ана ее организма вкривь и вкось пролегли дорожки набухающих кровью сосудов — похоже, вот-вот что-то начнет здесь расцветать, так нам кажется. Ох уж эта флагманша! Она и этот мужчина не решаются посмотреть друг на друга, каждый лишь, дразнясь, высовывает кончик языка из своей персональной комнаты ужасов. Страна тем временем спокойно пишет про себя в рекламных проспектах: здесь каждый может заниматься любым видом спорта, каким захочет. Женщина хотела бы сейчас задать тон, настоять на каких-нибудь мерах или манерах, но оцепенела в оторопелом молчании. Итак, вот они, друг и враг, и подъемники уже заработали. В природе природы есть одно свойство: она снисходительно относится даже к самому противоестественному совокуплению. Но всему, что находится за пределами отношений осла и лошади, на этой зыбкой трясине действительно абсолютно нечего делать.
Киноактриса улыбается, ее габариты и вес раз и навсегда определены Господом. За это она в свое время получала призы. Агкоголю не дано ее разрушить, каждую ночь она регенерирует, эта Белоснежка, — какой соблазн для стороннего наблюдателя! (Ведь все прочие — это цирковые артисты на канате жизни, им приходится следить за тем, чтобы не свалиться вниз.) Она выбирается из машины и сходу, без разбору делает несколько снимков, в том числе пытается в шутку сфотографировать своего писающего мужа, который смеется и, закрываясь от объектива, протягивает к ней руку, словно хочет ее ударить. Те, чье призвание — объективная подача информации, к счастью, не были сюда приглашены. Возмещение убытков они проедают сейчас внизу, в трактире. Великолепие владельца Альп сомкнулось вокруг них прочным морским узлом. А король универмагов все рокочет, этот добродушный барабан, — в конце концов, он из той гулкой породы людей, которая добилась для себя дворцов, тогда как другие живут в закутках. Его жена тем временем обнаруживает на земле крохотное растеньице, щелк — и она тут же радостно поглощает его фотоаппаратом. Она еще обращает внимание на разные мелочи, но ей все равно. Это растеньице — натуральный налог с природы, которому она своей рукой, рукой власти, обеспечивает значительность. Вот какое дикое дуновение может коснуться простого сорняка, мы же, пожалуй, лучше поучаствуем в веселой загородной вечеринке. Министр и его министерские приспешники, лопаясь от деревенской спеси, заключают пари, споря о том, кто в качестве собственника этой местности был бы более узнаваем: в одном за километр все узнают обманщика, в другом за два километра видно дойную коровку, во всяком случае — человека продажного. Они действительно своим трудом добывают каждый грош, который им удается выжать. Здесь, на природе, их истинный дом, и пусть-ка король универмагов устелет им эту колыбельку мягкой подстилкой! Потолще постелешь — крепче поспишь! Со спокойной-то, туго набитой совестью! Предпринимательша закашлялась со страху. К ее борту только что притиснулся скалистый берег лесоруба. Что притягивает ее к таким вот мрачным ярмарочным слугам? А этот ведь, похоже, до сих пор верит в «Чудо любви» — так называется одна из выписанных им по почте книжонок, то есть верит в чудо между человеком, который всех партнеров отсылал прочь, и любым другим, который ничем не отличается от любого другого нелюбимого (или недалекого). Лесоруб с необыкновенной точностью помнит (у него ведь в голове много свободного места, ему даже туристскими проспектами его не надо занимать) все свои просветительские книжки с обильными иллюстрациями и скупыми пояснениями, которые он покупал, и теперь, сидя с бледным как мел лицом, решает повернуться к этой женщине. Она дорога ему как фотография. Он открывает рот, загорается лампочка, просвечивающая его насквозь. То, что он произносит на местном диалекте, быстро сбивающемся на невнятный лепет деревенской улицы, тут же возвращается ему в вежливой форме. Женщина подобрала эту вещицу с земли, но использовать ее не может. И вот он снова покоится в полной тишине, как курорт Бад-Гаштайн. Ощущая пустоту, предпринимательша обхватывает обеими руками собственное тело и начинает саму себя убаюкивать. Что остается думать мужчине? Что она хочет защититься от него, как от телевидения? Волосы предательски падают вниз, окутывая ее опущенную голову, они мокры от пота, среди паутины волос торчит ухо, как у неживой. Как будто оно ей не принадлежат. Под глазами, которые сейчас вообще не видны, в ее вялой коже начинает вить гнезда старость. Нет, в матери лесорубу она не очень-то пока годится. Обоим нашим драгоценным начальникам (министру и тому, другому), по крайней мере, согревает задницу веселое ржание в их персональных конюшнях. Чего они ни капельки не боятся, так это возраста, потому что с годами собственности у них будет все прибавляться.
Страна (Австрия) иногда через годы отдает то, что засосала в трещины своих ледников. Люди зачастую менее милосердны. В большинстве своем они ничего не хотят отдавать.
Эрих-лесоруб погрузится в эту женщину по самый передок, и она его щедро вознаградит, ведь он не из тех, кого здесь хоть кто-то знает. Значит, и не разболтает никому. Правда, от него можно ожидать еще чего-нибудь неподобающего, ну и пусть, радуется женщина предстоящему всем известному природному занятию. Король универмагов и киноактриса валяются в упоении и в окружении друзей на горном склоне среди валунов. Они сияют, подставив себя под солнечный трансформатор. Потом вдруг перестают улыбаться и принимаются неясно ощупывать милые стволы, которые обнажил ядовитый кислотный дождь. Кора их мозга еще плохо осознает масштабы разрушения. Внеплановая прихоть промышленности и неразумная транспортная алчность частных лиц — всё больше, всё быстрее, всё выше вверх — уничтожили собственность этих людей, и им не стыдно. Газеты заламывают руки, как мы перед посещением зубного врача. Единство рабочего с его купленным на личные накопления автомобилем необходимо разрушить, пусть снова учится ходить пешком, пусть поработает ногами, ведь хлеб свой насущный он зарабатывает руками. Зачем им нужны все эти транспортные фургоны, когда на ногах у них туристские ботинки? Они не знают, что удовольствие можно доставить и другим путем и что они доставят удовольствие другим, топая пешком посреди отбросов жизни. Как бы далеко они ни уехали, они не получат никаких впечатлений, если не умеют получать их дома. Ведь должен же кто-нибудь им это сказать, этим теням, которые на дружелюбных им ландшафтах из разряда «образ Австрии» не оставляют никаких своих следов!
Оба политика всю жизнь лгали, а потом подсчитывали выручку. Теперь король универмагов рассчитывает на них. Министр отправляется к нему, рассчитывая повысить свою номинальную стоимость. При необходимости позже можно взять в посредники прокурора. Оба — первейшие лица на службе у государства! Кошельки висят у них на поясе, лучшие ягоды соберут они в эти кошельки — обещают они друг другу при встрече. Одним щелчком разворачивается знамя утра, а ведь для большинства людей что сегодня, что завтра — один черт. Все с нетерпением ждут предстоящей стрельбы, в прекрасной уверенности, что их род не вымрет; что и происходит: они всё прирастают и прирастают, как членики некоторых низших тварей. Они стараются не уходить далеко от своих машин, чтобы не улизнул спонсор, с которым они хотят поторговаться, а дома мускулы промышленности и местная казна уже ждут своей тайной подпитки. Они, водоносы прилежания, отщипнут сначала хорошенький кусочек, ведь и их семьи хотят хорошо жить, ради этого, в конце концов, они и взнуздывают свои нервы и свой ум. Скоро дело будет сделано, и тогда они выскочат из-за барьера и взорвут к чертям собачьим молодежный центр, чтобы на этом месте устремился в небеса новый торговый центр. Тем, кто никогда не находится в центре внимания, нужны для успокоения души такие центры, где они могут выпустить пар, то есть пустить прогуляться свои денежки, потому что их опять-таки нужно отправить в люди, ведь люди лучше смогут найти им применение, чем они. По воскресным и праздничным дням пусть они тоже будут распахнуты настежь, эти античные портики! Долой закон о закрытии магазинов! Горячий привет.
Лесоруб доверительно, как это обычно описывают в романах, прижимается бедром к гордой ноге предпринимательши. Подобно горячей грязи, тепло ее кожи проникает сквозь ткань его брюк. Не всякий, кто ощущает потребность в любовной схватке, едет в поисках удовлетворения на высоту две тысячи метров. Некоторые вообще этот климат не переносят. И поэтому им приходится ехать в Италию или Грецию. Эта женщина сейчас опять спрячет голову под крыло. Здесь, где она совсем одна и предоставлена сама себе, перед ней встает все тот же старый как мир вопрос: женщина есть женщина. Но с какой целью? Никого особенно она не заботит, эта архитекторша странных двойственностей. Она сжимается под ударами копыт своей природы, доверяя себя международному суду чувств. Потом, позже, она сумеет надежно укрыться от этого лесоруба, для которого она сейчас значит уже больше, чем его скудная родина, а именно как источник денег и как замена матери (то есть кормилица и учительница языка). Ее собаки ей пока дороже, чем такой человек, как этот. Но сейчас, в этот момент, одолеваемая мимолетной силой чувства (это означает: под воздействием закона природы двоих влечет друг к другу с того момента, как они начнут приближаться друг к другу), она набрасывает на Эриха, этого лесного работягу, колпак затмения, колпак благоволения. Он отпускает грубую шуточку, от которой когда-то покатывались его друзья на лесоповале. Его дети благодаря добрым усилиям егеря смогут когда-нибудь поступить в университет, если захотят, — это значит, им никогда не придется куковать среди необразованных работяг. Вот он, прогресс и его бесчеловечная личина! Предпринимательша замирает. Она, похоже, хочет во что бы то ни стало поваляться в грязи этого маленького деревянного козлика: она-то ведь, в отличие от него, давно уже возвысилась, и к ней прислушиваются, куда бы она ни обратилась, хихикает кинодива, присосавшись к серебряной охотничьей фляжке, и, крепко стоя на земле, все время растет ввысь, не боясь позора случайных встреч.