хне, исчезающие при первом луче света.
— Это возмутительно. Я давно поняла, мадам Наварро, что вы меня невзлюбили. Однако то, что вы серьезно воспринимаете слова рабыни, выдвигающей против меня эти подлые обвинения, просто немыслимо!
— Меня не интересуют личности, мадам Тиби, — только справедливость, — ответила Кэтрин.
Молчавшая до этого Соланж сделала шаг вперед.
— Кажется, ты прекрасно разбираешься в этих делах, Индия. Откуда тебе все это известно?
На лице индейской девушки заиграла холодная улыбка.
— Известно, потому что на Сан-Доминго было то же самое. На острове эта женщина любила строить из себя нетитулованную дворянку, ее действительно так воспитала няня, которая практиковала ужасную магию джу-джу и научила этому ее. Одни говорят, что отец мадам пропил свое здоровье и удачу, другие — что женщина-вуду отомстила за какое-то неуважение. Он умер, не оставив ничего. Мадам была вынуждена выйти замуж за торговца, который, как и мужчина в Новом Орлеане, не переживал, что продавал.
— Мадам Тиби, это правда? — спросила Соланж, широко раскрыв глаза.
— Конечно нет. Полная ерунда, выдуманная с целью опорочить меня.
Однако в Новом Орлеане компаньонка не пыталась найти своего беглого приятеля.
— В таком случае, полагаю, это зашло слишком далеко, — сказала Соланж, поднимаясь. — Слова этой персоны против слов мадам Ти.
— К сожалению, это правда, — вынуждена была согласиться Кэтрин.
— Да, — произнесла мадам Тиби, и на ее губах появилась жестокая улыбка. — К тому же эти обвинения сыплются из уст дочери повстанца и убийцы, не так ли?
— Мой отец никого не убивал! — выкрикнула Индия.
— Нет? И он также не принимал участия в мятеже на Сан-Доминго, да? В том-то и дело, что принимал, потому и был продан в Луизиану вместе со своей семьей, когда он и его последователи были схвачены на холмах. А еще он помогал убийце отца месье Рафаэля — именно поэтому месье Рафаэль убил его!
В комнате воцарилась тишина. Индия сделала резкое движение вперед.
— Мой отец никого не убивал! — прошипела она. — Он бежал, да, потому что больше не мог терпеть такого отношения к себе. Но он никогда не убил бы человека. Он сам был убит — вашим месье Рафом — за то, что находился в компании убийц!
— Ну, полно тебе… — начала мадам Тиби, но Кэтрин резко взмахнула рукой.
— Хватит, — сказала она.
Во взгляде Индии читалась особенная доверительность, когда она к ней повернулась.
— Вы же не позволите этой дьяволице продолжать свои делишки?
— Мне нужно подумать, что предпринять.
— Подумать? О чем здесь думать? Ее нужно посадить в тюрьму и держать там до тех пор, пока не получится отправить ее в Новый Орлеан.
— Все не так просто. Должны быть доказательства.
— Это значит, что вы ничего не станете делать, — произнесла Индия с горечью в голосе. — Всегда так. Нам невозможно добиться справедливости. Неважно, какая жестокость, какое преступление в отношении нас было совершено — в конце концов, страдаем все равно мы.
— Это неправда, — возразила Кэтрин, подходя к девушке.
Индия отошла в сторону, и в ее вымученной улыбке таилась ненависть.
— Нет? — спросила она. — Как мало вы знаете. Я думала, мадам, что вы другая. А теперь я понимаю, что вы просто глупы.
Повернувшись, Индия выбежала за дверь, в спешке стукнувшись о косяк.
— Да уж! — произнесла Соланж.
— Позвольте похвалить вас, мадам Наварро, за ваше самообладание, — сказала мадам Тиби, но в ее голосе чувствовались железные нотки. — Пойдем, Соланж.
Кэтрин не стала их останавливать. Механически она вытащила из волос шпильки и завязала хвост. Может быть, служанка Фанни причешет ее более аккуратно. Пора ехать на вечеринку. По крайней мере, у нее есть время, чтобы решить, как поступить.
Первым ее порывом было рассказать все Рафаэлю и предоставить ему возможность принимать решение. Но что будет с Индией? Он может поверить ей и провести расследование, которое докажет вину мадам Тиби, но тогда станет известно о происхождении индианки. Рафаэль вряд ли потерпит ее рядом с собой, когда узнает об этом.
Был ли хоть какой-нибудь способ выяснить истину? Маркусу не нравилась компаньонка Соланж. Она увидит его вечером. Сможет ли он помочь ей в этом деле?
Поездка в Кипарисовую Рощу была некомфортной. Громоздкий старый экипаж качался из стороны в сторону по ухабистой дороге, а скорее борозде. Между колеями росла трава, сорняки и небольшие кустики, которые терлись о дно коляски. Рой мошкары залетел внутрь, заставив плотно закрыть кожаные занавески, что, в свою очередь, усилило духоту и запах плесени от подушек. Не отъехали они и мили от дома, как Соланж стало плохо, и она вынуждена была выбежать в лес. После этого они продолжили путь, но в ноздри теперь бил еще и резкий запах уксуса, а в ушах звенели ее стенания. Кэтрин была рада, что Рафаэль решил ехать рядом верхом и поручил Али занять место возле кучера, чтобы следить за дичью под ногами. Так хотя бы было больше места внутри.
Они прибыли позже, чем планировали, но у Кэтрин еще оставалось время, чтобы выпить чашку чая с Фанни и обменяться новостями, до того как они начнут одеваться к ужину.
Когда дамы вошли в гостиную, Джилс как раз наливал Рафаэлю херес.
— О! Леди, наконец-то, — сказал он, протягивая другу бокал.
— Глупости, — засмеялась Фанни. — Мы не поздно. Это вы рано.
— Очень может быть. Гости обнаружат нас сидящими за столом, если мы не поторопимся.
— Ты слишком переживаешь, — сказала она ему.
— А ты недостаточно.
По лицу Фанни пробежала тень.
— Я бы так не сказала.
— Нет, наверное нет. Я принесу тебе красивое извинение, сказав, как прекрасно ты выглядишь. — Взяв руку сестры, он заставил ее сделать церемонный реверанс. — Этот серо-зеленый цвет тебе к лицу, дорогая, и серебряная тесьма отлично сочетается с лентами на шляпке.
— Быстрее, Кэтрин, — сказала Фанни, поворачиваясь и протягивая руку Рафаэлю, — кажется, нужно отвлечь внимание Джилса.
— Нет необходимости ее учить, — парировал Джилс, поднося к губам руку Кэтрин. — Она может привлечь внимание любого мужчины.
Это было не более чем добродушное подшучивание, но Кэтрин перевела взгляд с неожиданно помрачневших голубых глаз Джилса на насмешливые глаза Рафаэля.
— Включая собственного мужа, — обратился он к своему другу. — Но несмотря на это, я разрешаю тебе сопровождать ее к ужину.
За столом Фанни направила беседу в безопасное русло, обсуждая скучные темы вроде политики и переписи населения в этой местности. Поначалу был назначен съезд по рассмотрению статуса штата и формированию конституции, потом документ подвергся суровой критике, превратившись, как и следовало ожидать, в предмет обсуждения вхождения территории в состав Союза.
— Я недавно получил письмо от Клайборна, — сказал Джилс.
— Ах да, это же твой друг, — мягко поддел его Рафаэль.
— И твой, если бы ты не забывал об этом. В любом случае губернатор считает, что статус штата — всего лишь формальность. Сомневаться в нехватке людей не стоит.
Мысли Кэтрин блуждали далеко от этих тем. Кипарисовая Роща, как и говорила Фанни, по устройству была похожа на Альгамбру. Здесь были такие же просторные галереи, такие же побеленные веранды. Однако здесь не имелось ни одного крыла. Основные комнаты были расположены напротив главного входа, сразу за ними шел ряд спален. Вызывали интерес два небольших одинаковых здания: слева — помещения для вечернего досуга гостящих здесь молодых людей, справа — голубятня, чтобы подавать к столу и дарить соседям нежную голубятину.
Внутреннее убранство несколько отличалось. Здесь было меньше орнаментов, чем в креольских домах, меньше безделушек и золотых листьев, меньше узоров на коврах и портьерах. Мебель имела более простые линии и приглушенные тона. Главная гостиная и маленькие салоны соединялись, образуя огромный танцевальный зал. Ковры и половики были убраны, а серую кипарисовую плитку на полу покрасили под красную дубовую кору и натерли пчелиным воском. Полировка придавала полу такой блеск, что в нем отражались даже стоявшие в ряд вдоль стены стулья и многочисленные цветы: розы, живокость, дикая гардения, — которые образовывали альковы вокруг огромных, от пола до потолка, окон.
Цветы были страстью Фанни, и она выращивала их в саду, устроенном в английском стиле и разбитом позади дома. Вспомнив о нем, Кэтрин подумала, что нужно узнать у Фанни названия роз, особенно темно-розовых, с бархатистыми, словно покрытыми мхом, бутонами. До переустройства двора в Альгамбре у нее так и не дошли руки. Как глупо было в то утро стоять и смотреть на неухоженную территорию. Тогда ей казалось, что в ее жизни не будет бóльших проблем, чем взять в руки заброшенный дом и украсить его.
— Ты так не считаешь, Кэтрин?
— Что? — виновато переспросила она. — Боюсь, я была невнимательна.
— Я спросил, как тебе нравится ожерелье Фанни, — с оттенком нетерпения в голосе сказал Рафаэль. — Восточный нефрит, кажется.
Кэтрин окинула взглядом подвеску на прекрасной золотой цепочке. Маленький выгравированный слоник не показался ей красивым, но она вынуждена была согласиться, что он необычен.
— Отец подарил мне его на шестнадцатилетие, — сказала Фанни. — Папа был морским капитаном. Он привез его с Островов специй[86] — своей последней поездки перед смертью. Папа утверждал, что он приносит удачу, потому что хобот у слона направлен вниз, — по крайней мере, так говорят дальневосточные поверья.
— Покажи им свой браслет, — лениво развалившись на стуле во главе стола, попросил Джилс, играя свисающей из кармана цепочкой для часов.
— Ах да, — произнесла Фанни, послушно показывая свое запястье. — Он подходит к моему слоненку, сделан из нефрита и золота. Я нашла его не где-нибудь, а в Натчезе. Там есть человек, некий мистер Мартин. Он вроде бы плантатор, но увлекается коллекционированием и продажей необычных вещей, подобных этим.