Дикость. О! Дикая природа! Берегись! — страница 16 из 52

нец. Старая стерва — вот кто она такая. Вы не согласны? Вот так оно все и идет. Некоторые уходят от нас прочь. Можно отдать всё в перелицовку. Лесоруб поспешает, но так, чтобы людей не насмешить, так его учили. Лес — не самостоятельная субстанция, и все же обнаружился человек, который находится у леса в услужении. А у него, у лесоруба, никого в услужении нет. У человечества в услужении находится, например, врач. С черным бараном по имени Бурли — он носит такое же имя, как и все бараны, бывавшие у этого хозяина, который особой фантазией никогда не отличался, — разговаривают с особым почтением. Потому что сегодня его поведут на бойню. Скоро его туша украсит собою мясную палитру деревенского питания. Хозяйки в поиске, они выбирают, что приготовить мужчинам на обед. А если забить животину — так это просто праздник устроить можно. Женщина крепко хватается за бараньи рога, слова утешения колокольчиком звенят у нее в устах. Сегодня жребий пал на этого барана. Кто-то выкапывает в земле яму, ведь на своей территории хозяин вправе делать все, что ему заблагорассудится. Глаз животного по капле выливается в ведро. Животное слепо доверялось словам человека, себе на погибель. Лесоруб доверяет лесу и с детства отваживается ходить туда один. Там с ним уже много чего приключалось. У него почти ни одной косточки целой не осталось. То, что можно сделать сегодня, он никогда на завтра не откладывает. Вера людей и зверей в то, что язык им в помощь, часто обманчива. С таким грязным воротничком жена мужа из дому не выпустит, она вся исстоналась от счастья своей единоличной ответственности. Беззвучно охая, эта женщина, крутясь волчком, оторвав ошпаренное паром лицо от котла с бельем, перекатывается из кухни, где она до сих пор была единоличной повелительницей, в гостиную. Наконец-то ей удается хлебнуть свежего воздуха. Но ничто, нет, абсолютно ничто и никогда уже не остудит беззащитную плоть, залитую щелоком. Ребенок, воплощая собою кару природы за собственное рождение, лежит, придавленный опрокинутым с плиты бельевым котлом. Вызывают домашнего врача, который в данный момент находится в своем, целиком принадлежащем ему, доме, а сам дом — в соседней деревне. Он врывается и делает вид, что ему уже кое-что известно. Сестра, превозмогая боль, поднимается и отодвигает воображаемый засов. Она уже знает, что будет с мужем после ее скорой кончины, он наверняка станет супругом дамочки из Филлаха. Боль вгрызается в ее тело, но она все же недостойна орла, который терзал бы ее печень. Она уже давно просвещена на этот счет. За окошком — тоже просветление, погода налаживается. Никакой орел ради этой женщины падать камнем вниз не будет. Смерть домохозяйки и орел — две вещи несовместные. Некоторые цветы рвать нельзя, потому что они под охраной. Уста этой женщины способны только банальным языком объяснить, что у нее болит. Взрослые дети в отчаянии ломают руки, хрустя суставами и посматривая на штакетник из лыжных кубков. Из уважения к умирающей они не будут сегодня плясать польку. Не зная, что делать, сын бросает учебу в столярном училище. Стон страдания беспрепятственно вылетает из горла матери. Больно! Витрина, набитая призами за победы в спорте и развлекательных играх, источает мрачную угрозу, пытаясь напугать самую ничтожную смерть из всех, какие вы видели. Ах, весь этот металл наверняка намного вас переживет! Вот-вот начнется федеральный юношеский чемпионат, тогда этого металла еще поприбавится. Лыжник будет выступать от своего лихого округа. А потом отправится на дискотеку. Имя его теперь на слуху. Среди туч мычащих подмастерьев (дужь в карты, они подтасовывают даже свои голоса) жребий пал именно на него. На остановке школьного автобуса в толпе гимназистов — да будьте вы прокляты, школяры! — он не более чем винтик. Но какой радостный свет робко струится из него наружу. За всем этим сараем с идиотским куполом, за стеклянной аквариумной стенкой, за разломанными фигурными перилами — ну надо же! — иностранная речь. Гимназисты хреновы. Хотят выбиться в люди, а выбьются много позже, когда станут сморщенными сушеными тыквами — но зато экстра-класса. Вот скоты. Набились под крышу остановки — зазнайки, выскочки — и воняют. Упражняются, видите ли. До небес уже вознеслись, на сто метров над уровнем моря, да еще все по-английски, по-английски! Профессия, которую они для себя выберут, сшита из лучшей королевской ткани. Одним приходится разные товары изготовлять. Другие заводами владеют или, по меньшей мере, заводные, деятельные ребята. Просто хочу полюбоваться на горы как они есть! — говорит представительница немецкого концерна, а потом говорит еще кое-что. Если бы во мне было побольше весу, я бы здесь погибла. Она переносит центр тяжести с одной ноги на другую. Вокруг нее сплошная грязь. Она перекладывает бинокль в другую руку. Можно я посмотрю от него? Он должен догадаться, кто она по профессии. Этот глазной пособник поначалу совершенно не помогает лесорубу что-либо разглядеть, но он привык: столько лет имел дело с детским пособием, знает, что это такое. Он крутит колесико и понятия не имеет, что делать. Он не узнаёт местность. Там, где-то на горизонте, крадутся лесные звери, всё как в действительности. Он на ходу сочиняет целую картину, придумывает образы, которые якобы видит. Необразованный он. Но много о себе не воображает. А для такой женщины, как она, далей не существует, для нее все достижимо, все находится на удобном расстоянии, даже Азия и Америка. Ее не раз брали с собой в горные маршруты, еще ребенком она забиралась на такие вот грандиозные пупыри земли. Ей нравится. Ее никогда не мучает нехватка кислорода, она всегда крепко стоит обеими ногами на земле — и внизу, и наверху. Она не изображает скромницу, законы сериалов для нее не писаны, вот такая она уникальная. А в мужчине уже бушуют кровяные шарики. Он не годится для того, чтобы иметь и содержать грузовик. К сожалению. Он боязливо приберегает алкоголь, ведь для вен это лучший анатом. Женщина утверждает, что она реалистка. Но она на удивление годится для чего угодно. Прекрасно. Лицо его сияет! Вот так сенсация. Женщина наклоняется к нему и видит грубую кожу, словно на горле какого-то дикого зверя. Она просто в восторге от этой находки. Куда? В дырах скапливается жидкость самого грубого свойства. Далеко внизу в укромном месте спокойно ждет совсем другая женщина в своем платье. Поездки на автомобиле тоже иногда благополучно завершаются. Но этому надо научиться. Иная поверхность кажется человеку довольно неподатливой, если хочешь высечь что-то красивое. Природа! Лесоруб без стеснения расстегивает грязный ворот (обнажая беззащитную сонную артерию) перед чем-то столь же излишним, как искра гнева Господня. Его создатели не особенно над ним потрудились, и все же: он оказался существом, напрочь лишенным поползновений проявлять насилие по отношению к самому себе. Зато она, предпринимательша, всегда готова покориться, подыграть, да нет, она сама — законченный аккорд и звучит как музыка! У нее две подмышки, два соска, две пятки, и одна щель. У нее еще много чего есть. Когда доходит до дела, она хватает его за руки, но они на удивление крепкие. Она не ищет никакого другого мужчину, кроме него. В свое время у него как у отца семейства кусок за куском срезали жизнь с тела. В своей каморке он мечется бесцельно, он пьет много. Без удовольствия. Он плывет по течению. Никто из его детей не прижимался к нему с мольбой. Он не создан для того, чтобы завести и обиходить грузовик по своему выбору. Есть люди по-своему более надежные, но все же они точно такие же, как он. Чего изволите? Маленькие головки овчарок на небольших табличках (Осторожно, злая собака!) призваны оберегать и защищать их жалкие пупки! Пятна пота на сгибах рукавов. Каждый нес такой вот маленький рюкзачок, а у девчонки еще авоська с куклой, как у взрослой. Как светло-голубой пластик, как переводная картинка с цветком, как наклейка на средстве для мытья посуды — прилипает. И держится! Женщина вся дрожит, но держится. Она растерянно держит в руках инструкцию к стиральной машине, что же ей теперь делать. Готовить ужин или не готовить? С помощью нового отца и воспитателя-дикаря (вот так Дух Святой, вот так друг святой) — раз-два, взяли! Скорее внутрь, в «опель-рекорд». Даже машина увеличилась в размерах, а ведь до того не было вовсе никакой. Люди из вторых рук в автомобиле из первых рук. Кто унижен, тот не будет возвышен или не будет услышан. Прошу прощения за это упущение. Вообще-то ведь приятно ехать в «опеле», если он у тебя есть. Женщина уже подспудно стремится подражать тирольцам в речи, манерах и прическе. Она смотрит на дуло винтовки, изобретенной господином Флобером, я не ошибаюсь? Ведь эта штука неутомима. И все же он после этого не выстрелил, это была пустая угроза, исходившая от трутня, который годами только и делал, что обжирался. Тироль мало отличается от Штирии. Тироль всегда казался лесорубу почти что свинарником, превратившимся в студень торговым супом в заграничных магазинах окружного города. Они лгут, что есть различие, которого на самом деле нет: Штирия все равно что Тироль. Как будто могут отыскать это различие. Владелец универмага (а их может быть много) выезжает на охоту. Он вновь обретает свое особенное очарование, в этом ему не откажешь. Туда они берут с собой свои шапки-невидимки, таких вы не найдете ни в одном отделе, и действуют эти шапки наоборот: ведь наряд должен делать человека видимым! Их выхватывают из общественного мнения (с линии огня) для безмятежных мгновений счастья. На девушке новое розовое национальное платье, я описываю его сейчас только в общих чертах, со светло-голубым фартуком от «Кастнер & Элер». У парня на голове искусственный лебяжий пух. Такая кульминация должна длиться дольше! На женщине кофточка, связанная матерью ей в подарок. Дом хотят продать как можно скорее, потому что родители собираются вскорости переехать в Тироль на перевоспитание. Ребенка переодевают и одновременно утешают, чтобы избавить его от ненужных мыслей. Вот такими, отлитыми в светлую пластиковую форму мгновения их ухода, он теперь впервые осознанно воспринимает детей как отец! Да только поздно. Жена: ослепительная мадонна в защитной накидке, теперь она охорашивае