вала его про Кассандру, он просто качал головой и умолкал. Однако был один случай, Дэмиен был тогда уже очень старым и начинал понемногу выживать из ума, когда я спросила его о Кассандре, а он посмотрел на меня и ответил: «Та маленькая девочка из отеля позаботилась о ней». Я понятия не имею, о чём он говорил.
Элизабет положила ладонь на лоб и посмотрела на Норбриджа – на лице у него было написано беспокойство, которое он скрыл, как только встретился с ней взглядом.
– Что ж, – сказал он, – сегодня имело место счастливое воссоединение. Рад, что мы вместе.
– Когда я принимала приглашение мистера Фоллса, у меня был и корыстный мотив, – призналась Зарина. – Помимо того, чтобы наконец посетить «Зимний дом», мне очень хотелось проведать моего маленького Хайрама.
– Ох, мам, ну хватит, – ответил Хайрам. – Ты вечно обо всём переживаешь.
– Матери всегда остаются матерями, – изрекла миссис Веллингтон, и все засмеялись и стали беседовать. Пять минут спустя колокольчики пробили полночь. Все – делали ли они глоток чая, нацеливались ли вилкой на пирог, рассказывали ли про прошлые или будущие пасхальные выходные, смеялись ли над шуткой – немедленно прервали свои занятия и стали слушать, как колокольчики отбивают двенадцать раз. На комнату словно наложили какое-то приятное и убаюкивающее заклятье.
– Счастливой Пасхи! – сказал Норбридж, когда эхо колокольчиков стихло. – Всем и каждому из вас!
Гости начали издавать радостные возгласы, обниматься и высказывать добрые пожелания.
– Мы дожили до полуночи! – прокричала Леона. – И никто не запнулся о ковёр и не отравился игристым сидром!
Элизабет почувствовала слабый прилив оптимизма – казалось, опасность действительно миновала. Полночь настала и прошла.
– Видимо, теперь всё будет хорошо, – сказал Фредди Элизабет. На лице у него играла кривоватая улыбка, будто он был удивлён, что ничего плохого не стряслось.
– Я тоже так думаю, – согласилась Элизабет.
С преувеличенным размахом Фредди поднял руку и протянул её Элизабет. Но вместо рукопожатия девочка крепко обняла его.
– У нас правда получилось, – сказала она.
– Эй! – воскликнул Фредди, смеясь. – Осторожнее, очки!
Элизабет отстранилась, и Фредди театрально поправил очки, а потом протянул ей кулак, чтобы стукнуться костяшками.
– Так будет безопаснее, – сказал он, и Элизабет от души ударила своим кулаком о его.
– Ау! – вскрикнул Фредди.
– Йавильсищ ихсап! – сказала Элизабет. – Она наконец настала!
– Ох, – вспомнил Фредди. – Насчёт той анаграммы? В первой строке будет «финальная вещь это».
Элизабет постучала себя по голове.
– Я тоже до этого додумалась.
– А вот вторая строка… – начал Фредди, и именно в тот момент раздался новый стук в дверь – резкий и торопливый, и веселье в комнате сошло на нет.
Норбридж подошёл к двери и открыл её – за ней с каким-то пришибленным видом стоял Густаво.
– Что такое? – спросил Норбридж.
– Лена, сэр! – ответил Густаво так громко, что слова эхом разнеслись по всей комнате. – Пойдёмте скорее! Прошу вас!
Норбридж развернулся и с мрачным лицом оглядел гостей.
– Я вынужден отойти. Прошу меня извинить. – Он встретился взглядом с Элизабет. – И, безо всяких исключений, не ходите за мной.
Глава тридцать третья. Ключевая сцена всегда кончается обмороком
Ноки, Веллингтоны и Рахпуты тут же разошлись по номерам. Хайрам вместе с матерью тоже удалились, в компании с сэром Реджинальдом. В апартаментах Норбриджа остались только Леона и Эгиль Фаулз, и тут, не успела дверь за Хайрамом закрыться, появился Джексон.
– Прошу вас, мисс Летин, – угрюмо возвестил он. – Я провожу вас в вашу комнату.
Как только Элизабет оказалась в номере 301, она уселась за стол и – проверив, на месте ли фрагмент пазла – достала листок бумаги. Внизу она написала «военщина, тафья, эль», а рядом – «финальная вещь это». Вверху она вывела «злыдни, пай, разгон». Элизабет так хорошо понимала, к чему всё идёт, что – после некоторых набросков и зачёркиваний – рядом с этими словами написала «грандиозный пазл». А потом соединила всё вместе, легко и просто – «Финальная вещь – это грандиозный пазл».
«Пазл – вот «полотно» Райли Грейнджера, – подумала она. – Всё это время мы трудились над последней вещью».
Её снова захлестнуло знакомым и опустошительным чувством вины – смешанным с осознанием, что если она своими руками закончит пазл, его сила перейдёт к ней.
– Три желания, – сказала Элизабет, а потом подумала: «Но где последний фрагмент?»
Она встала, выпила стакан воды, а потом пересекла комнату и выглянула в окно – за которым не увидела ничего, кроме снежного поля, простирающегося до самого озера. Не раздалось никакого гудения, не появилось никаких пурпурных огней, или тумана, или чего угодно ещё. Ночь стояла тихая – странно тихая. В голову Элизабет пришла мысль о Лене, а потом о Лане; девочка удивилась, как это она совершенно позабыла о них с того момента, когда ушла из апартаментов Норбриджа.
Элизабет снова открыла ящик и уставилась на фрагмент пазла – а потом взяла его, положила в карман и вышла из комнаты. Она дошла до лестницы, быстро спустилась и сделала несколько шагов по коридору, в котором располагалась комната Кионы и Лены. В коридоре никого не было и, хотя она некоторое время прислушивалась, до неё не донеслось никаких голосов с той стороны. Элизабет вернулась назад и отправилась в фойе.
Когда она пришла туда, огромное пространство было, как она и надеялась, безлюдным и тихим. Через высокие окна лился тот же самый призрачный свет, что и обычно, а тени и царившую вокруг тишину, казалось, можно было потрогать; на фойе словно наложили заклятие безмолвия. Элизабет приблизилась к столу с пазлом, освещённом в этот поздний час лишь тусклой лампой, и вгляделась в него. И конечно, двух фрагментов по-прежнему не хватало – одного в небе и второго в самом монастыре. Элизабет приложила руку к карману и нащупала лежащий в нём фрагмент.
«Без второго фрагмента, – подумала она, – мой бесполезен. Пазл должен быть завершён полностью».
Она полюбовалась на почти целую картину – полотно, раскинувшееся перед ней. Изображённый на нём вид был впечатляющим и прелестным: открытый всем ветрам каменный монастырь у подножья величественной и снежной горной гряды под бесконечным синим небом. Это был тот самый монастырь, в котором Нестор Фоллс и Райли Грейнджер провели несколько лет, то самое место, откуда взяла начало вся магия «Зимнего дома». Теперь, когда Элизабет посмотрела на картину вот так – громадную и без лишних деталей, раскинувшуюся на просторном столе, – у неё появилось чувство, что она видит её впервые.
– Последняя вещь, – сказала она, и мысль о том, чтобы завладеть ею, найти последний фрагмент и поставить оба на место, так взволновала её, что вид монастыря начал слепить. Она подалась ближе. Пазл окутало пурпурное свечение, делая его каким-то призрачным.
Из коридора донёсся звук, и Элизабет подняла взгляд, затаив дыхание. Кто-то приближался. Из темноты вдруг появился Хайрам, двигаясь странно медленно.
– Хайрам? – окликнула она. – Вы в порядке?
Он вошёл в фойе и остановился. Лицо у него было осунувшееся и вялое, а волосы растрёпаны. Хотя Хайрам поднял голову на звук её голоса, казалось, он не осознавал смысла слов Элизабет или даже её присутствия. Он как будто заблудился во сне.
– Вы в порядке? – повторила она, но он просто стоял и таращился на неё пустым взглядом. Элизабет пришло в голову, что он лунатик, поднялся с постели и спустился в фойе, не просыпаясь.
Хайрам как-то дёргано открыл рот, но не произнёс ни слова. Это зрелище было таким жутким, что Элизабет стало не по себе. Она собиралась уже закричать или развернуться и убежать – что угодно, лишь бы заглушить панику, – когда глаза Хайрама расширились и он сунул руку в карман рубашки. Его тело при этом зашаталось, а взгляд опять расфокусировался. Откуда-то из глубины своего туманного состояния он заставил себя достать из кармана какой-то предмет и поднял его повыше.
– Фрагмент пазла! – воскликнула Элизабет.
Хайрам закрыл глаза, пытаясь заговорить. В этот раз он зашатался ещё сильнее.
– Я не знаю… почему я это взял, – сказал он, тяжело дыша. – Я…
Колени у него подкосились, он рухнул на пол и задёргался, будто пытался отдышаться после выматывающего бега. Фрагмент пазла, который он держал, лежал теперь на полу рядом с его ладонью. Элизабет кинулась было к нему – но тут увидела кое-то, от чего застыла как вкопанная. В коридоре, ведущем в Зимний зал, сиял пурпурный свет, отбрасывая на стены яркий красноватый отблеск.
– Кто это? – спросила Элизабет.
– Ты знаешь, кто я, – раздался голос такой низкий и приглушённый, что был не громче шёпота, хоть и жутковато разнёсся эхом внутри коридора.
– Грацелла? – сказала Элизабет. Её паника нарастала так стремительно, что ей едва удавалось сохранять концентрацию.
– Я знала, что один из вас поможет мне, – произнёс голос.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Элизабет. – Никто тебе не помогает.
– Да, помогают, – возразил голос – ровный и низкий. – И ты в том числе. Ты прекрасно знаешь, что происходит. У тебя есть сила, прямо как у меня. И ты знаешь, что я могу тебе помочь.
– Прекрати так говорить! – завопила Элизабет, приходя во всё большее замешательство.
Пурпурный свет потух, и в фойе снова стало темно и спокойно. Хайрам лежал без движения; Элизабет ждала. Она была уверена, что с минуты на минуту произойдёт нечто ужасное, и внутренне приготовилась. Пока она стояла, дрожа всем телом, к ней пришла мысль: «Что если мне это чудится?» Она слышала голос Грацеллы и ощущала её близость, но этот раз явно отличался от двух предыдущих встреч с Грацеллой. Теперь что-то казалось зыбким, неполным – возможно, даже нереальным.
Простояв в тишине целую минуту, Элизабет с опаской двинулась в сторону Хайрама, пытаясь не издавать ни звука. Хайрам не шевелился, но дышал ровно.