Возможно, историки зафиксируют: этим решением Сербия перешла Рубикон. Выход из темноты прошлого не станет марш-броском. Но самые трудные шаги – первые.
PS.
24 марта 2016 года Суд в Гааге приговорил Радована Караджича к 40 годам заключения.
Сребреница и Катынь
Прошлое не умирает, особенно когда его убивают, особенно когда его закапывают живьем в безымянной могиле. Такое прошлое безнадежно отравляет жизнь последующих поколений.
В мартовско-апрельские дни 2010 года неожиданно встретились два страшных призрака недавней истории – Сребреница и Катынь. В Белграде с высшего официального уровня раздались слова покаяния. Сербские законодатели приняли резолюцию, которая гласит: «Парламент Сербии сурово осуждает преступление, совершенное против боснийско-мусульманского населения Сребреницы в июле 1995 года». Словами этой резолюции страна «выражает соболезнования и просит прощения у семей жертв за то, что не все было сделано, чтобы предотвратить трагедию». За резолюцию проголосовали 127 депутатов из 250. Закончившиеся парламентские дебаты заняли 13 часов. Незакончившиеся, непарламентские – 15 лет.
Политической бомбой оказался показанный по российскому каналу «Культура» фильм Анджея Вайды «Катынь». Эту демонстрацию наши либеральные умы немедленно признали огромным шагом на пути возвращения исторической истины. Удивительная сложилась ситуация, приходится радоваться тому, что стране высочайше дозволили заглянуть в лицо собственному прошлому. Через три года после того, как картина польского классика обошла весь мир. Через 20 лет после того, как правительство Горбачева официально признало это преступление сталинского режима. Через 60 лет после самого преступления. Таков наш прайм-тайм.
Кому-то может оказаться не по нраву то, что Катынь и Сребреница поставлены рядом. Патриотические соображения особого рода исходят из презумпции, что наши отечественные трагедии (и преступления) выше или масштабней, чище или ужасней любых иных… У нас особенная стать, тем не менее Катынь и Сребреница – исторические дубли.
Тому, кто увидел фильм Вайды, можно не пересказывать про Катынь. Это сама правда. Доподлинная, документальная о террористическом режиме, расстрелявшем в затылок двадцать две тысячи пленных польских офицеров, фактически не сражавшихся – в виду бессмысленности – против Красной армии, вторгшейся в их землю, чтобы реализовать тайные договоренности Сталина с Гитлером по разделу их страны.
Историки, политики, психологи думают-гадают, зачем за год до 22 июня советскому Политбюро понадобилось зверски уничтожить цвет польской армии и интеллигенции в катынском лесу. Историки, политики, психологи разводят руками, они не в силах предложить «рациональной причины». А что, были рациональные причины для того, чтобы уничтожить цвет собственной армии в преддверии мировой войны? И цвет собственной интеллигенции? И все остальные отечественные цветы и цвета без исключения и разбора?.. Катынь – огромная рана в душе Польши и далеко не самый большой шрам на теле советского компрачикоса. Эпизод Большого Террора. Какая была цель у Большого Террора? Абсолютная власть. Что было мерой и доказательством абсолютной власти? Безраздельная способность чинить террор. За не укладывающимся ни в какое человеческое сознание преступлением Катыни маячит черная громадина античеловеческого, антисоциального режима, не останавливающегося ни перед каким преступлением и не считающего жертв.
За преступлением Сребреницы – агония распада бывшей Югославии, три гражданские войны, многополярный националистический взрыв, вакханалия этнических чисток, в которых сербы, хорваты, босняки, косовские албанцы жгли и крушили друг друга, брата-врага так, что счет убитых шел на сотни тысяч, а беженцев на миллионы.
История как преступление, завернутое в тайну, укутанное в ложь, радиоактивна. Это термояд, доказывают Катынь и Сребреница.
В годы войны Катынь раскапывали дважды – оба раза, чтобы поглубже закопать правду. Фашистские и советские пропагандисты по очереди использовали Катынь для взаимного разоблачения. Одними и теми же приемами, в одних и тех же выражениях. Раскрыто Чудовищное Преступление! Что правда, то правда… С той разницей, что одни утверждали, что свершено оно было в 1940 году НКВД, а другие, что в 1941-м – гестапо. Но ведь кто-то тут очевидно врет. Обе стороны это знают доподлинно, но тот, кто совершил это чудовищное преступление, вдобавок доказывает: он ведал, что творил. Вторая сторона технически права, но врет еще больше. Потому что, когда творцы Освенцима взывают к мировому общественному мнению, деланно ужасаясь Катыни, это издевательство над всеми человеческими нормами и понятиями. Эту страницу истории Вайда воспроизвел подчеркнуто документальными кадрами. Получился грандиозный гротеск. Полемика двух каннибалов о гуманизме – историческое противоядие против любой лжи.
Задним числом Катынь и Сребреницу роднит и общая на них реакция – яростный синдром непризнания, декретированного забытья вплоть до полной амнезии. Невозможно не признать, что это было зверство и каннибализм. А сознаться выше всяких сил. Патриотическое сознание готово отрицать уже очевидное до хрипоты, замалчивать до последнего. Бог с ними, с фактами. Когда нельзя свалить вину на противника, всегда остается утешительное «на войне как на войне», «в истории всякое бывало», «все так поступают»…
Катынь и Сребреница – две бездны, заглянуть в которые страшно. Проблема, однако, в том, что с широко закрытыми глазами их не переступить.
В фильме Вайды две сестры убитого в Катыни брата ведут напряженный разговор именно на эту тему. Одна поневоле смирилась с непреодолимыми обстоятельствами. Закрыть глаза – что еще остается – иначе не выжить… Вторая отвергает компромиссы. Разговор двух сестер вырастает в притчу о выборе. «Ты с кем, с живыми или с мертвыми?» – спрашивает одна. «Я с мертвыми, а не с убийцами», – отвечает другая. Она поставит памятник брату во что бы то ни стало, и на гранитной плите будет дата его гибели. 1940, а не 1941. Даже если плиту немедленно разобьют на куски, а ее отправят в лагерь. Потому что память нельзя предавать. Потому что от того, что написано на памятнике – правда или ложь, зависит, куда пойдут следующие поколения и дойдут ли они куда-то.
Покаянную резолюцию в сербском парламенте провел президент Тадич. Перед ним стратегическая цель – привести Сербию в Европейский Союз, а с таким мертвым грузом, как отрицание Сребреницы, это безнадежно. Голосование досталось ему огромным напряжением и принесло отнюдь не только рукоплескания. Боснийские сербы сочли резолюцию изменой… В Сараеве не приняли сигнал. Семьи убиенных, к которым обращено послание из Белграда, сочли его недостаточным и двусмысленным. Суд в Гааге квалифицировал преступление в Сребренице как акт геноцида, а в резолюции нет этой квалификации… ЕС увидел в акции парламента Сербии шаг к реалистическому восприятию трагического прошлого, но если это и точка, то не в конце, а в начале пути. Даже высшее законодательное собрание не может выписать стране индульгенцию. Дело вообще не в разовой индульгенции. Камень преткновения глубже, он в самых глубинах общественного сознания, которое внутренне оправдывает преступление некоей «святой целью», национальной необходимостью или выгодой. Покуда грех патриотического каннибализма не будет избыт по сути, а не только символически, дорога в Европу заказана.
На пресс-конференции в Катыни Путин с подкупающей искренностью признается: он не знал, что Сталин участвовал в злосчастном походе Красной Армии на Варшаву в 1920 году, с той поры у него, должно быть, оставалось личное чувство по отношению к полякам. И хорошо подготовленным экспромтом высказал догадку: Катынь стала местью за тысячи военнопленных красноармейцев, погибших в польском плену… Вот и нашлась рациональная причина…
Объяснение не выдерживает критики. Пленные действительно гибли – от голода и «испанки». Ужасная судьба, но все же не расстрел в затылок. Заподозрить Сталина, который плен приравнял к предательству, в сострадании к пленным – чистое извращение. Месть за личное поражение? Больше похоже на правду, но тоже не Бог весть какое оправдание. Копаться в фобиях вождя – дело для психиатра. Для общества это странное занятие, если это не больное общество. Искать – сознательно или подсознательно – оправдание преступной политике (и находить его в патологии вождя) – это точно аберрация. Преодолевается эта социальная патология лишь одним способом. Преступление должно называться преступлением, а режим, достигающий своих целей такими средствами, преступным режимом – без хитростей и недомолвок. Пока в обществе нет согласия на эту тему, оно не вернется в норму и к норме. И пути в нормальное настоящее, не то что в будущее, не будет.
Можно высказать догадку, как было принято решение о показе в России фильма Вайды. Готовившаяся эффектная встреча Путина с польским премьером Дональдом Туском на фоне 70-летия Катыни с ключевой сценой вставания на колени нуждалась в увертюре. В реабилитации «Катыни» – еще недавно фильм клеймили за «русофобию», а тут показали по государственному каналу – был множественный сигнал. «Стране, вставшей с колен», чтобы голова не шла у нее кругом. Полякам: видите, как мы открыты, не будем спорить о прошлом… И миру: вот кто у нас принимает все важные решения. Вы думали, мы тут играем в доброго и злого правителя. Нет, правитель один, и он может быть очень добрый, обратите внимание: никакого сталинизма…
Однажды сказать (показать) правду как ценность «Культуры» – неплохо, но недостаточно. Не стратегия, конечно, и не долгосрочная политика. Такая изысканная рекламная пауза для внешнего мира. Но два часа правды у нас были, два часа напряженного труда мысли и работы совести. Оказывается, это такое облегчение и наслаждение… Спасибо Вайде.