— И да будет милостив к нему Аллах, — подхватил слова гостя араб, — да пребудет он в сиянии своей мудрости и непобедимости…
Вильсон со своей стороны поддакнул, хорошо зная, что с чиновниками пресыщенного богатством и силой Востока нельзя спешить с деловыми вопросами, а сперва следует просто поиграть словами, выражая свое восхищение и уважение как своему собеседнику, так и его стране. После долгого и обстоятельного восхваления султана купец вернулся к прерванному разговору и кивнул на русского:
— Разумеется, достопочтенный паша, я не стал бы ходить по земле величайшей и могущественнейшей из империй с оружием, но воин сей не является моим рабом. Он всего лишь плыл вместе со мной в Чембало, чтобы поступить на службу к великому султану, желая сражаться на границах империи с его врагами.
— Вот как? — несколько удивился араб, опять переводя взгляд на русского. — Что же, наш великий, мудрый и могучий правитель всегда с радостью встречает иноземцев, желающих честно служить блистательной Порте. Вот только янычары могут этого не знать, и вы все равно окажетесь в зиндане… Хотя я, мой уважаемый друг, постараюсь замолвить за вас в этом случае несколько слов.
Купец, услышав, что он стал «уважаемым другом», приободрился и понял, что пора переходить к вопросу о стоянке. А что касается русского…
— Я же говорил, о мудрый паша, — улыбнулся Вильсон, — он мне не раб, и я не могу запретить ему носить меч. Если это смогут сделать ваши янычары…
Араб кинул на русского оценивающий взгляд в третий раз, опять взялся за мундштук кальяна, глубоко затянулся и наконец покачал головой, признавая поражение:
— Да, мой друг, не все наши желания увенчиваются успехом. Однако вам следует поскорее сходить к султанскому наместнику Балаклавы Кароки-мурзе и высказать желание вступить на службу. Так будет спокойнее всем.
— Разумеется, — с готовностью кивнул англичанин. — У меня даже имеется к нему рекомендательное письмо.
— Откуда? — развел руками начальник порта. — У вас есть друзья при дворе султана?
— Мне настоятельно советовал посетить Крым мой друг Францеско Кроче, продавший мне свой неф. Он говорил, что здешние беи с охотой покупают бархат и габардин, мягкое сукно, а отсюда можно вывести сильных рабов или умелых русских мастеровых.
— Да, это так, — согласился араб.
— Не согласится ли в таком случае уважаемый паша дать моему кораблю разрешение на стоянку и разгрузку привезенного товара?
— Буду только рад, если такой чудесный гость задержится в нашем городе! — искренне обрадовался араб. — За швартовку судна вам надлежит уплатить в султанскую казну восемь алтун, два алтуна в казну хана Гирея и один на нужды города, еще один на нужды порта, и далее по три алтуна за каждый день стоянки.
— Восемь, два, один, один…
— Вам никак не управиться с делами менее, чем за три дня, мой драгоценный друг. Итого, взнос за швартовку составит двадцать один алтун или тридцать дукатов.
— А если в испанских дублонах?
— Двадцать семь дублонов, — с готовностью перевел араб. — И вы можете подходить ко второму причалу. Пошлину на товар я определю после разгрузки трюмов.
— Ко второму? — Англичанин хотел было подняться, но вовремя вспомнил, что ближние к мазанке причалы — довольно низкие, рассчитанные на небольшие галеры или рыбацкие лодки. Нефу для нормальной разгрузки необходим высокий причал, на который из ведущего в межпалубное пространство люка в борту можно напрямую выкатывать бочки и выносить тюки. — А нельзя ли мне встать к одному из дальних причалов? Из тех, что перед самыми верфями?
— Они очень стары, — с приторным прискорбием покачал головой араб и снова взялся за кальян. — Очень стары. Я не могу допустить, чтобы товар такого уважаемого человека упал в воду из-за ветхости причала…
— А если я готов рискнуть?
— Великий султан возложил ответственность за порядок в порту Балаклавы на меня, да проведет он свои годы в счастье и радости. И груз ответственности за любую беду в любом случае ляжет только на меня…
Вильсон вздохнул, хорошо понимая, каким образом можно облегчить тяжкий груз ответственности начальника порта:
— А если я добавлю золотой испанский дублон… — Тут англичанин вспомнил про тридцать тысяч посаженных на колья взяточников и осекся. Араб выжидательно приподнял подбородок. — А если я внесу лишний дублон на ремонт этого причала, — нашел способ выкрутиться купец, — быть может, тогда мне будет позволено встать именно к нему.
— Ремонт причалов султанского порта — это очень важное дело, — задумчиво кивнул начальник порта. — Пожалуй, ради этого важного дела я приму на себя вину, и да будет великий султан, благословенный Аллахом, всесильным и всемогущим, милостив ко мне, и да пребудет с нами его мудрость.
С облегчением поднявшись, Вильсон отсчитал золотые монеты, вышел на залитую солнцем улицу, прошелся до самых дальних, высоких причалов и, выбрав самый добротный, замахал с него руками на судно, указывая место для стоянки. На бушприте один за другим поднялись два косых паруса, выгнулись вперед, и купец сладко повел плечами:
— Теперь нужно сходить к городскому мурзе, передать ему письмо от Франческо. Попросить от наместника рекомендации к местным купцам. Когда есть весомая рекомендация, дела идут куда веселее. Заодно узнаем, как найти столь дорогого твоему сердцу Девлет-Гирея.
— Девлет Гирей — это крымский хан, — холодно ответил русский. — Он живет в Бахчисарае.
— Если ты прорубишься к нему с помощью меча, — усмехнулся англичанин, — то вряд ли сможешь спокойно договориться о своих хитрых планах. Гораздо надежнее получить рекомендательное письмо. Где тут бродит наш знакомый водонос? Сегодня ему повезет с медными монетами… Эй, старик! Иди сюда. Налей мне еще кружку воды и проводи нас к дому Кароки-мурзы. Его ты тоже наверняка должен знать.
Хотя водонос и называл жилище султанского наместника дворцом, особого впечатления он ни на англичанина, ни на Тирца не произвел.
Обычный двухэтажный дом с редкими узкими окнами и башенкой на одном из углов, сильно смахивающий на очень большую мазанку. Хотя, конечно, дом был либо деревянный, либо и вовсе каменный, но хорошо оштукатуренный и выбеленный для защиты от солнечных лучей.
— Проходите мимо, — махнул им стоящий у дверей мужчина в потрепанном ватном халате, сжимающий в единственной руке деревянную палку. — Постоялый дом дальше, под скалой.
Услышав русскую речь, Магистр вздрогнул, скрипнул зубами, но сдержался, вовремя сообразив, что перед ними поставленный привратником раб, из-за увечья мало пригодный к другим работам.
— Нам нужен великий паша Кароки-мурза. — Англичанин давно усвоил, что лишние возвеличивающие эпитеты на Востоке неуместными не бывают. — Мы пришли к нему не с жалобой или просьбой, а с письмом от его давнего друга, Франческо Кроче из Чивитавеккьи.
— Откуда? — не понял раб.
— Чи-ви-та-век-кья, — раздельно повторил англичанин. — Скажи просто, весть привезли от Франческо Кроче.
— Подождите здесь, — грубо распорядился привратник и ушел внутрь, заперев кованую решетчатую дверь на засов.
— Пригласят к наместнику сегодня, — негромко предсказал англичанин, — торговля получится хорошей. Если предложат зайти спустя пару дней, придется крутиться самому. А то еще и ждать с груженым судном заставят, пока паша для беседы освободится.
— Так он паша или мурза? — не, понял русский.
— Мурза, конечно, — пожал плечами купец. — Тут на все ханство один-единственный султанский паша сидит, в Кафе. Остальные — или мурзы, или ханы местные. Но уж очень каждый любит, если его пашой называть…
Звякнула, открываясь, решетка, и путники увидели, как посторонившийся привратник сгибается перед ними в низком поклоне:
— Прошу вас входить, почтенные. Мурза ждет вас.
Изнутри жилище наместника походило на дворец куда больше, нежели снаружи: поднявшись на второй этаж, гости оказались на балкончике, опоясывающем все стены изнутри. Внизу широкий двор пересекали выложенные мраморными плитами дорожки, нарезая усаженные розами, тюльпанами, шиповником и васильками треугольные клумбы. Посередине искрился под солнечными лучами неглубокий — от силы по колено, — но довольно широкий бассейн. От влаги и зелени дохнуло прохладой.
— С этого балкона мурза своим гаремом любуется, когда те гуляют, — шепнул, обернувшись, Тирцу англичанин, и в голосе его послышались нотки зависти.
— А ты не в Англию возвращайся, — неожиданно посоветовал русский, — а где-нибудь в Бафре поселись. Прими ислам, и заводи себе хоть два гарема, никто слова не скажет.
— Ну, скажешь… — отрицательно покачал головой купец, но как-то неуверенно.
— Вот сюда, почтенные, — привратник распахнул дверь, ведущую в угловую, как раз под башенкой, комнату, и снова низко поклонился.
В помещении, в котором царил прохладный полумрак, пахло кофе и яблоками. Полы, разумеется, устилали наложенные в два, если не три слоя, ковры, по стенам извивались, причудливо переплетаясь, утолщаясь и утончаясь, разноцветные линии, напоминающие изящную арабскую вязь. Тут и там валялись набросанные в беспорядке толстые подушки. Посреди помещения стоял низкий продолговатый столик, на котором теснились вазы с персиками, виноградом, абрикосами, грушами и яблоками, среди которых потерялись два блюда с копченой рыбой и высокий кувшин с тонким, изогнутым наподобие лебединой шеи носиком.
У стола полулежал, откинувшись на спину, хорошо упитанный мурза в расстегнутом парчовом халате — под которым, впрочем, проглядывал другой, атласный. На вид султанский наместник выглядел далеко за сорок — мешки под глазами, складки около рта, проседь в черных волосах. Вдобавок он тяжело дышал, словно только что очень долго рубился с кем-то на мечах.
— Почему Андрей не забрал у вас оружия? — удивился хозяин дворца. Русский в ответ презрительно рыкнул, и мурза, поморщившись, покачал головой, явно делая далеко идущие выводы. — Так это вы привезли мне послание от Франческо?