— Кажется, за ее неприязнью скрывается нечто большее.
— Не позволяй всему этому расстраивать тебя. Согласна, Соланж — человек тяжелый, но, как я постоянно напоминаю себе, основная причина этого кроется в неестественной смерти ее родителей.
— Интересно… — Кэтрин осеклась, затем решительно продолжила: — Интересно, а ты могла бы рассказать мне о ее отце? Я что-то слышала об этом, но ничего не поняла, а спрашивать Рафаэля не хотела. Случившееся все еще причиняет ему заметную боль.
Фанни кивнула.
— Расскажу все, что знаю, хотя это совсем немного. Мужчины, как известно, с женщинами на такие темы не беседуют. Джилс — мой старший брат, но он так же, как и другие джентльмены, невероятно скрытен в подобных вопросах.
Они обменялись улыбками, и Фанни продолжила:
— Отец Рафаэля винил себя в смерти жены. Ты же знаешь…
— Да, мне рассказывали.
— В общем, его характер и до этого трудно было назвать прекрасным, но после ее самоубийства он окончательно испортился. Месье Наварро начал сильно пить, и алкоголь помутил его рассудок. Он не мог спокойно смотреть на Соланж, и бедняжка, когда он находился дома, постоянно сидела в детской комнате, даже когда выросла. Но именно на сына пришелся основной удар его пьяного гнева. Он не допускал даже малейшего прекословия. Любое сомнение в его приказах или вмешательство в его дела приводило к тому, что он хватался за кнут. Плантация стала приходить в упадок. Неудивительно, что, как только Рафаэль достаточно подрос и стал способен ему противостоять, он начал жить своей собственной бурной жизнью. Рабы, конечно, не могли просто сбежать. Все, что им оставалось, — это затаенный бунт: они работали спустя рукава, а когда рядом не было надсмотрщика, и вовсе бездельничали, воровали по мелочам, не заботились о животных на ферме и не следили за имуществом. Некоторые из рабов находились на Сан-Доминго, когда там то и дело вспыхивали восстания, и кое-что знали о военных переворотах. Это было чрезвычайно опасно. Скрытый бунт взбесил отца Рафаэля. Он ответил тем, что ужесточил дисциплину, но, после того как одного раба с Сан-Доминго выпороли, начался открытый мятеж. Тот человек с двумя друзьями скрылся на болотах, а через неделю, когда месье Наварро верхом на лошади возвращался мимо болота домой, на него напали, сбросили с седла и забили до смерти.
— Как ужасно, — вздохнула Кэтрин.
— Да. Восстание. Это самое ужасное, что может произойти там, где рабы. Тело отца обнаружил Раф. Как и все молодые люди его возраста, он отлично знал это болото, потому что часто там охотился. Лакея, который был тогда вместе с ним, он отправил за подмогой, а сам пошел на поиски убийц. Группа мужчин всю ночь обыскивала болото и на рассвете нашла Рафа. Он сообщил, что в их помощи больше нет необходимости: все, что нужно, уже сделано.
Кэтрин знала, что ее муж был безжалостным человеком, но эта история, даже рассказанная мягким голосом Фанни, поражала жестокостью. Но если американка поведала так много, значит, она его оправдывала.
— Некоторые не поняли поступка Рафа (их было меньшинство) и отнеслись к этому так же, как ты. Другие, среди которых и Джилс, осознавали, что действия Рафаэля предотвратили полноценное восстание. Пойми, Кэтрин, это было жестоко, но справедливо. Раф всегда беспристрастен, какова бы ни была цена.
Кэтрин отвела взгляд от серьезных серых глаз Фанни. Впереди навстречу неслась разлитая в весеннем паводке река. Ветки деревьев и вырванные с корнем стволы плыли по течению вместе с усеявшими поверхность воды опавшими листьями и кусочками коры. Теперь Кэтрин знала, что не ошиблась тогда, за свадебным ужином. Когда Фанни говорила о Рафаэле, на ее лице было такое выражение, а тембр ее голоса… Нет, ей все-таки показалось. То, что она увидела, было не более чем привязанностью к другу ее брата. Фанни Бартон нельзя судить по тем меркам, по которым она судила креолок. Их взгляды на жизнь, в том числе на мужчин и ухаживания, были разными, как и обычаи и религия.
Яркий солнечный свет подчеркивал несовершенства внешности мисс Бартон, и в его безжалостных лучах она выглядела старше, чем показалось Кэтрин при первом знакомстве. Похоже, ей было лет двадцать пять: от уголков ее глаз лучиками расходились заметные морщинки, а вокруг рта остались складочки после улыбки.
Жесткость, с которой Кэтрин оценивала внешность Фанни, вызвала в ней чувство вины, и она приветливо улыбнулась.
— Спасибо, что рассказала мне это. Я рискую выглядеть навязчивой, но не могу не задать тебе еще вопрос: чего мне ожидать в Альгамбре? Какой там дом? А земли? — Потом, решив, что это может выглядеть несколько странно, будто Рафаэль не захотел ей об этом рассказывать, она добавила: — У мужчины безнадежно выпытывать такого рода детали.
Лицо Фанни просияло, словно она тоже обрадовалась смене темы разговора.
— Ты же знаешь, что Али, личного лакея Рафа, отправили вперед заниматься приготовлениями к твоему приезду? Али больше, чем просто лакей. В течение многих лет он был для Рафаэля другом, секретарем и попутчиком в путешествиях. Да он вообще мастер на все руки! Если за дело взялся Али, ты можешь не переживать о том, какие условия тебе создадут в Альгамбре. Дом? Он построен в обычном стиле вест-индийских плантаторов: с тяжелыми ставням и глубокими галереями, защищающими от солнца и дождя, и высоким цоколем. Жилые комнаты в основном расположены на втором этаже с целью защиты от наводнений. От остальных усадеб Альгамбра отличается расположенным в центре внутренним двором, который, должно быть, и подсказал название первоначальному владельцу. Окна спален выходят во двор в испанском стиле, с коваными железными лестницами, которые, как говорят, были привезены из Мадрида, и фонтаном. Надеюсь, ты не будешь разочарована, что каменная раковина поддерживается лишь четырьмя львами, а не дюжиной?
Кэтрин покачала головой в ответ на это шутливое замечание.
— Слушаю тебя, и создается впечатление, что дом огромен.
— Больше, чем другие. Наверху находятся десять комнат, переходящих одна в другую для свободной циркуляции воздуха. Спереди расположена большая и маленькая гостиная, кабинет и комната для женщин, одновременно служащая залом для приемов, затем идут два крыла со спальнями, по три комнаты в каждом, которые образуют правильные углы вокруг внутреннего двора. Полагаю, ты привыкла к такому стилю, а вот мне, когда впервые туда приехала, он показался уродливым и мрачным, ужасным на вид. У нас в Новой Англии крыши домов скатные, чтобы не накапливался снег, и очень маленькие выступы, чтобы солнце могло прогревать комнаты. Но я быстро оценила преимущества галерей, когда стала жить за городом, в Кипарисовой Роще.
— Кипарисовая Роща — название твоего поместья?
Фанни кивнула.
— Оно построено на возвышенности возле огромного изгиба реки и, как и Альгамбра, находится между дубовой и кипарисовой рощами. Единственное, что мы изменили, — это кухня. В прошлом году там случился пожар, но, благодаря тому, что она стоит отдельно, сам дом не пострадал. Джилс все же не смог устоять и выложил новое здание кирпичом, красным кирпичом в новоанглийском стиле, из соображений безопасности. Должна признать, я считаю, что оно выглядит странно позади покрытого штукатуркой дома.
Они провели весь день за такого рода болтовней, стараясь избегать личных тем. Порой Кэтрин казалось, что в поведении Фанни ощущается некоторая скованность, но, учитывая ее дружелюбие и вежливость, глупо было обижаться на такую мелочь. В течение дня мужчин с шестами становилось все меньше, пока на ногах не осталось всего четырнадцать человек, тогда как другие были вынуждены передохнуть. Они все устали — это было понятно по их серым лицам и пустым глазам, хотя вскоре их должен был взбодрить крепкий ром, который они пили прямо из бочки. На стол накрывали, когда об этом просили, но ближе к заходу солнца Фанни поднялась со словами, что ей нужно проследить за приготовлением ужина.
— Я могу помочь? — вставая, спросила Кэтрин.
— Нет-нет, для этого у меня есть служанка. Мне просто нужно найти домашний пирог с фруктами, который я приготовила специально для этого ужина, и кое-что бодрящее. Нам еще предстоит долгий путь. Кроме того, там есть место только для двух человек.
Кэтрин не стала возражать и приняла ее отказ. Ближе узнав Фанни, она предположила, что хозяйка лодки посчитала необходимым осведомиться и о других пассажирках.
Этим утром она вспоминала Новый Орлеан. Но его время прошло. Она осторожно подошла к носу лодки и остановилась около брашпиля, глядя вперед и положив руку на кабестан[78].
В сущности, это было ничем не примечательное путешествие. Однажды они едва не перевернулись, стараясь обогнуть огромную корягу, дерево без корня, преградившее им путь, но все же сумели обойти песчаные отмели и повернуть в правильном направлении. Мимо них вниз по реке проплыли две-три плоскодонки или плота, один из которых был с длинной кабиной, из трубы которой клубился дым. В другой раз они видели доверху наполненное меховыми шкурами каноэ, которым управлял индеец с женой. Он с любопытством глядел на них, проплывая мимо.
Услышав за спиной звук шагов, Кэтрин обернулась и увидела Джилса, который остановился, одной рукой держась за планширь.
— Думаю, ты волнуешься перед приездом домой… В Альгамбру, — исправился он.
Кэтрин согласилась и добавила приличествующую случаю фразу:
— Сегодняшнее путешествие доставило мне большое удовольствие.
— Погода благоприятная, да и удача оказалась на нашей стороне, — кивнув, ответил он.
— А отличный штурман?
Он слегка покраснел от ее комплимента.
— Не говори так, пока не доберемся до дома. Между нами и пунктом назначения осталось еще много воды.
Кэтрин улыбнулась, но ничего не ответила. Вдали за деревьями умирало солнце, прощаясь великолепным золотым погребальным костром. По мерцающей воде растягивались сине-фиолетовые тени. Их обдувал свежий ветерок с ароматом лесного папоротника и дикой жимолости, заглушающий сырой запах реки.