вспомнила я свой недавний интерес.
– Что такое «мокасины»? – поинтересовалась подруга.
Темнота!
Пришлось прочитать ей лекцию об обуви северо-американских индейцев и современных способах изготовления ее вручную.
Глава 11
– Держи крепче! Там яйца.
Я сунула Бруно в зубы сумку с покупками, он сомкнул свои железные челюсти.
– Мы с тобой всю неделю были молодцы, так что сегодня устроим пир. Потому что мы этого достойны, – объяснила я ему.
Он гордо вышагивал с сумкой в зубах, внимательно меня слушая.
– Поэтому я купила всякие вкусные вредности: себе копченую форель и две банки маслин, а тебе куриную ветчину и фисташки. Только на этот раз всего один малюсенький пакетик. И не надо говорить, что я жадина. Ты же помнишь, что случилось, когда ты слопал сразу три упаковки?
Бруно покосился на меня, как будто хотел что-то спросить. Я поняла его:
– Не волнуйся, бананы я тоже купила. Сегодня оттянемся, а завтра устроим разгрузочный день и вернемся к кашам.
Неделя не то чтобы пролетела, но все же прошла на удивление быстро.
Я практически утешилась и выкинула Игоря из головы.
Возможно, Антонина была права, называя меня избалованным ребенком, в кои-то веки не получившим вожделенную игрушку. Ну что ж. Будут и другие игрушки.
Я успокаивала себя подобным образом всю неделю и, честно признаться, не очень-то верила в то, что себе говорила. И это было очень печально.
Впрочем, не настолько печально, чтобы вешаться или топиться. Подумаешь! Что такое мои печали на фоне глобального потепления?
Пройдет время, все устроится. Я обязательно кого-нибудь встречу. Ну, а если не встречу…
«А может, стоит позвонить Глебу?» – не раз за эту неделю малодушно спрашивал меня внутренний голос. И Антонина ему поддакивала.
А я сопротивлялась им обоим. И не звонила.
Возможно, мне действительно стоило пересмотреть жизненную стратегию и с этого момента переключиться на неженатых мужчин. По крайней мере, я смогла бы полностью завладеть их (его) вниманием и была бы уверена, что никакая жена не сможет меня затмить.
А в том, что именно это и произошло у нас с Игорем, я даже не сомневалась – приходилось с горечью признать, что, оказывается, на свете встречаются мужчины, которым жена дороже меня.
На этой безрадостной мысли мы с Бруно завернули в наш двор, и тут я увидела его.
Он сидел на лавочке возле моего подъезда и курил. А возле него на лавке лежала какая-то коробка.
Удивительно, но мое сердце не застучало, как сумасшедшее. Я не покраснела и не побледнела. И даже не сбилась с шага. Похоже, за последнюю неделю у меня выработался на него иммунитет.
Я гордилась своей выдержкой целых двадцать метров.
– Привет! – первым поздоровался он, когда мы с Бруно подошли к лавочке.
– Привет, – настороженно отозвалась я.
Бруно завилял хвостом в знак приветствия, а я почувствовала, что все-таки снова начинаю волноваться.
Проклятье!
Игорь встал, прихватив коробку. Это был банановый торт со взбитыми сливками.
– Есть разговор, – заявил он и, не спрашивая разрешения, направился к подъезду.
Мы с Бруно переглянулись, и я пожала плечами.
– Понятия не имею, что ему надо, – призналась я своей собаке.
И это была чистая правда. Я действительно не представляла, с чего вдруг он пришел. Обнаружил, что жена не читала Соломона Волкова?
Он ждал нас в подъезде, готовый, как и в прошлый раз, идти пешком. Но я демонстративно нажала кнопку вызова лифта.
Черт с ней, с клаустрофобией. Не тащиться же с продуктами на шестой этаж!
Лифт приехал, двери раскрылись, и мы зашли внутрь.
Те несколько секунд, что мы ехали наверх, мой мучитель изучал табличку с правилами эксплуатации пассажирского лифта, а я смотрела на него.
У него было странное выражение лица: как у человека, принявшего непростое, но единственно возможное решение.
Какое?
– Ты есть хочешь? – спросила я, пройдя в кухню.
Вообще-то у меня кроме только что купленных копченой форели, маслин, ветчины, фисташек и яиц с бананами больше ничего не было. Но правила приличия требовали, чтобы я задала этот вопрос.
– Нет, – ответил Игорь, и я облегченно выдохнула.
– Значит, будем пить чай с твоим тортом.
Терпеть не могу взбитые сливки. Но, полагаю, все же сейчас был не лучший момент признаваться в этом.
А вот Бруно ничего не имел против взбитых сливок, о чем и заявил недвусмысленно, усевшись рядом с кухонным столом и гипнотизируя коробку с тортом.
– Иди на место, – приказала я ему, наливая воду в чайник.
Он посмотрел на меня глазами неделю не кормленного ребенка, но подчинился.
– Можно, я закурю? – спросил Игорь.
– Можно, – разрешила я, усаживаясь за стол.
Он подошел к окну, открыл форточку и закурил, стоя ко мне спиной, словно не находил в себе мужества повернуться лицом. Впрочем, возможно, он просто любовался видом из окна, действительно замечательным.