Элизабет почувствовала обиду, услышав это, но она никак не могла винить Фредди. Она рассказала ему про Лану, и Лену, и то, что услышала о матери Хайрама.
– А про пропавшую книгу новостей нет? – спросил Фредди.
– Нет. Я просто надеюсь, что сегодняшний вечер закончится побыстрее. – Она слабо улыбнулась Фредди. – И завтра мы сможем повеселиться.
– Звучит неплохо, – ответил Фредди, но без особого энтузиазма. Когда они уселись за стол, Элизабет понадеялась, что всё пройдёт гладко.
– Трудно поверить, что наше здесь время подходит к концу, – сказал мистер Нок, когда гости принялись за ужин. – Неделя пролетела просто незаметно.
Мистер Веллингтон поднял взгляд. Глаза у него воспалились, и он явно совершенно не прислушивался к разговору.
– Куда они могли подеваться? – спросил он умоляющим и опечаленным голосом. – Два фрагмента. Спустя всё это время. Два фрагмента! – Он уткнулся взглядом в тарелку и продолжил тыкать ветчину вилкой. За ужином он не проглотил ни кусочка.
– Дорогой, – сказала миссис Веллингтон. – Я уверена, они найдутся.
– Я в этом сомневаюсь, – встрял мистер Рахпут. Он тоже провёл почти весь ужин в мрачном настроении и едва ли притронулся к еде, а его жена время от времени поглаживала его по плечу или похлопывала по руке, утешая. – Некоторые усилия просто обречены на провал, и вполне очевидно, что нам стоило это предвидеть. Столько времени потрачено впустую. Столько часов свелось к нулю. Столько наших надежд разбилось о…
– Мистер Рахпут, прошу вас, – с добротой в голосе сказал Норбридж. – Невозможно двигаться вперёд без неудач. Нельзя ожидать, что всё всегда будет идеально, но вы должны радоваться, что проделали такую великолепную работу.
– Совершенно верно, – подтвердил профессор Фаулз. – Мы восхищаемся тем, чего вы с мистером Веллингтоном достигли. Это чудесный пример силы духа, перед которым мы все преклоняемся – и которым вдохновляемся. – Он поднял руки, чтобы похлопать, и оглядел стол, призывая тем самым остальных присоединиться к нему – что они и сделали, разразившись продолжительными и искренними аплодисментами, заставившими двух собирателей пазла прослезиться, хотя Элизабет было не до конца понятно, плачут ли они от радости или от глубокого разочарования из-за того, что им не удалось довести пазл до самого конца.
– Вы выглядите лучше, Хайрам, – сказала Леона, когда овации утихли. – Гораздо лучше.
– Спасибо. Я чувствую себя неплохо. Не знаю, что со мной такое случилось, и мне немного неловко, что я заставил всех поволноваться. – Он посмотрел на Норбриджа. – Вы правда ожидаете, что моя мать приедет? – Хайрам наклонил голову в сторону пустующего стула, стоящего с ним рядом.
– Надеюсь, что да, – ответил Норбридж. – Она должна прибыть вечером.
– Напомните, где она живёт? – спросил мистер Нок.
– В Марбелье, – ответил Хайрам. – Далеко на юге. Раньше она преподавала там в большом институте искусств.
– Меня очень заинтриговало ваше родство с Дэмиеном Кроули, – сказал Норбридж Хайраму, – и, что ж, я большой ценитель генеалогии, так что я начал изучать этот вопрос.
– Возможно, вам известно больше моего, – ответил Хайрам. – Мама всегда держала язык за зубами. К сожалению, она была несколько отстранена от своей семьи.
– Возможно, мы разузнаем о вашем семейном древе побольше, когда ваша мать прибудет, – сказал Норбридж.
В дверь постучали.
– Может, это как раз она, – добавил он.
Но оказалось, что за дверью стоит Фуонг Нгуен, явившаяся в сопровождении Джексона, а также Густаво и Сэмпсона, несущих её литофон. Она поздоровалась и стала настраивать свой инструмент в гостиной, пока все лакомились лаймовым пирогом, пили чай и слушали интереснейшую историю зарождения литофонов. Убедившись, что все камни надёжно закреплены, литофонистка начала играть одну за другой самые прелестные мелодии из всех, что Элизабет когда-либо слышала. Эта музыка немного напоминала колокольчики, но одновременно была звонкой, воздушной и ни на что не похожей. Когда Фуонг Нгуен закончила свой концерт и все встали и несколько минут аплодировали ей, а потом принялись расспрашивать, как она научилась играть, и что значили эти мелодии, и где она будет выступать в дальнейшем, у Элизабет появилось чувство, что никакие опасности и трудности не смогут омрачить этот вечер.
– Время определённо позднее, – зевая, заметил мистер Нок. – Пожалуй, нам пора отправиться в номер.
Профессор Фаулз взглянул на часы.
– Но ещё только десять двадцать шесть, любезный мой. Вы же, конечно, не собираетесь покидать нас в столь ранний час. – Эгиль повернулся к Норбриджу, который был на кухне, и крикнул: – Не выпить ли нам ещё чая и игристого сидра, мистер Фоллс?
– Полагаю, мы можем задержаться ещё ненадолго, – сказал мистер Нок.
– Я поставлю один из старых альбомов Стэна Гетца, – отозвался Норбридж. – Мы можем посидеть ещё немного. Кроме того, у меня есть для вас сюрприз.
Вскоре все сидели и смеялись, и беседовали, и пили чай, и ели вторые и третьи порции пирога. Даже мистер Веллингтон с мистером Рахпутом пребывали в неплохом расположении духа – первый больше, чем второй, – как будто вкусный ужин, хорошая компания и приятная музыка развеяли их разочарование из-за пазла, по крайней мере на некоторое время.
Когда все гости оказались чем-нибудь заняты и Норбридж включил музыку погромче, Элизабет жестом подозвала Фредди, и они сели за стол рядом с сэром Реджинальдом, разглядывавшим свою перевязь и полирующим салфеткой одну из медалей.
– А, мисс Летин и мистер Нок, – сказал он, бездумно постукивая себя по коленке в такт музыке. – Эта босанова всегда пробуждает во мне столько приятных воспоминаний. Много лет назад я провёл семь месяцев в Рио-де-Жанейро, надзирая за работой одного выдающегося стеклоплавильного завода. Отливка, обжиг – мы всё там делали. Прекрасные произведения искусства. Большинство из них – моего авторства.
Фредди покосился на Элизабет, будто говоря: «Может, стоит оставить его».
– Ох, я почти забыл, – спохватился сэр Реджинальд, сунув руку в карман рубашки и доставая оттуда листок. Он развернул его и расправил на столе. – Та ваша необычная фраза. – Он склонился над бумагой, вглядываясь в неё, словно хотел убедиться, что это правильный листок.
– Тут много всего написано, – заметил Фредди, присмотревшись к длинным столбцам слов, которые сэр Реджинальд, судя по всему, набросал на листке.
– Потому что возможностей огромное количество, – ответил Реджинальд. – Это если следовать теории, что мы имеем дело с анаграммой, а я полагаю, так оно и есть. Если мы начнём, например, со «злыдни, пай, разгон» и ограничимся анаграммами из трёх слов, то в итоге будем иметь «грозный запад Нил» или «грызло дизайн пан». Из четырёх же слов имеем «запал, зонд, Инг, йыр» и «зразы, гной, Инд, пал». – Он покачал головой. – Боюсь, повсюду тупик.
Фредди кинул быстрый взгляд на Элизабет, будто говоря: «Это нам вообще никак не поможет».
– А вот первая строчка, – сказал Реджинальд, вглядываясь в листок, – кажется уже перспективней. «Ф» – самая редкая буква. Не так много слов содержат в себе букву «ф», а ещё меньше начинаются с неё. – Он снова поглядел на слова. – Если слово в этой анаграмме – если это, конечно, анаграмма, – начинается с буквы «ф», это во много раз упрощает нам поиск. Как вам, возможно, известно, с буквы «ф» начинается всего три с половиной тысячи слов.
– Пришло время подарков, – объявил Норбридж, хлопнув в ладони.
Сэр Реджинальд схватил свой листок и быстро встал.
– Возможно, вскоре мы сможем углубиться в этот вопрос. – Он улыбнулся. – Пришло время подарков!
– Начинается с буквы «ф», – одними губами сказал Фредди Элизабет, в голове у которой бешено крутились мысли.
Глава тридцать вторая. Дочь, что была семье в тягость, ядом пропитанная
Следующие полчаса Норбридж раздавал каждому забавные подарки: по пазлу из тысячи фрагментов мистеру Веллингтону и мистеру Рахпуту, а их жёнам – сертификаты в спа; снежные шары с «Зимним домом» Нокам; старую книгу в мягкой обложке под названием «Библиотекарь, который постоянно ворчал» Леоне («Это настоящая книга!» – со смехом сказал ей Норбридж, пока она взирала на томик так, словно это была жаба); цифровые часы Эгилю П. Фаулзу; футболку «УЧИТЕЛЬ ГОДА» Хайраму; пять коробок флюрчиков Фуонг Нгуен (которая вскоре ушла, чтобы хорошенько выспаться перед пасхальным выступлением); и по брошюре с автографами всего персонала отеля Элизабет и Фредди. А потом пробило одиннадцать часов, и ничего необычного так и не произошло. У Элизабет появилось чувство, что опасности, возможно, удалось избежать, хоть она и продолжала раздумывать над анаграммой, которую начал расшифровывать сэр Реджинальд.
– Нам правда пора, – сказал мистер Веллингтон, беря жену за руку и поднимаясь.
– Но я ещё не прочёл вам письмо, – возразил Норбридж.
– Письмо? – переспросила миссис Веллингтон. – От кого?
– От моей сестры, Грацеллы, – негромко ответил Норбридж, и всех собравшихся охватило такое изумление, что на миг показалось, будто само время остановилось.
– Но она… – начал Хайрам.
– Я не говорю, что оно только что пришло, – сказал Норбридж. – Но я только что нашёл его.
Все расселись по местам и приготовились слушать.
– Несколько дней назад эти двое, – стал объяснять Норбридж, указав на Элизабет и Фредди, – отыскали скрытую нишу под крышкой старого ящика, принадлежавшего моему деду Нестору. Внутри мы обнаружили несколько писем, которые он получил за многие годы, – а также несколько писем, которые были отправлены моему отцу, Натаниэлю.
– Они не рассказывали вам об этом? – спросила миссис Рахпут.
– Полагаю, отец намеревался это сделать, – ответил Норбридж, – но к тому времени, когда он собрался, в голове у него царила уже полнейшая путаница. Только когда дети обнаружили эту нишу, я сложил два и два. – Он сунул руку в нагрудный карман и достал письмо. – И нашёл это.