«Прямо как ты», – всплыло в голове.
Рука метнулась к кулону на шее, и Элизабет крепко сжала его. Гудение притихло. Девочка отодвинулась от окна.
К тому времени как Элизабет переоделась и улеглась в постель, она почти убедила себя, что непременно расскажет Норбриджу, как уже дважды была в комнате Грацеллы, – следующим же утром.
Почти.
Глава шестнадцатая. Весёлые песни, грохот снаружи, нервные объяснения
Следующим вечером в шесть тридцать Элизабет, одетая в зелёное полубархатное платье, которое когда-то подарил ей Джексон, сидела за самым большим в её жизни обеденным столом – это Норбридж затеял что-то особенное. Слева от неё, по порядку, сидели Фредди (в хорошенькой синей рубашке и с аккуратно уложенными волосами), мистер и миссис Нок, собиратели пазла с жёнами, Хайрам Кроули, Эгиль П. Фаулз, Норбридж и Леона. Всего двенадцать человек – хотя одно место пустовало – и все в лучших нарядах и в приподнятом настроении. Элизабет и Фредди провели большую часть дня, работая над брошюрой (демонстрацию камеры-обскуры пришлось отложить из-за пасмурной погоды), хотя Элизабет посвятила пару часов работе над пазлом и в библиотеке. Норбридж вернулся поздно вечером, и Элизабет увиделась с ним только сейчас.
В Зимнем зале собралась шумная толпа, и Элизабет почувствовала, что праздники наконец начинаются; в отеле внезапно воцарилась аура оживления. Это было сродни тому чувству, когда ты сидишь в классе в ноябре или декабре, неделя тянется медленно, всё размеренно и предсказуемо, а потом на землю с небес опускается первая снежинка, и у всех возникают мысли о снеговиках, и о санках, и о коньках – по классу прокатывается волна радостного возбуждения, и как будто в самом воздухе что-то меняется, нарастает какая-то энергия. Теперь было примерно так же, и Элизабет была вне себя от радости, что у неё осталась ещё целая неделя каникул с лучшим другом и целым столом интересных людей с ней рядом.
Когда все устроились, к столу подошёл седовласый старик. На нём была великолепная алая рубашка и перевязь с медалями и орденами. Как только он подошёл к Норбриджу и пожал ему руку, Элизабет с огромным удивлением узнала в нём того самого человека, которого два дня назад видела в книжном магазине Эйвери Димлоу.
– Все минуточку внимания, – торжественно произнёс Норбридж, – прошу, познакомьтесь, это сэр Реджинальд Итон-Пэйли, наш сегодняшний многоуважаемый лектор и человек, который займёт оставшееся свободное место.
Старик улыбнулся так радостно, как будто никогда не был настолько счастлив познакомиться с людьми за ужином.
– Я чрезвычайно рад быть здесь! – сказал сэр Реджинальд. Он обвёл рукой зал, будто восхищался стенами какого-то золотого храма. – Здесь, в этой великолепной зале этого удивительного отеля и в компании таких выдающихся людей. – Он переплёл пальцы рук и оглядел стол. – Очень приятно встретить каждого из вас.
Его взгляд остановился на Элизабет, и его глаза округлились.
– Юная леди из книжной лавки!
– Вы встречались? – поинтересовался Норбридж.
– Мы виделись в магазине мистера Димлоу в четверг, – ответила Элизабет.
– Что ж, это поразительное совпадение, – сказал Норбридж. – Сэр Реджинальд, пожалуйста, познакомьтесь с моей внучкой, Элизабет. Элизабет, это сэр Реджинальд Итон-Пэйли.
– Очень рада познакомиться, сэр, – сказала она, пожимая его крепкую руку.
Реджинальд весь засветился, как будто узнал, что только что выиграл пожизненный запас флюрчиков.
– Взаимно! Особенно потому, что мне совершенно ясно: вы любите книги так же сильно, как я. – Он повернулся к Норбриджу. – Эта юная леди вела с владельцем книжного магазина беседу, как заправский библиофил. Просто замечательно!
Норбридж подмигнул Элизабет.
– Она замечательная. И сообразительная.
– А кто же все остальные собравшиеся здесь чудесные люди? – спросил Реджинальд. Норбридж принялся представлять всех по кругу, а Элизабет вспомнила, какой необычный интерес сэр Реджинальд проявлял к книге про Анну Люкс в их первую встречу.
Ужин – состоявший из восхитительного ростбифа, картофельного пюре с запечённым чесноком и зелёной фасоли с коричневым маслом и пеканами – прошёл за оживлённой беседой. Веллингтоны и Рахпуты рассказывали, как они рады снова вернуться в «Зимний дом», а джентльмены-собиратели объявили, что настроены очень оптимистично и закончат пазл к Пасхе; Хайрам выразил надежду провести как можно больше времени на каникулах в отеле, работая над своей курсовой; а профессор Фаулз расхваливал будильник, который преподнесла ему жена в качестве раннего пасхального подарка.
Однако больше всех разговаривал сэр Реджинальд, рассказывая столько историй о своих путешествиях по разным уголкам земного шара, что слушать его было увлекательно. Он оказался чрезвычайно интересным человеком – его отец был родом их Гилфорда, графство Суррей, а мать – уроженкой Уганды – это привело Леону в восторг, потому что, как оказалось, её семья и мать Реджинальда жили в пяти милях друг от друга в Кампале, – и складывалось впечатление, что он побывал абсолютно везде, от Внешней Монголии до мыса Горн и от пустыни Сахары до отдалённого Юкона. Ещё он чрезвычайно любил коллекционировать книги, и его историями о том, как он приобретал какие-нибудь редкие тома в пыльных магазинчиках Марракеша, Джайпура или Вальпараисо, наслаждались не только Элизабет и Леона, но и все остальные за столом.
– Что было самым интересным или забавным, с чем вы встречались в своих путешествиях? – спросил Реджинальда Норбридж в тот момент, когда подали десерт – бандт-кекс и сорбет.
Сэр Реджинальд, чьи глаза были настолько пронзительны и темны и сияли такой неуёмной энергией, что могли бы принадлежать кому-то в два раза его моложе, прикусил нижнюю губу, задумавшись.
– Однажды я путешествовал по самому югу Индии, – наконец сказал он, – и оказался в городе под названием Каньякумари. Там я остановился у семьи, которая половину времени произносила все слова задом наперёд. Это было жутковато! Вся семья – мать, отец и девятеро их детей – некоторое время разговаривали обычно, знаете, как мы с вами. Но потом они вдруг принимались произносить всё наоборот. Очень необычно! Так что я попросил продемонстрировать мне, как они это делают, понагляднее. Я просил их: «Скажите наоборот слова «С днём рождения тебя», – и они делали это, практически не задумываясь. Сначала произносили задом наперёд первое слово, потом второе и так далее – причём по звукам, а не просто по буквам. «Абьить айньэдьжар моньд з! Абьить айньэдьжар моньд з!» Не знаю, почему они начали так делать и отчего продолжили, но это было нечто выдающееся.
– Может, они запомнили пару фраз, просто чтобы впечатлить вас, – предположила миссис Рахпут.
Реджинальд театрально возвёл руки к потолку, словно отклоняя это обвинение.
– Вовсе нет. Я мог бы полночи подкидывать им слова или предложения. Я говорил: «Константинополь». Или «Тикондерога», или «душераздирающе». Или «Не восхвалять я Цезаря пришёл, а хоронить». Или «Четыре чёрненьких чумазеньких чертёнка чертили чёрными чернилами чертёж» – и они моментально переворачивали слова одно за другим. И, прошу заметить, по звукам! Что не так-то просто. Например, взять слова «время тако». Просто поглядев на буквы, можно было бы сказать «ямерв окат», но если переворачивать звуки, получится «амьэрьв акат» – именно так и делала эта поразительная семья. Вы такого никогда не видели и не слышали. – Он подмигнул всем разом и никому в частности. – Люди, говорящие наоборот, – поистине уникальны.
– Что ж, это невероятное умение, – сказал мистер Нок. Он казался совершенно ошеломлённым, как будто сэр Реджинальд только что рассказал, как его похитили пришельцы. – Должно быть, они настоящие гении! – Он посмотрел на Фредди. – Хотя вот взять, к примеру, моего сына. Он тоже неплохо обращается со словами. Что ты там вечно делаешь, Фредерик? Когда перемешиваешь буквы и всякое такое?
– Анаграммы, – ответил Фредди. – Это когда ты переставляешь буквы в слове или фразе и получаешь другое слово или фразу.
– Точно, амагранмы, – кивнул мистер Нок.
– Анаграммы! – поправил Фредди, немного повысив голос.
– Восхитительный вид игр со словами, – сказал Реджинальд. – Я и сам с ними часто развлекался. Из моего имени, например, получается «Энтони Джеральд Пилий» – отличный псевдоним. Или вот «Эй, Джеральдин и Липтон». – Он с улыбкой посмотрел на Фредди. – А у вас? Есть любимые анаграммы?
– Вообще говоря, мы с Элизабет их постоянно составляем, – ответил Фредди. – И она в этом так же хороша, как я. А может, даже лучше.
– Мы любим переделывать имена, – сказала Элизабет.
– Кого-нибудь за столом? – предложил профессор Фаулз.
– Что ж, – ответила Элизабет, глядя на Норбриджа, – из имени моего дедушки получается Роллс фон Бридж.
Леона засмеялась.
– Ему это очень идёт!
Фредди посмотрел на неё.
– Ваше имя мы тоже переделали, Леона. – Её смех оборвался. – Вы Реджина Перл-Нос, – объявил он, и теперь настала очередь Норбриджа смеяться.
– Знаете, – неожиданно сказал Хайрам, – сегодня я бродил по отелю и наткнулся на кое-что интересное. – Весь ужин он хранил относительное молчание. Элизабет удивилась, увидев его в «Зимнем доме», учитывая, что школа два дня назад закрылась на каникулы: она думала, Хайрам вернётся на неделю в Бруму.
– Что именно? – спросил Норбридж. Беззаботность, царившая за столом всего миг назад, начала испаряться; собравшиеся ждали, что Хайрам скажет дальше.
– Запечатанную комнату, – ответил Хайрам. – Номер 333. Это единственная комната, на которой я видел знак «НЕ ВХОДИТЬ».
Элизабет затаила дыхание; все за столом подались вперёд, заинтригованные.
Некоторое время Норбридж пристально глядел на Хайрама.
– Это комната моей сестры, – наконец сказал он. – Грацеллы. Она была запечатана многие годы и запечатанной и останется. – Он оглядел стол и хмыкнул от смеха, будто надеясь сменить мрачнеющее настроение собравшихся; кое-кто посмеялся с ним вместе, но без особого энтузиазма.