— Здравствуйте,— просто сказала она, обращаясь к Ларисе как к старой знакомой.— Наши мужчины прожужжали мне уши, рассказывая о вас. Есть, мол, в профкоме такая красавица! Вот я и решила проверить.— Улыбка просияла на ее лице, приоткрыв ровные белые зубы.
— Вы шутите,— смутилась Лариса.
— Нисколько, теперь я и сама убедилась, что мужчины не преувеличивают. Будем знакомы. Меня зовут Надежда Сергеевна. Да просто Надя. А вы — Лариса?
— Лариса.
— Время обеда,— сказала Надежда Сергеевна.— Вы питаетесь в столовой?
— Да, хотя и живу не так уж далеко. Но столовая мне нравится.
— Пообедаем за компанию?
Лариса спрятала в сейф бумаги, и они поспешили в столовую. В просторном зале со множеством столиков было уже многолюдно. Они уселись на свободные места вблизи от пальмы.
— Прямо как в Сочи,— улыбнулась Надежда Сергеевна.— Только моря не хватает.
— Не люблю эти пальмы в деревянных кадках,— призналась Лариса.— Жалко их. Словно люди в каземате.
— Представьте, я тоже так думаю,— согласилась Надежда Сергеевна,— Мне жалко собак, которых держат в городских квартирах, кошек. Вы обращали внимание, с какой грустью, сидя на подоконниках, смотрят они на улицу? Неволя никому не мила.— Она полистала меню.— Что возьмем на первое? Я обожаю фасолевый суп с бараниной.
— У нас сходные вкусы! — обрадовалась Лариса.— Фасоль люблю с детства. Я же с Терека.
— Правда? — Глаза Надежды Сергеевны радостно оживились.— Я так люблю Кавказ! Значит, нам сам Бог велел подружиться.— Она зачерпнула суп ложкой и, попробовав его, аппетитно причмокнула губами.— Вкусно! Вот только зелени маловато. И совсем было бы чудесно, если бы повар заправил суп свежими помидорами.
— Экономят, наверное,— предположила Лариса.
— Скорее, не знают тонкостей кавказской кухни,— заметила Надежда Сергеевна.— Академия наша в средствах не нуждается. Она же подчинена богатому дядюшке — самому Госплану. А там, вы, наверное, знаете,— Валериан Владимирович.
— Куйбышев?
— Да. Прекрасный организатор. Отвоевал для академии отличное общежитие. Здесь недалеко, на Покровке. У каждого слушателя — комната. А у чинов повыше даже две, они здесь с семьями живут. А вы где живете?
— В Лялином переулке.
Она не сказала, где живет сама, и перевела разговор на другую тему.
— Фасоль мне всегда напоминает стихотворение Коста Хетагурова. Это знаменитый осетинский поэт,— задумчиво сказала Надежда Сергеевна,— Не читали?
— Что-то не приходилось,— призналась Лариса.
— Маленькие голодные дети сидят вечером у очага в сакле и ждут, когда в котле сварится фасоль. А там вместо фасоли — камни. Дети об этом не знают. Мать обманула их, надеясь, что они уснут прежде, чем будет готова эта мифическая фасоль. И они действительно уснули. И мать тихо рыдает над ними. Когда читаю эти стихи, рыдаю вместе с матерью…
Они помолчали.
— Боюсь, как бы все это снова не повторилось,— осторожно сказала Лариса.— Что может быть страшнее голода?
— Вы давно с Кавказа?
— Недавно. Только не из Осетии. Из Кабарды.
— Наверное, и сейчас эти дети живут впроголодь.— Надежда Сергеевна нахмурилась, лицо ее как-то странно постарело.— Если совсем сгоним крестьян с земли и отучим ее любить, лучше жить не станет.
Лариса с удивлением посмотрела на нее, не зная, поддерживать ли ей эту непростую тему. Вспомнила предупреждения Андрея не откровенничать с малознакомыми людьми и решила промолчать.
— Поговорим лучше о наших женских делах. Вы замужем?
— Да.
— И счастливы?
Ларисе был неприятен этот прямой вопрос, но она не выказала этого:
— Очень.
— Завидую вам. Семья, муж, дети — это ведь главное, от чего зависит женское счастье.
Ларисе сразу же пришлась по душе эта простая миловидная женщина, но было в ней что-то скрытное, неразгаданное, и это мешало сближению.
Когда они возвращались из столовой, Надежда Сергеевна предложила:
— А хотите, Лариса Степановна, мы вечером, после занятий, вместе пойдем домой? Пройдемся по городу, поболтаем.
Лариса охотно согласилась.
Стояла та самая пора московской осени, когда листья кленов, ясеня, берез уже покрываются золотом и багрянцем, а солнце пригревает своей последней перед заморозками лаской. Лариса и Надежда Сергеевна шли неторопливо, как на прогулке. Уже был час пик, работа в многолюдных учреждениях и конторах была завершена, и служащие валом валили из подъездов, спешили к остановкам трамваев. На Садово-Черногрязской было настоящее столпотворение.
— А вот и мой Лялин,— Лариса показала на дом, в котором Жила.— А вы в общежитие на Покровку?
— Нет. Мне еще далеко,— поспешно ответила Надежда Сергеевна.— На трамвае, а потом еще и пешком.
Лариса вопросительно посмотрела на нее, надеясь, что она назовет и свой адрес, но она промолчала.
— А хотите посмотреть, как я живу? — неожиданно предложила Лариса: ей очень не хотелось так быстро расставаться с новой знакомой, тем более что Андрей сегодня дежурил в редакции и должен был вернуться домой очень поздно. Лариса подумала, что ей придется долго упрашивать, но Надежда Сергеевна сразу же согласилась.
Надежда Сергеевна с интересом осматривала комнату, и Ларисе подумалось, что она, наверное, впервые попала в коммуналку.
— Какое у вас уютное гнездышко,— похвалила она.
— До уюта еще далеко,— возразила Лариса.— Мы ведь только начинаем жить.
Она отлучилась на кухню, разожгла примус и поставила кипятить чайник. Вернувшись, выложила на блюдо пирожные, купленные в академическом буфете.
— Будем чаевать? — обрадовалась Надежда Сергеевна.— Как заправские московские купчихи! Только заварочку покрепче.
За чаем Ларисе захотелось рассказать, как ей удалось после долгой разлуки разыскать Андрея, как они полюбили друг друга еще на фронте. Надежда слушала не перебивая, с таким вниманием, с каким обычно слушают исповедь очень близкого человека, чья судьба небезразлична собеседнику.
— Это прямо-таки сюжет для поэмы! — восхищенно сказала Надежда Сергеевна, выслушав рассказ до конца,— Честное слово! Какая вы счастливая, как я рада за вас!
— А вы замужем? — наконец решилась спросить Лариса.
Улыбка на лице Надежды Сергеевны померкла. Она едва приметно кивнула головой.
— И как сложилась ваша жизнь? — Вопрос этот вырвался у Ларисы помимо ее воли,— Извините за не очень тактичный вопрос…
— Как бы вы отнеслись к тому, что ваш муж был бы ну, скажем, значительно старше вас? — спросила Надежда Сергеевна,— Представьте, ваш муж такой большой пароход, а вы — маленькая лодочка и он ведет вас за собой по бурному океану жизни?
— Мне кажется, в этом нет ничего страшного,— дипломатично ответила Лариса,— В прошлые времена это считалось нормальным. Такой муж имеет большой жизненный опыт и может быть хорошей опорой для женщины. Все дело, наверное, в чувствах. Если есть любовь…
Надежда Сергеевна задумчиво помешала ложечкой сахар в стакане и, будто решившись на что-то отчаянное, выпалила:
— Так вот, мой муж старше меня на двадцать два года!
— На двадцать два? — стараясь скрыть изумление, переспросила Лариса,— Это тоже не беда. Правда, когда вам будет, скажем, пятьдесят, эта разница даст о себе знать.
— На столько вперед я и загадывать боюсь,— поежилась Надежда Сергеевна. Лариса поспешила прикрыть форточку,— Нет, нет, мне не холодно…— Она помолчала.— Да я и на один день загадывать боюсь…
— А хотите вина? — предложила Лариса и тут же попеняла себе: подумает Бог знает что! Предлагает, мол, выпить, чтобы развязать язык.
Надежда Сергеевна протестующе замахала руками:
— Нет, нет! Что может быть прекраснее вашего чая! К тому же у меня к вину стойкое отвращение.
— Почему же? У меня, кстати, сухое, грузинское. Я иногда не прочь…
— На то есть причины…— не стала вдаваться в подробности Надежда Сергеевна.
— А вы любите своего мужа? Извините, что вторгаюсь в ваши семейные тайны. Мы, женщины, любопытные существа…
— Люблю? Очень хочу любить его! А у него главное — дело. И я, и дети, и родственники — все где-то на обочине. А на главной дороге — он.
— Кто он у вас? Я в том смысле, какая у него профессия?
— Ну, он партийный работник. Из тех, кого называют профессиональными революционерами.
Эти слова очень заинтриговали Ларису.
— А я думала, вы знаете,— сказала Надежда Сергеевна.— Удивительно, как это ваш начальник не рассказал вам. Кстати, я никогда не была интриганкой, но хочу дать вам добрый совет: остерегайтесь его. Он скользкий человек. И к тому же гнет линию правых, хотя и притворяется. Самый настоящий двурушник.
— Я привыкла делить людей только на две категории,— сказала Лариса.— Порядочный человек — непорядочный человек. А за совет большое спасибо.
Надежда Сергеевна посмотрела на нее так, как обычно смотрят на наивную девочку.
— Хотите быть вне политики? Я тоже так пыталась делать. Увы, при нашей общественной системе ничего не получается… У вас ласковый муж? — вдруг без всякой связи с предыдущим спросила она.— Он не бывает с вами груб?
— Что вы! Мне кажется, он боготворит меня. Море ласки… Как бы не сглазить!
— Не бойтесь, я не сглажу. Просто порадуюсь за вас. А может, и позавидую. По-доброму, конечно. И надо вам подумать о детях… Не откладывайте!
— Андрей очень хочет ребенка. И почему-то девочку.
— А у меня есть девочка,— по-матерински ласково проговорила Надежда Сергеевна, будто ее дочка была сейчас рядом с ней.— Светлана, Светлячок. Ей уже седьмой год. А сын постарше.
— Как это прекрасно! Двое, да еще брат и сестричка.
— Да, это прекрасно,— согласилась Надежда Сергеевна,— Отец их очень любит. Правда, по-своему. Да и времени на них у него не остается… Ой, я, кажется, засиделась у вас. Пора бежать, а то, чего доброго…
Надежда Сергеевна не договорила и стала поспешно собираться. Мельком взглянула на себя в зеркало. Она была высокого роста, и ей пришлось немного пригнуться, чтобы увидеть свое лицо.