Жуков набычился: все, что сейчас говорил Сталин, противоречило здравому смыслу. Неужели этот тишайший Борис Михайлович внушил Сталину такую бредовую идею?
— Товарищ Сталин, этого делать сейчас нельзя,— стараясь быть спокойным, тем не менее упрямо возразил Жуков,— Бросать последние резервы фронта на какие-то сомнительные контрудары? Мы ослабим свою оборону, и противник без особого труда прорвет ее.
— Западный фронт располагает шестью армиями. Вам этого мало? — Тихая ярость уже клокотала в душе Сталина.
— Линия обороны Западного фронта растянута более чем на шестьсот километров,— продолжал упираться Жуков.— К тому же в глубине, особенно в центре фронта, мы располагаем самыми скудными резервами.
— Ваши доводы, товарищ Жуков, совершенно неубедительны,— отрезал Сталин.— Вопрос о контрударах считайте решенным. Сегодня к двадцати ноль-ноль доложите план.
Жуков стремительно вышел и тут же отправился в штаб фронта. Там его встретил взволнованный Булганин.
— Сейчас звонил Сталин и устроил мне форменный разнос. Сказал: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!» Требует немедленно организовать контрудары.
— Ты хоть раз принес мне хорошую весть? — буркнул Жуков.— Теперь я вижу, в чем заключается роль члена Военного совета,— поддел он Булганина.— Впрочем, всю эту кашу Шапошников заварил. Это легко проигрывать на карте, в тиши кабинета. Думает, что контрудары Жукова под Ленинградом можно повторить под Москвой. Но под Москвой совсем другая обстановка и совсем другой расклад сил.
— А что делать? — растерянно спросил Булганин.— Ослушаемся — быть беде.
— Ударим! Контрударом! — со злостью воскликнул Жуков.— Сейчас отдам приказ Рокоссовскому. Вот уж и впрямь подумает: Жуков свихнулся.
Когда Рокоссовский получил приказ контратаковать, причем на подготовку этой контратаки отводилась всего одна ночь, при всей своей выдержке он едва не схватился за голову. Малочисленным войскам предстояло выйти из обжитых траншей и окопов, в которых они способны были отразить атаки немцев, и устремиться под пули и снаряды противника, изготовившегося к броску.
Как и следовало ожидать, контрудары окончились провалом. Пользуясь внезапностью, нашим войскам удалось на несколько километров вклиниться в расположение противника и тут же, встретив шквальный огонь, пришлось откатиться, неся громадные потери.
Немцы начали стремительное наступление из района Волоколамска на Клин. На армию Рокоссовского ринулась мощная танковая группа Гёпнера. Рокоссовский выбрал для обороны район Истринского водохранилища. Река Истра и холмистая местность, поросшая лесами, представляли собой превосходный естественный рубеж для организации обороны. Сюда Рокоссовский и предполагал заблаговременно отвести свои войска. Но Жуков был неумолим.
«Не отходить ни на шаг!» — таков был его приказ.
Рокоссовский уже созвонился с Шапошниковым, чтобы заручиться согласием Генштаба занять новый рубеж обороны. Об этом демарше стало известно Жукову. Реакция была молниеносной:
— Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю! Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и стоять насмерть!
И в результате немцы отбросили армию Рокоссовского на восточный берег Истры и захватили там новые плацдармы, еще более приблизившись к Москве.
Так, столкнувшись лбами, Сталин и Жуков оказались в одной упряжке, и это стоило нашим войскам многих жертв. На мягкий упрек Шапошникова Жуков ответил категорично и резко:
— Если бы я поступил иначе, немцы могли бы раскусить мои замыслы. И двинули бы войска не на Рокоссовского, где их удалось изрядно измотать, а рванули бы туда, где у меня в окопе нет ни единого солдатика.
Тем временем Сталину доложили, что немцы взяли город Дедовск. Сталин вздрогнул: Дедовск? Тот самый Дедовск, который еще совсем недавно был наш, в котором он, Сталин, недавно побывал и который с особой силой, уже не теоретически, а чисто практически напомнил ему: немцы всего в тридцати восьми километрах от столицы! Сталин никак не мог совместить в своих мыслях тот факт, что он совсем недавно лично был в Дедовске и, следовательно, уже одним своим пребыванием не мог не укрепить дух бойцов, его оборонявших, и тот факт, что сейчас в этом же самом Дедовске засели немцы, предвкушавшие близкую победу и как бы издевающиеся над ним, Сталиным. Этого нельзя было перенести.
Сталин схватил телефонную трубку:
— Жукова!
— Я вас слушаю, товарищ Сталин!
— Вам известно, что занят Дедовск?
— Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
— Кажется, вы у нас командуете Западным фронтом? Или я ошибаюсь? Если не ошибаюсь, то хочу напомнить: командующий обязан знать, что у него творится на фронте. Немедленно отправляйтесь в район Дедовска и контратакой верните его!
«Опять эти чертовы контратаки!» — поморщился Жуков.
— Товарищ Сталин, в такой критической обстановке покидать штаб линии фронта было бы с моей стороны крайне неосмотрительно,— попробовал отговориться Жуков.
— Кажется, я говорю по-русски,— рассвирепел Сталин,— Или вам нужен переводчик? Мы тут как-нибудь справимся, а за себя на время своего отсутствия оставьте Соколовского.
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— И сразу же позвоните мне.
Жуков тут же связался с Рокоссовским. Оказалось, что Дедовск немцам не сдан. Сталину, вероятно, сообщили о деревне Дедово. О чем Жуков тут же и доложил Верховному.
— Немедленно отправляйтесь в Дедовск! — Жуков явственно ощутил негодование Сталина.— Возьмите с собой командующего артиллерией пятой армии Говорова и во что бы то ни стало верните нам Дедовск.
«Провалился бы пропадом этот треклятый Дедовск!» — мысленно выругался Жуков и помчался в машине по Волоколамскому шоссе.
В штаб командира 9-й гвардейской стрелковой дивизии прибыл к его приезду и Рокоссовский. Белобородов удивленно вглядывался во внезапно появившихся высоких гостей, не понимая, чем вновь вызван столь повышенный интерес к его дивизии.
— Утром я намерен наступать на деревню Селиваниху,— доложил Белобородов, отвечая на вопросы Жукова.— А деревня Дедово еще дальше, за Селиванихой.
— Взять это чертово Дедово и доложить мне в штаб фронта! — приказал Жуков.
И тут в блиндаже Белобородова раздался звонок. Трубку взял Рокоссовский. Жуков сразу же заметил, как враз побледнели разрумянившиеся на морозе щеки командарма.
— Что случилось? — нетерпеливо спросил Жуков.
— Гитлеровцы прорвались в Крюково.
Жуков поспешно застегнул полушубок.
— Вот тебе и Дедовск.— Ему хотелось от души матюгнуться, но он сдержался,— Не Дедовск, выходит, надо отбивать, а Крюково. Впрочем, это тоже сорок километров от Москвы. Я поехал!
Глава шестая
Вышло так, что Лариса прожила дома не трое суток, как ей было отпущено, а целый месяц. Казалось, о ней все забыли, и главное — забыл Берия, и она уже хотела поверить во что-то несбыточное, как за ней прислали из НКВД.
На этот раз Берия был трогательно любезен.
— Ну как вам мой сюрприз? — открывая в сочной улыбке желтоватые зубы, спросил он, поздоровавшись с Ларисой за руку.— Можно сказать, вы побывали в отпуске. Я решил сделать вам щедрый подарок, как принято у нас на Кавказе,— На самом же деле в создавшейся прифронтовой суматохе, в обстановке едва ли не панической эвакуации Берия все это время было просто не до нее.— А отдых пошел вам на пользу! Теперь никто не скажет, что вы почти четыре года отбухали в лагере.
— Я очень тронута,— сдержанно сказала Лариса.— Вы только забыли добавить, что я отбухала четыре года в лагере, будучи ни в чем не виновной.
Берия загадочно усмехнулся:
— Самые матерые враги народа обычно клянутся, что они ни в чем не виноваты. Ну, не будем об этом. Вы обдумали мое предложение?
— Обдумала.
— И что вы решили?
— Только на фронт.
Одутловатое лицо Берия враз помрачнело и сделалось еще более желчным.
— Удивительно, как это люди совершенно сознательно умеют вредить сами себе,— насупившись, сказал Берия,— Вот объясните мне, куда вы торопитесь? Если бы я позволял себе грубости, то спросил бы напрямую: куда вас черт несет? Вы, кажется, думаете, что война — это веселая прогулка. Думаете, что это как в фильме «Если завтра война». Война, кстати, обещает быть очень затяжной, всяческий оптимизм по этому поводу — просто блеф. И почему вы так боитесь обосноваться у меня на даче в качестве секретаря-машинистки? Вы сможете бывать у себя дома, общаться с мужем и дочерью. Какая же вы после этого мать, если хотите бросить на произвол судьбы свою дочь?
— Тысячи женщин оставили на произвол судьбы своих детей и пошли защищать Родину,— возразила Лариса.— Чем я лучше их? К тому же моя дочь будет с отцом и дедушкой.
— А вы уверены, что у отца и у дедушки всегда будет все в порядке? — Он ослепил ее блеском своего пенсне.
— А это уже зависит от вас.
— Увы, я не столь всемогущ, как вы себе представляете.— Берия словно кокетничал перед ней.— Значит, вы решили поменять комфортабельную дачу на фронтовой окоп? Очень выгодный обмен. Впрочем, я предполагаю, что вы боитесь меня. Уже небось представили в своем женском воображении, что я буду домогаться вашей благосклонности. Что ж, признаюсь честно, я люблю женщин, и вы мне очень нравитесь. Но Берия — человек высоких нравственных принципов.
И тут же, цепким взглядом перехватив легкую усмешку Ларисы, заговорил горячо и приторно:
— Вот говорят, что Берия — бабник. Гнусная клевета! Берия, если уж на то пошло, не бабник, а тонкий ценитель женщин. Кто может оценить женщину и поставить ее на пьедестал славы, как не настоящий мужчина? Не зря ведь Бог специально для Евы создал Адама. И если уж на то пошло, то не будь на свете так называемых бабников — человечество давно бы вымерло. Следовательно, даже такое на первый взгляд негативное слово, как «бабник», должно звучать не как осуждение, а как высшая похвала! К тому же не такой уж я знаменитый бабник, как это утверждают злые языки. Конечно,