Люк согласился с нашим планом, также, как и адвокаты Этана, которые уверили его, что Скотт был в порядке и подаст славный гражданский иск против мэра Ковальчук, когда придет время. У адвокатов были очень обстоятельные опасения по поводу благосостояния Этана, если он попадет в руки Ковальчук, и они не были готовы передать его ей прямо в руки. В то же время, они обещали связаться со своими контактами в Вашингтоне, привлечь внимание Министерства юстиции к действиям мэра, и чтобы внести ясность, пригласить людей из Нацбезопасности в Чикаго и самим допросить Этана.
Я была не совсем довольна этим планом действий — это казалось мне приглашением волков в курятник — но мы не должны были об этом сейчас беспокоиться.
Этан распорядился, чтобы Люк предоставил Дому Грей все, что бы им не потребовалось и попросил Малика сделать собственный дипломатический телефонный звонок. Мы ждали, пока он сделает свое дело и доложит, что Скотт тоже согласен с тем, чтобы Этан держался подальше.
— По словам Скотта, — сказал Малик, звонивший из оперотдела, — Ковальчук начала охоту.
— Она знает, где я нахожусь? — спросил Этан, когда мы сидели вместе на диване, пока Катчер раздавал чашки кофе.
— Знает. Ее группа физического воздействия сказала Скотту, что она получила анонимные сведения.
Этан посмотрел на меня, изогнув бровь.
— Спорим на Майкла Брекенриджа?
— Он наиболее вероятный кандидат, — согласилась я. — Но каждый оборотень там знает, что мы здесь.
— Она не пошла дальше информации, — сказал Этан. — По крайней мере, не напрямую. Избиение Скотта предназначалось как уловка для меня. Как мы и предвидели, она не хочет сталкиваться с Брексами, поэтому пытается заманить меня обратно в Чикаго.
— Если бы у нее были хоть какие-нибудь основания, ей бы не нужна была уловка, — сказал Малик. — Она бы ворвалась туда и арестовала тебя. Но у нее нет никаких доказательств чего-либо, кроме самообороны, чего недостаточно, чтобы арестовать тебя в Чикаго, довольно ощутимо переступить границы юрисдикции и убедить чиновников Лоринг-Парка пойти против крупнейшего налогоплательщика города.
— Все равно, — произнес Этан, — Мне это не нравится. Я не люблю играть в игры, и мне, несомненно, не нравится, что она использует других, чтобы добраться до меня. Она знает, что у нее нет никаких доказательств. Почему бы не сфальсифицировать их?
— Из-за беспорядков, — любезно ответил Люк. — Город все еще не оправился, и ее популярность слилась в унитаз. Она должна показать, насколько сурова преступность — и предоставить корень этой преступности — если хочет пережить настоящие выборы. Сет Тэйт, будучи отстраненным с должности, был уникальной возможностью, и я думаю, что она это знает.
— Следовательно, мы снова игрушки судьбы, — тихо сказал Этан. — Но мы продолжаем выполнять свои обязанности и самоотверженно это терпим. Спасибо за отчет, — добавил он, затем взглянул на меня. — О, и как там дедушка Мерит?
— Хорошо, — ответил Люк. — Они работают над уменьшением его боли, настраивают его на реабилитацию. Впереди долгий путь, но у него отличный боевой дух. Я долго думал, что же сказать ему по поводу ваших нынешних интриг, и выбрал правду.
— Я уверена, что он оценил это, — сказала я. — Что он сказал?
— Он был удивлен — сказал, что не знал ни о каких конфликтах между Стаей и другими группами. Был потрясен существованием гарпий и эльфов.
— Ты рассказал ему о моем героизме? Похвалил мою храбрость? Возвысил мои боевые достоинства?
— Я сказал ему, что ты потеряла сознание при первом виде крови.
— Это было бы явным преувеличением, учитывая мои клыки.
— Он знает, что ты преуспела, — заверил Люк. — О, и твой отец звонил, Мерит. Он хотел предложить любую помощь, которую мог, касательно проблем, нависших над Домом.
— Как... великодушно, — сказал Этан, стрельнув в меня взглядом. Я только закатила глаза. Мой отец мог очень сильно хотеть, на каком-то уровне, помочь Дому. Но это желание значительно затмилось бы финансовыми и политическими ценностями, которые, как он думал, мог поиметь с этого. Он был оппортунистом[37], и уже выразил заинтересованность в том, чтобы стать финансовым спонсором Дома Кадоган. Нельзя было отрицать его власти или денег — у главного городского магната недвижимости были свои преимущества — но стоимость обналичивания этого счета была бы слишком высокой. А я уже и так задолжала услуги слишком многим кровососам.
— Я так и думал, что ты так подумаешь, — сказал Люк. — Мы будем держать вас в курсе событий.
— Так и сделайте, — потребовал Этан и завершил вызов. Он посмотрел на меня с весельем в глазах. — Если бы мне платили доллар каждый раз, когда твой отец пытался купить свою дорогу к нашей благосклонности...
— Тогда ты был бы так же богат, как и мой отец, — закончила я с улыбкой.
— Именно так, — согласился Этан, затем кивнул в сторону двери. — Давайте выйдем и посмотрим, что принесла ночь.
***
Охранников не было, когда мы открыли дверь, по-видимому убежденные тем, что мы не собирались бежать и могли сами о себе позаботиться, потому что солнце снова село. Мы пошли к дому, передняя часть которого была совершенно пустой, без оборотней и персонала.
Этан положил руки на бедра, осматривая пустую гостиную и кухню, затем оглянулся на нас, приподняв бровь.
— Мысли?
Я почувствовала поток магии из других частей дома, движущийся по направлению к нам.
— Следуйте за магией, — сказала я, указывая на коридор.
Я пошла первой, остальные следовали в шаге позади меня. Магия усилилась, когда мы приблизились к восточному крылу дома.
— Банкетный зал, — пробормотала я, указывая на двойные двери впереди. Одна дверь была закрыта, другая приоткрыта на несколько сантиметров. Я подошла к ней, чтобы заглянуть внутрь.
Габриэль, одетый в рубашку с длинными рукавами и джинсы в стиле Хенли[38], стоял в одном конце банкетного зала, небрежно засунув руки в карманы. Он стоял один, остальная часть Стаи стояла перед ним, слушая его речь. Я не видела других Киинов, но предположила, что они были частью толпы. Их настроение было мрачным, магия мощной, но сгруппированной, как тысяча колибри на месте, но с движущимися крыльями, в ожидании сигнала двигаться.
Я приоткрыла дверь достаточно широко, чтобы мы могли проскользнуть внутрь. Мы выстроились в линию в задней части, где Дэмиен одарил нас безрадостной улыбкой.
— Обычно, — произнес Габриэль, оглядывая членов своей Стаи, — мы бы устроили голосование. Вы бы говорили, и как Апекс Стаи, я был бы вашим голосом.
Он на мгновение опустил взгляд, что-то обдумывая, затем снова поднял.
— Сегодня вечером я буду еще и словом. И им Луперкалия отменяется.
Это был призыв к оружию, в котором они нуждались.
Разразился шум — оборотни шипели и кричали, обвиняя Гейба в трусости, в пасовании перед запугиванием, в отсутствии некоторых частей мужских половых органов. Магия заполнила воздух: яростная, колкая, язвительная. Больше не сгруппированная, а кружащая по комнате, как омуты и водовороты в реке.
Учитывая то, с чем он столкнулся на этой неделе, они, несомненно, знали, что не было никаких оснований называть Апекса трусом. Но дело было не в истине. Дело было в гневе и разочаровании. Стае кто-то причинил боль — и они вымещали это на Габриэле.
Он позволил им разглагольствовать целую минуту, выражение его лица было пустым, плечи ровными. Он смотрел вперед, как будто их колкость не могла его затронуть, была совершенно бессмысленной и не могла изменить его намерение. Язык его тела говорил: решение было принято, и тот, кто с ним не согласен, может идти на хрен.
Мне потребовалось мгновение, чтобы разгадать его игру, чтобы понять, почему Габриэль Киин, как правило настолько внимательный к тому, чего Стая хочет и не хочет, неожиданно играл в диктатора.
Он давал им предлог.
Они были оборотнями — их самоощущение строилось на понятии, что они были храбрее, чем кто-либо еще, с позицией «пошло оно все на хрен» и силой воплотить эту позицию действиями. Если бы они проголосовали за отмену Луперкалии, они бы получили еще один психический удар. Не просто два противоборства, а три, последнее явно проигранное. Гейб не хотел, чтобы они думали, что легко сдались, поддавшись страху. Путем принятия решения, будучи диктатором, он возложил вес этого решения на себя и себя одного.
Для них это было трусостью.
В действительности, это была величайшая храбрость. Он принес себя в жертву ради блага Стаи, ради их безопасности и долговечности. Но он сделал это за немалую цену.
Он взглянул на Берну, и она свистнула, тотчас же успокоив толпу. Мне действительно было необходимо научиться это делать.
— Я Апекс этой Стаи, — произнес он, — Если кто-то из вас хочет оспорить мою позицию, вы знаете, где я буду. До того времени решение в силе. — С этими словами он повернулся и пошел вперед, толпа расступалась, чтобы пропустить его. Он подошел к двери, и только его быстрый взгляд был признаком того, что он нас видел. Если остальная часть его семьи была там, то сейчас они за ним не последовали. Возможно, это было частью его грандиозного плана — позволить Стае выпустить пар и оградить их от спора.
— Трудно быть Мастером какого-либо дома? — тихо пробормотала я Этану.
— Безусловно, Страж. Каждый быстро познает смысл жертвы. — Он поглядел на толпу, все еще не уверенную, должна ли она восстать или же отступить и позволить сражению сойти на нет. — И ее цену.
После ухода Габриэля мы посмотрели друг на друга, не совсем уверенные, куда идти. Должны ли мы пойти за Габриэлем или остаться здесь и продолжать смотреть?
— Мы все знаем, что это чушь собачья, — сказал один из оборотней — свирепый, мясистый мужчина с длинными, заплетенными волосами, которые с возрастом начали серебриться. Он был одет в куртку САЦ, с надписью «СМЕРТОНОСНЫЙ» спереди, а его глаза выглядели воспаленными и изможденными.