С твёрдой решительностью Элизабет переключила внимание на фрагмент пазла рядом с Хайрамом и указала на него, полностью сконцентрировавшись. Фрагмент подпрыгнул и лёг ей в руку. Элизабет раскрыла ладонь и уставилась уже на два лежащих на ней фрагмента. Она бросила взгляд в коридор – по-прежнему тёмный – и на Хайрама, а потом направилась прямиком к столу с пазлом.
– Закончи его, – шёпотом произнёс голос. – Заверши пазл. Эти желания принадлежат тебе.
Элизабет зажмурилась, веля себе не слушать. Она сделала глубокий вдох, открыла глаза и вставила на место фрагмент каменного монастыря. Оставшийся фрагмент – чистейше-синий, две недели хранившийся у неё в столе – лежал на её ладони. Она взяла его и вдавила в пустоту на бескрайнем небе пазла, а потом, не убирая пальца, стояла и смотрела на полностью законченную теперь картину. И ждала.
Элизабет ожидала того же, что чувствовала в подземном туннеле, когда открыла магию своего кулона – мощный прилив ощущения, миг ясности и опьянения, почти заставивший её забыться, – и всё же на этот раз, стоя с пальцем на пазле, она не чувствовала ни тени прежних эмоций. Вместо этого она ощущала лишь странную дрожь в груди, тугое трепетание, которое всё усиливалось, – у Элизабет появилось чувство, будто её сердце забилось слишком быстро, а потом и того быстрее, а затем в ушах загрохотало – и она осознала, что это её собственный пульс. Шум быстро и неумолимо нарастал – пронзительный звук, который, в сочетании со стуком её сердца, напугал её. Она отвела руку от пазла и зажала уши обеими ладонями – бесполезно, потому что звук не прекращался.
А потом всё стихло. Кругом воцарилась тишина. Элизабет снова слышала биение своего сердца, но уже медленное, размеренное. Она слышала его так, как никогда раньше не слышала – неторопливый ритм внутри её головы, в самом центре её тела.
– Верни меня, – снова раздался голос. – Только я могу тебе помочь. И только я понимаю.
– Что понимаешь? – спросила Элизабет, опуская руки. – Что ты имеешь в виду?
– Понимаю тебя.
Элизабет вгляделась в коридор. Перед девочкой, взирая на неё, стояла Грацелла. Вот только это была уже не та женщина, которую Элизабет видела раньше, а лишь её тень, прозрачная фигура, которая одновременно походила на Грацеллу – те же самые чёрные развевающиеся одежды, пышные белые волосы и пронзительный взгляд – и не походила на неё, эфемерная форма, обрамляемая тусклым пурпурным свечением. Элизабет пригляделась – она могла смотреть прямо сквозь неё.
– Я понимаю тебя, – повторила Грацелла безо всяких эмоций. – Потому что мы похожи. Как ты прекрасно знаешь.
Элизабет повернулась к ней и, безо всякой видимой причины, сделала несколько шагов в её сторону.
– Теперь сила принадлежит мне, – сказала Элизабет. – Три желания.
Выражение лица Грацеллы не изменилось.
– Даруй мне новую жизнь. Разве я недостаточно страдала? Лишь потому, что искала свой собственный путь? – Она оглядела себя. – Я лишь тень того, чем была раньше. Верни меня к жизни. Я поделюсь с тобой всем.
Элизабет подошла ближе.
– Зачем ты мне? Мне не нужны твои секреты.
– Я позволила тебе оживить это полотно, – сказала Грацелла; её взгляд немного смягчился. – Закончить его, заслужить три желания. Я могла бы позволить ему сделать это, но выбрала тебя.
– Откуда мне знать? Кроме того, я наследница «Зимнего дома». – Элизабет укололо сомнением. – Ты мне не нужна.
– Ты сама не веришь в то, что говоришь, – сказала Грацелла. – Ты такая же, как я – и ты всегда это знала. – Она вытянула вперёд руку. – Я прошу тебя спасти меня. – Она протянула к Элизабет ладонь. – Прошу. Я Фоллс, прямо как ты.
Хайрам шевельнулся, но потом снова замер. Элизабет указала на него.
– Он тоже член семьи, но ты использовала его, чтобы украсть фрагмент пазла.
– Чтобы обеспечить моё возрождение. – Грацелла воззрилась на неё. – Я по-прежнему могу проявлять своё влияние, хоть моя физическая оболочка и бесполезна. Видишь, какой силе я могу обучить тебя?
– Ты заставила кого-то произнести твоё имя, не так ли? Прямо как я когда-то.
– Реджинальда. В библиотеке и у входа в шахту. Родители твоего дружка привязали красную ткань, отмечая нужное место, после того как внук Дэмиена оставил там такую же метку за несколько недель до этого, и сожгли мою хижину, чтобы я явилась сюда, а не туда. А те двое всё это время собирали пазл, делая для меня работу. Все делали для меня работу. Сами того не осознавая. И ничего не помня. Да, я контролировала всё и всех – и тебя, в той мере, в которой могла. – Она снова вытянула руку – зеркальное отражение позы, в которой Райли Грейнджер нарисовал Морену.
Элизабет переполнила неуверенность.
– Может, мы и похожи, – сказала она, – но зачем мне тебя возвращать? Я могу узнать всё о своих силах и сама.
– Ты же знаешь, что сама в это не веришь. – Грацелла пронзала её взглядом. – И я прошу у тебя милосердия.
Элизабет почувствовала, что готова высказать желание. Вот только как она это сделает, что скажет или на что согласится сама с собой – ей было совершенно неясно. В голове всплыла строчка из книги про Анну Люкс – о девочке, которая решила стать ведьмой, и Элизабет почувствовала, что может легко поддаться этому желанию, и оно исполнится – она могла пожелать сделаться кем ей угодно, выбрать любой путь, взять то, что ей хочется.
Перед внутренним взором Элизабет появился образ Ланы.
Повинуясь интуиции, Элизабет положила ладонь на свой кулон и посмотрела на пазл. Она закрыла глаза и произнесла:
– Моё первое желание – пусть Лана снова станет юной – такой же, какой она была до трансформации.
По ней прокатилась волна какого-то необъятного чувства, но Элизабет не открыла глаза.
– Моё второе желание – пусть «Зимний дом» навсегда останется в безопасности, – продолжила она и подумала: «У меня осталось ещё одно».
– Элизабет. – Голос Грацеллы был низкий и спокойный. – Нет смысла в том, чтобы отвечать ненавистью на ненависть.
– Что ты сказала? – У Элизабет возникло чувство, что она падает. То, что Грацелла произнесла эти слова, сбивало с толку сильнее всего того, что произошло раньше.
– Не нужно меня ненавидеть, – повторила Грацелла. – Дай мне новую жизнь.
Элизабет убрала ладонь с кулона.
– Ещё одно желание, – сказала она.
Хайрам застонал – и Элизабет подумала обо всей той боли, которую Грацелла причинила стольким людям за долгие годы. Она ощутила тёмное стремление заставить Грацеллу заплатить за всё, что она сделала, за то, что раз за разом угрожала «Зимнему дому», за то, что так ужасно обошлась с Ланой, за то, что подрывала все попытки Норбриджа сохранить «Зимний дом» в безопасности, – и за то, что убила её родителей. Элизабет почувствовала, как внутри неё назревает даже не желание – необходимость наказать Грацеллу.
– Ты же на самом деле не хочешь видеть, как я страдаю, – ровным голосом сказала Грацелла, не сводя глаз с Элизабет. – Я отдала свою душу взамен на силу. Если ты не вернёшь меня к жизни, я буду страдать вечно.
– Всё, что ты делала, – это причиняла людям боль, – ответила Элизабет. – А некоторых и вовсе убила, как моих мать и отца. А теперь ты просишь меня спасти тебя? – Она попыталась как следует разозлиться, но слова Грацеллы – слова Норбриджа – бились у неё в голове: «Нет смысла в том, чтобы отвечать ненавистью на ненависть».
– Я прошу ещё одного шанса, – сказала Грацелла. – Позволь мне помочь тебе.
Элизабет слышала её, но параллельно пыталась вспомнить что-то ещё, что-то сказанное Норбриджем насчёт Грацеллы, что Элизабет не совсем поняла, когда услышала, – Норбридж хотел, чтобы его сестра стала свободна от всего зла, которое создала себе сама. Он наделся, что Грацеллу ещё можно как-то спасти.
Элизабет сделала ещё два шага вперёд – теперь она стояла прямо напротив Грацеллы.
– Ты думаешь, что у меня есть только два выбора: либо наказать тебя, либо вернуть, – тихо сказала Элизабет, полностью владея собой. – Но есть кое-что ещё.
Грацелла не сводила глаз с Элизабет, когда та поднесла ладонь к кулону.
– Моё последнее желание: пусть Грацелла уйдёт из жизни с добротой в сердце. – Послышалось гудение; Элизабет закрыла глаза и продолжила говорить: – Хоть она и сделала много ужасных вещей, её брат всё равно её любил и надеялся на лучший исход для неё. Он хотел дать ей то, чего хотят все, – любовь и прощение. – Звук усилился; Элизабет кожей почувствовала горячий ветер. – Дай Грацелле мира. Пусть её окружает доброта, которой она не просила и даже не хотела. Пусть доброта останется с ней, когда она покинет эту жизнь. Пусть её душа упокоится с миром. – Звук был уже оглушительным.
– Навсегда, – договорила Элизабет – и шум прекратился.
Элизабет открыла глаза и отняла ладонь от кулона. Грацелла исчезла. В коридоре было темно, пазл тускло лежал на столе, в фойе царила тишина. Элизабет подняла голову – сквозь высокие окна струился свет фонарей.
– Элизабет! – Она оглянулась – из дальнего коридора к ней спешил Норбридж.
– Последняя вещь, – сказала она. – Это был пазл.
Норбридж остановился с ней рядом.
– Пазл? О чём ты?
– Здесь была Грацелла. – На Элизабет нахлынула волна эмоций – весь страх, и паника, и замешательство, которые она до сих пор сдерживала. – Она пыталась… Я не знаю что, Норбридж! Я вставила два последних фрагмента в пазл и загадала желание, и тогда она исчезла. Я заставила её уйти.
Норбридж притянул Элизабет к себе, но спустя миг она отстранилась и поднесла ладони к глазам, чтобы остановить слёзы.
– Что случилось с Леной? – спросила она, сама удивившись своему вопросу.
На лице Норбриджа появилось страдальческое выражение. И тут Хайрам застонал и начал медленно садиться.
– Элизабет, – выдавил он, запинаясь.
– Хайрам? – удивился Норбридж, приближаясь к нему. – Что ты здесь делаешь?
Хайрам положил ладонь на лоб и снова опустился на пол.