amende honorable[68].
Она слышала, как дождь барабанит по крыше и стучит в окно. Бедный мужчина в кандалах! Она надеялась, что к этому времени его привели в помещение.
Ее взгляд упал на тяжелое обручальное кольцо на пальце. Вдруг ей захотелось снять его, и она аккуратно разделила две половинки. Внутри, как и полагается, была гравировка: «Р. С. Н. и К. Д. М., 13 марта 1810 г.». Рафаэль Себастьян Наварро и Кэтрин Дэнис Мэйфилд. Они оба получили несколько других христианских имен при крещении, но этих инициалов было достаточно.
Кэтрин закрыла глаза и на ощупь надела кольцо обратно. Теперь эти инициалы всегда будут рядом. Ох уж эти тосты… Два бокала шампанского — или три? — на пустой желудок. Звук дождя действовал успокаивающе. Ее губы невольно изогнулись в улыбке. Замешкавшийся жених получит по заслугам, найдя свою невесту спящей.
Когда Кэтрин проснулась, Рафаэль стоял над ней, держа за плечи. Она подняла на него широко открытые янтарные глаза, ее зрачки расширились, а на губах дрогнула улыбка. Однако его лицо не просветлело, а руки лишь крепче сжали ее плечи.
— Что такое? — медленно прошептала она хриплым голосом.
— Гашиш и мандрагора, — ответил он. — Комната наполнена их запахом. Эти травы обычно высушивают и используют в лечебных целях, преимущественно в Азии. — Он опустил на нее взгляд. — Ты уже насладилась ими, дорогая Кэтрин?
— Не знаю, — проговорила она. — Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Он резко отпустил ее, и затуманенным взглядом она смотрела, как он подошел к туалетному столику и задул наполовину догоревшую свечу. Повернувшись к окну, он одернул штору, поднял оконную раму и выбросил в темноту дымящийся огарок.
В комнату ворвался ветер с дождем, раздувая шторы, как паруса. Он взъерошил темные волосы на лбу Рафаэля, когда тот повернулся и направился к ней. Сердце Кэтрин бешено заколотилось, и когда он протянул к ней свои почти черные в полумраке руки, она вздрогнула и отпрянула, но его сильные пальцы лишь сжали простынь — и отпустили.
— Что такое? — вскрикнула она, запоздало потянувшись к одеялу, чтобы укрыть ноги там, где заканчивалась длинная ночная сорочка.
Ответа не последовало. Вместо этого он наклонился вперед и вытащил ее из кружевного кокона, притянув к себе. Поставив ее на ноги перед открытым окном, он вздохнул:
— Совсем не так я все это себе представлял, дорогая. Впрочем, неважно, как это произойдет.
Прежде чем она поняла его намерение, он наклонился к подолу ее сорочки, поднял его и потянул через голову.
Кэтрин ахнула от холодного, пронизанного дождем ночного воздуха, обдавшего ее теплую кожу, отчего она сразу покрылась мурашками. Увидев свою белую ночную сорочку на полу, Кэтрин мысленно выругалась и только собралась ему ответить, как вдруг осознала, что этот удивительный незнакомец имеет право вести себя с ней так, как пожелает.
— Почему? — прошептала она, опустив руки, чтобы стоять перед ним, сохраняя достоинство. — Почему?
Он прикоснулся к ее рукам и провел по гладкой коже своими теплыми ладонями.
— Мне не нужна в постели женщина-зомби. Что бы между нами ни было, Кэтрин, — желание или отвращение, любовь или ненависть — пусть это, по крайней мере, будет настоящим.
Она не могла понять его осуждающего тона. Она ничего не знала о гашише и мандрагоре, которые он упомянул. Или знала? Свеча Деде. Когда ее мысли прояснились, она отчетливо вспомнила, как Рафаэль поднял огарок свечи в тот вечер, когда они ходили в театр, и как фыркнул при этом. Запах свечи был хорошо ей знаком и напоминал о том времени, когда она хворала в детстве, о комнате для болеющих, а также о периодах эмоционального подъема. Свечи Деде против демонов. Ни она, ни мать никогда не считали их вредными. Они были частью лечения Деде. Из чего бы они ни состояли, Кэтрин знала, что они сделаны для того, чтобы помогать.
Разве нет? И сейчас здесь, перед Рафаэлем, в этой тускло освещенной комнате ее нагота не особенно ее смущала. Она не боялась его и просто ощущала в темноте его тепло и дыхание рядом с собой. У нее запекло в горле, когда она посмотрела на белое пятно его рубашки. Он медленно сжал ее руки. Ее груди коснулись грубой ткани его пиджака. А потом он крепко прижал ее к себе.
Она слегка вздрогнула, почувствовав обволакивающее тепло его тела, и невольно придвинулась ближе. Запустив пальцы в длинные волосы, он отклонил ее голову назад и накрыл ее губы своими. Кэтрин секунду колебалась, а затем, поддавшись первобытному женскому инстинкту, сама к нему прильнула.
Складки его одежды, пуговицы и гвоздики на рубашке вдавливались в ее тело. Ощущая их, она вдруг где-то в глубине души осознала, что страстно желает, как это ни странно, почувствовать его обнаженную грудь на своей.
Его губы передвинулись к нежному влажному уголку ее рта.
— Если тебя заворожили, — прошептал он, — то результат просто волшебный. Ты в моей крови — драгоценный огонь, нежное пламя.
В его голосе, в его чувстве юмора был какой-то магнетизм. Кэтрин засмеялась низким гортанным смехом, когда почувствовала, что ее высоко подняли и положили на льняные простыни кровати. Она со смущением и интересом наблюдала за его быстрыми движениями в темноте, когда он снимал с себя одежду.
Когда Рафаэль опустился рядом с ней, она попыталась подвинуться, освобождая ему место, но он прикоснулся к ее плечу. Проведя теплыми губами по округлому контуру, он повернул ее к себе, привлекая к своему длинному крепкому телу и прижавшись грудью к ее груди. Ее волосы оказались зажаты. Она не могла пошевелиться, да и не хотела этого. Внутри нее нарастало какое-то ликующее оживление, усиливающееся возбуждение, которое, казалось, смешалось со звуком льющегося за окном дождя. Она распрямила пальцы на его спине, ощущая плоские рубцы его шрамов и игру мышц под ладонью ее руки, в то время как он гладил изгиб ее бедра. Где-то в глубине души появилось страстное желание отомстить ему за боль его наказания, возникла острая потребность стереть нанесенную им обиду. Она попробовала придвинуться к нему ближе…
Неожиданно она оказалась в силках его нежных объятий, когда он в ответ тоже осторожно придвинулся к ней, повернув ее на спину. Его колено оказалось между ее бедер, и обжигающий жар его рук пробудил в ней тайное желание. Она почувствовала растущую потребность, всепоглощающий огонь, который почему-то казался унизительным. Ее веки дрогнули и закрылись. Она пребывала в каком-то забытьи, не узнавая себя, трепеща и тяжело дыша, подчиняясь движениям обнимавшего ее мужчины. Она испытывала дикий восторг, сердце готово было вырваться из груди, чувства переполняли ее так, что не было сил даже заплакать.
В ночном небе сверкнула молния, и в открытое окно ворвался ветер с дождем: шторы на окне намокли, а на полу образовалась лужа. Через какое-то время этот шум привел Кэтрин в чувство. Она повернула голову, затем собралась с силами и поднялась.
— Лежи спокойно, — сказал муж, прижимая ее к кровати.
— На полу…
— Подождет. Есть другие вещи, о которых тебе следует беспокоиться.
— Например? — шепотом спросила она, чувствуя нежные, но настойчивые движения его руки, поглаживающей ее налитую грудь с выступившими голубыми венами.
— Разные виды любви между мужчиной и женщиной.
— Любви?
— Ну, страсти. Она может причинять боль — или дарить пресыщение; истощать — или приносить удовлетворение.
— Ты говоришь загадками.
— Я знаю. — Он подвинул ее ближе. — Некоторые вещи лучше показывать. И я сделаю это с удовольствием.
— A là vous café. [69]
От этого привычного приветствия Кэтрин медленно открыла глаза, затем снова быстро их закрыла. В комнате по ту сторону москитной сетки было светло, солнечные лучи блестели на мокром полу. В воздухе витал аромат приготовленного Деде кофе, но Кэтрин не спешила его пить. Она была словно пригвождена к постели, закутана в кокон чарующей неги.
— Мамзель! — воскликнула Деде, осуждающе цокая языком. Опустив поднос на столик, она быстро обошла кровать. — Как вы могли, мамзель? Вы заболеете. Вы же знаете, как опасно вдыхать смертельные испарения ночного воздуха. А пол, мой бог, такой мокрый! Даже представить не могу, что скажет ваша матушка, когда я ей об этом доложу.
Но едва няня потянула за штору, как раздался командный тон:
— Не трогайте!
Хриплый голос, прозвучавший прямо возле уха Кэтрин, заставил ее подпрыгнуть. Няня замерла, широко раскрыв глаза от удивления. Затем на ее лице появилось упрямое выражение.
— Но месье… — начала она.
— Я сказал, не трогайте, — повторил Рафаэль. Медленно отпустив Кэтрин, он поднялся на локте. — И впредь вы не будете заходить в эту комнату без вызова, но даже в этом случае будете стучать в дверь и ожидать позволения войти. Если мы захотим кофе, то позвоним и попросим. Если захотим перекусить, одеться, принять ванну или что-то еще, мы также позвоним. Насколько я понимаю, комната, смежная с этой, принадлежит вам. Вы немедленно перенесете из нее свои вещи.
— Но, месье, я спала здесь все эти девятнадцать лет.
— Больше вы здесь не спите. Можете отправиться в крыло для прислуги либо найти в доме другое помещение. Мне все равно какое. Но отныне без разрешения вы не войдете в эту комнату и к моей жене. Вы перешли границы и разрушили доверие к вам, когда дали ей своего ядовитого снадобья, ослабляющего ее силу и волю. Больше вы этого не сделаете.
— Кто же заплетет волосы моей bébé[70] и поможет одеться?
— Не вижу большой необходимости в этих услугах, — медленно произнес он. — Но если потребуется, я обо всем позабочусь.
Деде направилась к выходу.
— Как скажете, месье.
Когда за няней закрылась дверь, Кэтрин повернула голову на подушке и у нее был тревожный взгляд, хоть она и не решилась посмотреть на лежавшего рядом мужчину.