торые из которых были обернуты целлофаном, чтобы держались вместе. Улыбчивые работники и волонтеры ходили по проходам с планшетами и передвигали поддоны в грузовики, которые дожидались в трех открытых окнах.
Мужчина с обросшей бородой и в клетчатой рубашке подошел к нам, с недоумением на лице.
— Вы Лори? Новый волонтер? Видимо, с другом? Нам нужен кто-нибудь в сортировочный зал.
— Извините, но нет. Мы вообще-то ищем Отца Пола. Дежурная сказала, что я смогу найти его тут.
— Ох, конечно. Он в памперсах. — Мужчина показал на другой конец склада, и я подавила назревающий смешок от его ненамеренной шутки.
На складе было прохладно, холодный воздух задувал в открытые окна. Но сотрудники выглядели довольными своей работой, вдохновленными, пожалуй, тем фактом, что они помогали другим.
Мы действительно нашли Сета Тэйта в памперсах. Но не в буквальном смысле слова.
Он был высоким и привлекательным, с голубыми глазами и волнистыми черными волосами. Его волосы были аккуратно подстрижены, а лицо покрывала черная борода. Если бы вы не знали Сета Тэйта, не искали бы его, то не заметили бы сходства. Изменению внешности также помогло и то, что он от шеи до лодыжек был одет в черную рясу, одеяние, которое носили священники. Сет Тэйт прятался у всех на виду, всего в пятидесяти километрах от Чикаго.
У него в руке была коробка с подгузниками для новорожденных, он вдруг поднял глаза и встретился со мной взглядом. Его глаза расширились от приятного сюрприза, отчего мои нервы немного успокоились. Я боялась, что он воспримет наш приезд как неприятное напоминание о том, что он натворил в Чикаго.
— Дашь мне минутку? — прошептала я Джеффу.
— Не торопись, — сказал он. — Я буду здесь, — он оглядел стеллажи — в туалетной бумаге.
Сет поставил коробку на находящийся неподалеку стол, и мы пошли навстречу друг другу, встретившись посередине. Я видела, что он хотел протянуть руку, чтобы поприветствовать меня с распростертыми объятиями, поцеловать в щеку и прошептать «Привет, Балерина», как приветствовал меня, когда я была подростком. Я была балериной, и мою встречу с Тэйтом, другом моего отца, сфотографировали, когда я была в балетной пачке.
Но он сдержал себя, остановившись в метре от меня. Он сцепил руки за спиной, как будто не мог устоять перед соблазном человеческого контакта. И все же, я уловила запахи лимона и сахара.
— Мерит.
— Отец Пол, — поприветствовала я с понимающим взглядом. — Хорошо выглядите. — Я махнула рукой в сторону остальной части склада. — Это впечатляющая работа.
Он кивнул, его внимательный взгляд осматривал стеллажи и коробки.
— Это храм великодушия. Все это пожертвовано нуждающимся.
— Ты давно здесь?
— С тех пор, как покинул Чикаго. Это моя текущая миссия, я думаю. — Он наклонил ко мне голову. — И я думаю, что не только я один на миссии. Что привело тебя сюда, Мерит?
— Загадка. И политика.
— Это неизменно, — сказал он. Он смотрел на меня мгновение, даже не вздохнув. — Возможно, нам стоит поговорить где-нибудь наедине?
Я кивнула, и мы оба с Джеффом последовали за ним, когда он направился к двери, плотная ткань рясы шуршала, когда он двигался.
Люди приветствовали его и пожимали руку, когда проходили мимо, по всей видимости не догадываясь о его истории и о том, что он был ангелом и мог распустить крылья достаточно большие, чтобы вынести нас обоих из здания.
Мы вышли в холодную ночь и подошли к столику для пикника, который видал лучшие дни, его древесина выцвела и потрескалась.
Тэйт сел на скамейку, спиной к столу, подол дернулся, когда он двинулся. Мы с Джеффом остались стоять, наблюдая, как Тэйт молча смотрел на мужчин и женщин, входящих и выходящих из работающих отгрузочных окон склада.
— Что я могу для тебя сделать, Мерит?
Я рассказала ему историю о Реган, подробно описала похищения и нападения, объяснила, что мы пытались найти ее и рисковали перемирием с эльфами. А затем я подобралась к главному.
— Я погналась за ней в Лоринг-Парке. От нее пахло серой и дымом.
Выражение его лица осталось прежним, но я увидела крошечную заминку в его глазах.
— Я не уверен, что понял тебя.
— У нее есть сила — большое количество. Она не колдунья. И она пахнет в точности, как Доминик. Мы думали, что другие близнецы не могли разделиться, когда Малефициум был уничтожен.
— Не могли. Или не должны были. Меня единственного это коснулось.
— Есть ли шанс, что у тебя есть дети?
Его глаза округлились.
— Есть ли у меня дети, которые похищают сверхъестественных, ты имеешь в виду?
У меня начало расти раздражение.
— Мы пришли к тебе, потому что нам нужна помощь. Потому что ты эксперт в этой области. Это не оскорбление — это магический факт. Ты знаешь больше о Посланниках — падших или еще каких — чем кто-либо еще, кого мы знаем. Мы нуждаемся в тебе.
Он вздохнул, потер виски. А затем посмотрел на меня, с извинением в глазах, и я почувствовала потерю.
— Мне жаль, Мерит. Но я действительно не знаю ничего, что могло бы помочь.
Я взглянула на Джеффа, который пожал плечами.
— Ладно, — проговорила я. — В таком случае, может быть, есть кое-что еще, с чем ты мог бы помочь. Короче говоря, мэр Ковальчук слетела с катушек. Она арестовала Этана за убийство, которое он совершил в целях самообороны, избила Скотта, провела облаву на Наварру и собрала ударную группу, потому что думает, что мы внутренние террористы.
— И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал?
Я воздержалась от колких слов.
— Не знаю. Ты можешь поговорить с ней? Объяснить, что сверхъестественные не являются ее врагами?
— Она не станет меня слушать, Мерит.
Я почувствовала, как надежда угасает.
— Ты в этом точно уверен?
— Вполне. Она думает, что я преступник. И даже если бы она выслушала меня, она не кажется склонной использовать аргументы или логику.
— Я просто прошу тебя попробовать.
Он отвел взгляд, покусывая внутреннюю сторону щеки.
— Я не могу вернуться к той жизни, Мерит. Не тогда, когда здесь куча дел. Так много хорошего, что я мог бы сделать. Так много хорошего, что я делаю.
— Хорошие дела можно творить повсюду, — сказала я. — Но помочь Чикаго можешь только ты. Я не знаю, к кому еще обратиться.
— Чикаго больше не мой дом. Тем не менее, было приятно увидеть тебя. А не хотела бы ты остаться? Поработать какое-то время? Я думаю, ты убедишься, что это питает душу.
Я посмотрела на него, озадачившись простодушным оживлением в его голосе. Он не мог не услышать панику и страх в моем.
— Это не мой город, — напомнила я. — И в действительности не твой.
Его взор резко вперился в меня, и я увидела искру в его холодных голубых глазах. Он не был в неведении относительно моей паники.
Он отказывался признавать ее.
— Чикаго неблагополучный, — сказал он.
— Он не идеален. Но он движется вперед, и борется. Его люди и вампиры борются.
Он издал саркастический звук.
— Ради чего? Всегда будет еще какой-нибудь монстр за углом, Мерит. Я то знаю. Я был одним из них. Люди всегда будут бояться монстра. И этот страх будет побеждать каждый раз.
— Храбрость не имеет ничего общего с победой, — сказала я спокойно. — Храбрость имеет отношение к борьбе за правое дело. Двигаться вперед, даже когда это самый хреновый из всех возможных вариантов.
Я посмотрела на Джеффа, увидела положительную оценку в его глазах и улыбнулась.
— Мне потребовалось много времени, чтобы понять это, — сказала я. — Но теперь я понимаю.
Я взглянула на людей, которые двигались позади нас, передвигая поддоны, просматривая планшеты и подготавливая партии товаров.
Я оглянулась на Тэйта, на его лбу выступили морщинки, пока он смотрел на них, я заметила отдаленность между ними. Он хотел быть частью того, чем были они — их жизней, которые были более простыми, чем его собственная. Я понимала его точку зрения; у меня было несколько таких ночей в качестве вампира. Но как и я, он знал, что такого не должно было быть. Он просто пока не был готов признать это.
— Я не выражаю недовольства по поводу чьего-либо излечения, — сказала я, думая о Мэллори. — Но для искупления нужно что-то делать. И прямо сейчас у тебя есть прекрасна возможность.
Я продолжала пристально смотреть ему в глаза, вопреки всему надеясь, что он передумает, поднимется и поедет с нами в Чикаго.
Но он не сказал ни слова, и мою грудь сжало от страха и разочарования.
— Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти. — Я повернулась к нему спиной и зашагала с Джеффом в сторону стоянки.
— Мерит, — позвал Тэйт, наполняя меня надеждой.
Но когда я оглянулась назад, на его лице не было ничего, кроме сожаления.
— Мне жаль.
Это извинение заставило меня почувствовать себя еще хуже.
***
Я не стала писать Дому, что мне не повезло. Я не была готова признать, насколько бесполезной была наша поездка или как Тэйт не захотел помочь нам. Я была не готова столкнуться со степенью его отрицания того, каким он сформировал город, помогая превратить его в то, чем он был сейчас, к лучшему или к худшему.
Конечно же, я все еще надеялась, что он одумается и появится около Дома Кадогана, держа над головой радио, с раскаянием в глазах и с матерными словами о Диане Ковальчук на губах.
К сожалению, и огромной досаде Люка, жизнь не кино, и Сет Тэйт не был заинтересован в наших проблемах. Я сочувствовала ему. Было, несомненно, проще компенсировать свои прошлые дурные поступки на чистом, оживленном складе, который располагался далеко от беспорядка, который сам же и учинил, чем на территории Чикаго и в центре неприятностей. В Чикаго он был отстраненным от должности мэром, человеком со скверным прошлым. В Портвилле он был Отцом Полом. Человеком с миссией помогать другим.
Возможно, именно это раздражало меня больше всего — что он начал все с чистого листа, свободный и чистый. Тэйт не остался в Чикаго, чтобы столкнуться с последствиями, рассказать свою историю или собрать все по кусочкам. Мне пришлось отдать Мэллори должное за то, что осталась, во всем созналась и пыталась поступить правильно.