быть честным до конца, их не очень волновало, какое имя в этот момент носит Россия, — они хотели быть с Россией. Кстати, они никогда не заявляли и о своем уходе из Молдавии. Это Молдавия ушла из Союза, а следовательно, и от них. Впрочем, во времена революций законы мало кого интересовали. На первый план всегда выходила пропаганда.
Обвинение в том, что Приднестровская республика является самопро-возглашенной — тоже из области фантомных представлений обработанного пропагандой сознания. Есть ли хоть одна страна в мире, которая в свое время не провозгласила бы себя сама? Нет таких стран. Более того, государства, как правило, создавались и провозглашались отдельными социальными группами населения. Как это и произошло на глазах приднестровцев в Молдавии. Там решение о создании независимого государства принял парламент, подстегиваемый сборищами на площади. Приднестровье, может быть единственное в мире государство, созданное на основе референдума. За его создание проголосовал весь народ — более 90 процентов голосовавших.
Кишиневскими газетами была пущена “утка”, что Приднестровье образовано “рукой Кремля”. Если бы! Если бы это было так, тогда, может быть, во время боевых действий 14-я Российская армия не пряталась бы за заборами своих воинских частей, а сама ПМР не переживала бы блокаду за блокадой. Действительно, приднестровцы неоднократно, начиная с осени 1990 года, когда появились первые жертвы, ездили в Москву к еще союзным руководителям, просили о помощи. Их даже принял один раз Горбачев. Несколько раз принимал Лукьянов, обещал поддержать. А потом выяснилось, что за спиной приднестровцев вел совсем иную игру, пытаясь использовать республику в качестве разменной карты на переговорах с молдавскими политиками: если подпишете новый союзный договор, мы вам взамен утихомирим Приднестровье. Более того, когда в декабре 1990 года депутаты Верховного Совета СССР от Приднестровья Николай Костишин, Борис Палагнюк и Юрий Блохин выдвинули предложение признать ПМССР, именно Горбачев и Лукьянов сделали все возможное, чтобы это предложение заблокировать. А ведь это признание могло предотвратить кровь.
Таким образом в 1990 году на берегах Днестра было создано, если не считать гагаузской автономии, два государства. Одно, Молдавия, где главным приоритетом стали права одной нации, было признано международным сообществом. Второе, Приднестровье, взявшееся защищать просто права человека, не признали. Пока.
Невольно, совсем того не желая, Приднестровье оказалось в оппозиции к миру. Почему? Потому что возжелали возлюбить не нацию, а человека? Потому что не вписались в уже очерченные схемы распада? Потому что захотели сохранить свои традиции и культуру? Потому что пунктуально, слепо, глупо придерживались советских законов и международного права, не замечая, что мир уже в корне изменился и права конкретного, беспомощного человека оказались лишними? Или потому, что даже их бронетранспортеры сверкали заповедью “Не убий!”?
Благословение на кровь
Поход на Буджхак
Из той же категории людей, что кидались под танки и громили здание МВД, премьер-министр Молдавии Мирча Друк сформировал отряды волонтеров и, придав им в помощь вооруженный отряд полиции особого назначения, отправил наводить конституционный порядок в Гагаузию. Отряд получил благословение от того же депутата-священника Бубуруза и от тех же депутатов-писателей, что вроде как утихомиривали толпу погромщиков. Увещевали они ее, надо сказать, довольно странно. С одной стороны, главный редактор газеты Народного Фронта “Цара” Николае Дабижа, поэты Виеру и Лари вроде бы призывали распоясавшуюся толпу к спокойствию, а с другой — их речи изобиловали такими призывами, что становилось ясно: спокойствие вождям “фронтистов” ни к чему. Они открыто бросали в толпу имена “врагов” и открыто же призывали с ними расправиться. Оставалось только определить очередность. Первыми оказались гагаузы.
Тот факт, что погромщиков под свое крыло взял сам премьер-министр и видный народнофронтовец Друк, а заряжали их соответствующей идеологией депутаты-писатели, не оставляет сомнений, что все предыдущие акции не были стихийными. Они были тщательно организованы сверху. Пропаганда ложилась на подготовленную почву. Большинство волонтеров состояло из учащихся профессионально-технических училищ и люмпенов. Тяжелая жизнь в столице в убогих общежитиях и на нищенскую стипендию не могла принести радости. Поэтому так охотно они поверили златоустам из Народного Фронта, лозунги которых были просты и доходчивы. Если у тебя нет квартиры, то это потому, что все квартиры заняли русские и евреи. Если у тебя нет денег, то это потому, что все деньги у русских и евреев. Поэтому их нужно выгнать, а квартиры и деньги отнять. Чего проще?
Начинать поход за будущим благополучием волонтерам было предложено с Буджакской степи, как будто именно там были зарыты свобода, демократия и победа “румынского духа”. Путаница в головах волонтеров была большая, но, видимо, они твердо верили, что для счастливого будущего нужно чем-то жертвовать. И выбрали для начала в жертву гагаузов. Их наставники тоже готовы были жертвовать. И не только гагаузами и приднестровцами, но и собственным народом, этими мальчишками из ПТУ, которые оказались очень благодатной почвой для того, чтобы засеять на ней семена ненависти.
Мужики шутили и подначивали друг друга.
— Эй, Петро, у тебя ствол плохо смазан, не следишь за оружием.
— Да отстань ты, — отмахивался Петро, — не видишь что ли, что курок заело.
Народ дружно грохнул в ладони. И впрямь смешно, потому что оружием служили арматурные прутья. Но смех и прибаутки не могли заглушить звенящее в воздухе напряжение — ехали если и не воевать, то драться уж точно. Причем драться жестоко. Арматурный прут в ближнем бою — тоже оружие. И опасное.
Уже сидевшие в автобусах нетерпеливо поджидали опаздывающих, потому что путь предстоял неблизкий, а солнце уж клонилось к закату. Наконец, колонна тронулась. Медленно пройдя по городским улицам, обогнула театр, прошелестела мимо давно заснувшей “толкучки”, повернула налево и выпрямилась в двухкилометровую струну уже на Одесском шоссе. Конечно, в Буджакскую степь был и иной путь, прямой — через Днестр. Но через Днестр уже было нельзя. Поэтому рабочее ополчение двинулось в обход — через Одессу и Паланку.
Парад суверенитетов в Молдавии начался с июня 1990 года. 23-го числа парламент республики принял Акт о независимости, чем недвусмысленно заявил о своем выходе из Советского Союза. Дополнительное раздражение у населения вызывало то, что с ним ни разу не посоветовались. Если в прибалтийских республиках проводились референдумы, на которых сам народ решал, с кем и в какой стране ему жить, то в Молдавии ни единого референдума не было. Вместо этого на центральную площадь Кишинева свозили десятки тысяч заранее подготовленных людей на митинг, который назывался “Великим национальным собранием”. Ораторы страстно призывали народ к независимости и избавлению от оккупантов.
Отчего уж так боялись референдумов? Не верили собственному народу? Леонида Лари все объясняла просто: наш народ испорчен оккупантами и дело нашего освобождения и воссоединения с братьями по другую сторону Прута мы не можем отдавать в его руки. Первый вице-председатель Народного Фронта Юрие Рошка в своем докладе так и сформулировал одну из задач: “Объяснить представителям других национальностей, что они не вправе решать за румынский народ вопросы его самоопределения”.
В ответ на это 19 августа 1990 года в Комрате объявили о создании Гагаузской республики (Гагауз Ери), которую возглавили Степан Топал и Михаил Кендигелян. На буджакском юге проживали не только гагаузы, но и болгары, молдаване, небольшое количество русских и евреев. Однако создание республики поддержали все.
Узнав о появлении на географической карте Бессарабии еще одного государственного формирования, которое собирается к тому же проводить выборы в свой собственный Верховный Совет, министр внутренних дел Ион Косташ отдал приказ под предлогом штабных учений окружить Гагаузию силами милиции. 26 октября Мирча Снегур ввел на юге Молдавии чрезвычайное положение. А его тезка, премьер-министр Мирча Друк, распорядился отправить на Комрат волонтеров-добровольцев, укрепив их вооруженным отрядом полиции особого назначения (ОПОН). Общее командование “войсками” осуществлял лично Косташ, засевший в соседней с Комратом Чимишлии.
Получив сообщение о том, что на Комрат и Чадыр-Лунгу движутся десятки тысяч волонтеров, руководители Гагаузии запросили помощь в Приднестровье. И к вечеру этого же дня рабочие из Рыбницы, Дубоссар, Бендер и Тирасполя выехали в Буджакскую степь.
Чадыр-Лунга если и не была в панике, то все равно гудела и шипела, как котел с мамалыгой. Приехавшие узнали, что волонтеры уже находятся где-то на подступах, остановились табором в степи, готовясь к нападению. Гагаузы тоже времени зря не теряли: блокировали территорию, готовили отряды самообороны, а те уже вооружались чем попало — камнями, палками, арматурой. Приезд автобусов из Приднестровья встретили с восторгом, приговаривая: “Теперь мы вместе. Теперь мы не пропадем”. Выносили иконы, бросали к ногам приднестровцев цветы.
Когда окончательно рассвело, выдвинулись в степь за город и стали стеной. С молдавской стороны раздались призывные крики. С этой стороны молчали, сжимая металлические прутья. Опоновцы дали предупредительные выстрелы в воздух и потребовали разойтись. Гагаузы и приднестровцы их послали туда, откуда пришли. Волонтеры двинулись вперед. И в этот момент раздался страшный грохот со скрежетом пополам. Приднестровцы и буджакцы расступились, пропуская вперед себя какую-то дьявольскую машину, на крыше которой стоял пулемет.
Этот “гагаузский броневик” стал потом знаменитым и оброс легендами. На самом деле было вот что. Местные умельцы взяли обыкновенный гусеничный трактор и обшили его кусками стали и жести. Стоило завести мотор, как вся эта конструкция начинала так трястись, греметь и скрежетать, что волосы дыбом вставали. Эту грозную картину венчал изъятый из местного музея и установленный на крыше трактора пулемет времен гражданской войны.