На следующий день посреди завтрака Норбридж вошёл в столовую и сел вместе с Элизабет, Фредди и мистером и миссис Нок. После небольшой светской беседы, которая, как показалось Элизабет, была его способом продемонстрировать, что новый день расставил почти всё по местам, он сказал:
– Я бы хотел, чтобы двое наших исследователей отдохнули от работы и присоединились к группе гостей на лыжной экскурсии. Они отправляются в десять часов от пункта выдачи лыж.
– Звучит очень заманчиво, – сказал мистер Нок. – Мы с миссис Нок только вчера прогуливались по восточной тропе. Замечательно вдохнуть лёгкими этого свежего, бодрящего воздуха.
– Но нам нужно закончить брошюру, – возразила Элизабет.
– Маршрут проходит через противоположный берег озера, – сказал Норбридж. – Дорогу наконец-то расчистили, и, если всё пойдёт хорошо, группа сделает крюк вокруг озера. – Он приподнял брови, глядя на Элизабет. – И даже остановится у одной знаменитой статуи. Той, что изображает Уинифред Фоллс – или, если точнее, Уинифред Летин.
– Твою маму? – спросил мистер Нок. – Здесь есть её статуя?
Несмотря на все мысли, не дающие ей покоя, перспектива посетить статую матери взволновала Элизабет. Видимо, после этой бесснежной недели мистеру Обрастоффу наконец удалось расчистить тропу, ведущую вдоль озера.
– Есть, – кивнул Норбридж. – Я возвёл её несколько лет назад. Она изображает мою дочь, Уинни, когда ей было примерно столько, сколько Элизабет сейчас.
– Мне бы хотелось доехать туда, – сказала Элизабет. – Ты правда думаешь, что сегодня подходящий день?
– Правда, – ответил Норбридж. – Особенно если Фредди присоединится.
– Фредерик, – сказал мистер Нок, – тебе бы хотелось это сделать?
Фредди закатил глаза.
– Да, папа, – сухо сказал он.
– Какая отвага! – воскликнул Норбридж, поддразнивая Фредди. – Какое бесстрашие! Значит, решено. И захватите рюкзаки, потому что, как я понимаю, всем раздадут индивидуальные термосы – термоса? – с горячим шоколадом и пакеты с сэндвичами и брауни. Оревуар.
Спустя час Элизабет и Фредди скользили по аккуратно расчищенной тропе, огибающей западный берег озера Луны, с группой из семнадцати других лыжников, среди которых был и Хайрам. Их гид, студентка колледжа по имени Ученна Белло, которая работала в пункте выдачи лыж «Зимнего дома» вот уже два сезона, ехала самой первой. Перед отправлением она удостоверилась, что у всех есть тёплая одежда, рюкзак с обедом и чёткое понимание того, что им придётся проехать как минимум дюжину миль и что вернутся они лишь во второй половине дня.
– Каждый может ехать в своём темпе, – сказала Ученна, – а время от времени мы будем останавливаться и перегруппировываться.
– Если вам понадобится какая-то помощь, – обратился к ней Хайрам, – я к вашим услугам.
– Может, у нас получится сделать первую остановку у хижины, где недавно был пожар? – предложила Элизабет.
– Хорошая идея, – одобрила Ученна. – Там и остановимся.
Элизабет и Фредди катились между елями и тсугами – на многих из которых вот уже несколько месяцев лежали островки снега, – пропустив вперёд остальных, и Элизабет рассказывала другу всё, что произошло прошлой ночью.
– «Военщина, тафья, эль. Злыдни, пай, разгон»? – переспросил Фредди. – Что он такое имел в виду?
– Даже не представляю, – ответила Элизабет, тяжело дыша и высматривая впереди хижину Грацеллы.
– Вопрос, – сказал Фредди. – Помнишь, как Лана сказала нам, что Грацелла попытается контролировать людей? Я тут подумал: как считаешь, она ограничилась бы всего одним человеком?
– Скорее всего, она попыталась бы набрать себе как можно больше помощников.
Фредди замедлился и остановился, и Элизабет тоже плавно притормозила.
– Мне тут пришло в голову кое-что странное, – сказал он. – Что если Норбридж ей помогает?
– Норбридж? – переспросила Элизабет. – Это невозможно. Зачем бы ему это делать?
– Не в смысле специально. В смысле, может, он сам этого не осознаёт. Делает или находит что-то такое… Ну, не знаю. Я не говорю, что Норбридж стал бы заниматься таким специально. Оно бы просто само по себе происходило. Со стороны казалось бы, что в этом нет ничего необычного. Как Лана говорила.
– Но тогда это означало бы, что другие люди тоже помогают Грацелле, не осознавая этого. – Элизабет замерла: на неё вдруг снизошло тревожное осознание.
– И даже мы, – сказал Фредди.
Вдали раздался свист.
– Это Ученна. – Слова Фредди ошеломили Элизабет. – Видимо, они остановились.
Когда Элизабет с Фредди подъехали к поляне рядом с замёрзшим ручьём неподалёку от обгорелых руин хижины Грацеллы, члены группы уже стояли и беседовали друг с другом или подкреплялись едой из рюкзаков. Казалось, все пребывали в хорошем настроении.
– Эй, ребята, – позвала Ученна. Стоявший с ней рядом Хайрам приподнял руку в приветственном жесте.
– Вы приехали, – сказал Хайрам. Он предложил Ученне пакетик арахиса, и она взяла горсть и принялась жевать.
Элизабет смотрела на небольшое возвышение на поляне, где стояла хижина Грацеллы, – одна стена полностью сгорела, крыша частично провалилась. В этом месте она дважды сталкивалась с духом Грацеллы, что было весьма неприятно, и Элизабет думала, что будет рада видеть хижину разрушенной. Однако теперь, стоя перед ней, она вдруг почувствовала странную печаль, что это место – единственное убежище, в котором Грацелла могла обрести спокойствие, когда была чуть старше Элизабет, – так пострадало.
– Ого, – сказал Фредди. – Здорово ей досталось.
Элизабет повернулась посмотреть на Хайрама, но тот, казалось, совершенно не замечал никакой хижины и оживлённо болтал с Ученной.
– Она практически разрушена, – сказала Элизабет Фредди.
Один из лыжников, мужчина лет сорока в красной лыжной куртке, зашагал через снег к хижине.
– Хочу быстренько поглядеть, – сказал он остальным.
Элизабет смотрела ему в спину, а когда он приблизился к хижине, ощутила вдруг нечто неожиданное: ей не хотелось, чтобы этот человек вторгался в обиталище Грацеллы. У неё появилось чувство, словно она, Элизабет, хранит некий секрет и не хочет, чтобы о нём кто-то узнал. В животе у неё что-то затрепетало, а в голове загудело. Слегка вытянув руку, девочка указала на ветку ольхи, лежащую на обугленной балке. Ветка накренилась и соскользнула вниз, а потом плюхнулась в снег с громким треском.
– Ничего себе! – воскликнул мужчина, останавливаясь на месте.
– Вернитесь к нам, – позвала его Ученна, и мужчина развернулся и пришёл назад со смущённым видом.
Фредди посмотрел на Элизабет, и она бросила на него косой взгляд.
– Что? – тихо спросила она, поворачиваясь к нему всем телом и натягивая на лицо улыбку.
– Ты опять просто пошутила? – спросил он.
Элизабет пожала плечами.
– Мне кажется, нам не стоит лезть в это место.
Фредди посмотрел на хижину.
– А мне кажется… – Он покачал головой, всем видом давая понять, что не одобряет поступка Элизабет.
Хайрам громко рассмеялся над какой-то фразой Ученны, и этот звук отвлёк Элизабет.
– Эй, народ, – позвала Ученна. – Пора ехать дальше.
– В этом не было ничего опасного, – сказала Элизабет Фредди. – Мне просто не хотелось, чтобы он туда шёл. – Она понадеялась, что друг улыбнётся или как-то ещё даст понять, что это его не волнует, но он просто махнул рукой вперёд и сказал:
– Пойдём посмотрим на статую твоей матери.
Когда лыжники подъезжали ближе к дальнему берегу озера, а Элизабет пыталась выбросить из головы случай у хижины, она поймала себя на мысли, до чего же её завораживает вид, открывшийся на «Зимний дом». Прямо за обширной белой равниной покрытого снегом озера Луны возвышалась золотая громада отеля, словно кукольный домик, угнездившийся посреди леса. Элизабет почти не верилось, что они забрались так далеко – и что «Зимний дом» выглядел так величественно на фоне покрытой льдом озёрной глади.
Она была рада отвлечься, потому что не знала, что может почувствовать, когда окажется у статуи матери, и надеялась добраться туда поскорее и узнать, каково это будет. Тут группа обогнула последний поворот, и кто-то крикнул:
– Вон она! – и спустя несколько минут все девятнадцать человек собрались перед статуей Уинифред.
– На тот случай, если кто-то не знает, – негромко сказала Ученна, – это мама Элизабет.
Люди расступились, позволяя Элизабет подойти поближе; все притихли. Она посмотрела на белую мраморную фигуру, стоявшую на невысоком пьедестале, и вгляделась в материнские черты. Поднялся ветерок, и на миг Элизабет показалось, что он доносит нечто напоминающее гудение, которое она слышала у замурованной двери в мастерской Фредди. Но это ощущение быстро развеялось, и Элизабет чересчур переполняло счастье, чтобы позволить чему-то тревожному испортить момент. Она положила ладонь на грудь и почувствовала, что там, под курткой, скрывается её – мамин – кулон.
– Я скучаю по тебе, – одними губами произнесла она. – Хотелось бы мне, чтобы ты была со мной.
– Она на тебя походит! – сказал Фредди в тот же момент, и его слова – каким-то образом – разрядили обстановку. Все засмеялись, включая Элизабет.
– Я на это надеюсь, – сказала она.
– Уинифред Летин, – произнёс Фредди. – Неуд и трифенил.
Элизабет повернулась к нему и погрозила пальцем, но она так смеялась, что никак не смогла бы показаться рассерженной.
– Ты долго этого ждал, правда?
– Ты меня раскусила! – ответил Фредди, а все остальные принялись снимать рюкзаки и доставать еду. Элизабет пила горячий шоколад, восхищённо разглядывая мамину статую, и ей казалось, что все проблемы «Зимнего дома» – украденные книги, бессонные ночи и подёрнутые пурпурной дымкой сны – оказались куда дальше, чем на расстоянии нескольких миль безмолвного ледяного озера, отделяющих её от отеля.