Пиком реакции стал откровенно постановочный показательный процесс (его показали по телевидению), так, чтобы страна могла насладиться зрелищем либералов-реформаторов в тюремных робах. Бывший (при президенте Хатами) вице-президент, министры той поры, редактор закрытой газеты – каялись под копирку в связях с иностранной прессой и спецслужбами, оглашали компромат на соперников Ахмадинежада и просили верховного вождя, «чья мудрость и бдительное руководство гарантируется ночной близостью между ним и Господом», простить их великодушно. Прокурор утверждал, что решительные и своевременные действия властей предотвратили «бархатный переворот» по модели Сербии и Грузии, приводя в качестве примеров подрывной деятельности связи известных иранских ученых с зарубежными университетами и скопом занося движения активистов, защищающих права женщин, этнических меньшинств, профсоюзов, студенчества, во враги нации.
Должного эффекта эти сигналы элите и стране не принесли. На церемонии повторной инаугурации Ахмадинежада 3 августа помимо троицы главных непослушных подозрительно отсутствовали многие другие известные фигуры, включая членов семьи покойного аятоллы Хомейни, для которых в ходе предыдущих процедур этого класса резервировались самые почетные места. А в сам этот день в Тегеране вновь прошли демонстрации протеста, хотя и не столь массовые, как сразу после выборов.
Что дальше? Будут ли до предела закручены гайки, отвернется ли теократия от своих игр с демократией, предстанет ли чистой диктатурой? Или она постарается достичь компромисса – внутри себя с фракцией менее оголтелых, а в конечном счете внести поправки на современность? Настоящая борьба ушла под ковер, но мы это увидим – если не в ближайшей, то уж в среднесрочной перспективе точно.
А пока можно сделать более широкие наблюдения за призраком революции, у нас ведь уже накопился немалый статистический материал.
Боязнь цветных революций – недуг нередкий, это известная слабость сильных режимов.
Вопреки тому, что о цветной революции говорят и пишут креативные труженики официоза, ее призрак не напоминает террориста. Скорей он появляется в белом венчике из роз. Его легко расстрелять. Хотя тут действует некая высшая математика: разогнать митинг в 5 тысяч человек не составляет труда, перед митингом в 500 тысяч задумается даже тоталитарная дубина. Так или иначе, это верная примета: если является призрак цветной революции, значит, власть преступна сверх всякой меры. Значит, демократия в стране совсем призрачная. И нечего тут ссылаться на «суверенность демократии» или поблекший мандат былой революции.
Все революции по-своему призрачны – в том смысле, что они редко исполняют свои обещания. И поэтому рано или поздно появляется призрак новой революции – против режима, установленного революцией предыдущей и обманувшей ожидания, либо появившегося в результате ее перерождения.
Можно ли избежать цветной революции? Для этого нужно всего ничего: не узурпировать власть, не заниматься махинациями с властью в особо крупных размерах… Ответ слишком простой, излишне морализаторский, сильно противоречащий природе людей у власти? Ну хорошо. Нужно не доводить котел до кипения, а для этого требуется встроенный механизм эволюции. Эволюция – это революция на каждый день, маленькая постоянно действующая революция, которая точно не разорвет котел. И нужен котел, который умеет выпускать пар, но еще больше направлять общественную энергию в русло назревших преобразований. Такой котел давно изобретен, он называется демократия.
Во всех странах, где замечен призрак цветной революции, плохо с разными вещами, но прежде всего с демократией. Там власть очень уж нечиста на руку, что на самом деле симптом гораздо худшей болезни – она неадекватна, она в катастрофическом разладе с главными потребностями общества.
Приключения Салмана Рушди
Самая знаменитая фетва нашего времени принадлежит аятолле Хомейни и звучит так: «Я сообщаю гордым мусульманам всего мира, что автор „Сатанинских стихов“ – книги, направленной против Ислама, Пророка и Корана, и все те, кто был посвящен в ее замысел, приговариваются к смерти. Я прошу всех мусульман уничтожить их, где бы они ни были обнаружены».
Что такое фетва? В данном случае смертный приговор, не подлежащий апелляции, вынесенный теократическим вождем одного государства гражданину другого государства на территории третьего государства и который не просто может, но обязан привести в исполнение любой и каждый член мусульманской уммы, живущий на этой планете. Юрисдикция несколько широковата? Но виновный оскорбил Пророка! И не вздумайте сомневаться, любое сомнение в высшей справедливости – по определению святотатство и автоматически подпадает под фетву.
Книга и фетва вышли в 1989 году. Волнения и погромы, вызванные книгой (или все-таки фетвой?), стоили сотни жизней, но Салман Рушди выжил и выпустил книгу как раз об этом – о своей жизни под сатанинским приговором.
Книга называется «Джозеф Антон. Мемуары». Что за странное имя?
Прежняя жизнь англо-индийского писателя Салмана Рушди, рожденного в Бомбее в мусульманской семье, кончилась в одночасье. Дом, семья, близкие и знакомые – все оказалось под прицелом. Он должен был исчезнуть. Превратиться в невидимку под охраной правительства Великобритании. Бронированный автомобиль стал скорлупой в его невольных скитаниях, два выделенных охранника и два водителя – бессменным кругом общения.
Имя он себе сочинил в честь двух своих литературных кумиров – Джозефа Конрада и Антона Чехова.
А вокруг гремела буря. «Он сделал это ради денег… Он сделал это ради славы… Евреи подвигли его на это… Ни одна душа не купила бы его нечитаемую книгу, не будь в ней подлых нападок на ислам…»
Писатель обречен носить в себе собственный мир. Но не до такой же степени!
Новая жизнь была невыносима, необъяснимые страсти, разгоревшиеся вокруг его персоны, нужно было успокоить любой ценой, и он попытался. Он сделал публичное заявление: «Как автор „Сатанинских стихов“ я признаю, что мусульмане во многих частях мира искренне переживают из-за публикации моего романа. Я глубоко сожалею, что публикация моего романа вызвала такие переживания у искренних последователей ислама. Мы живем в мире многих верований, и этот опыт служит напоминанием нам, что мы все должны всегда помнить о чувствах других».
Бесполезно. Со смертного одра непреклонный аятолла продиктовал: «Даже если Салман Рушди покается и станет самым благочестивым человеком за все времена, долг каждого мусульманина использовать все, что есть в его распоряжении, свою жизнь и свое имущество, чтобы отправить его в ад».
Жизнь в подполье в ожидании убийц продолжалась девять лет. В 1998 году иранские правители решили, что им надо восстановить дипотношения с Великобританией. Это было, безусловно, богоугодное, хотя и не теологическое решение, и фетва покойного аятоллы была отозвана. Теперь Джозеф Антон мог вернуться к себе самому, хотя и далеко не прежнему. Салман Рушди живет и работает в Нью-Йорке.
Последняя фраза могла бы звучать как формула относительного хэппи-энда. Увы. На девятой волне нового мусульманского шквала, вызванного появлением в YouTube трейлера к некоему фильму, о котором достоверно известно лишь его название «Невинность мусульман», сразу несколько источников сообщили, что религиозные авторитеты в Иране вновь призвали кару на голову Салмана Рушди. К каноническим аргументам добавлен логический. Мол, если бы приговор писателю был исполнен, то другим святотатцам было бы неповадно. Не было бы, надо полагать, истории с датскими карикатурами в 2005 году, стоившей еще сотни жизней. Не было бы и приступа «арабской осени». Все надо делать вовремя…
Сообщается, что новое небесное предписание подкреплено наградой в 3,3 миллиона долларов на этой земле.
В этой заметке на тему «литература и (или) жизнь» я уже было поставил точку, но тут лыко в строку – новое сообщение из небесной канцелярии после пятницы – спятницы, когда толпы правоверных в разных юго-восточных странах с особым рвением наломали костей друг другу во имя Аллаха. На пресс-конференции в Пешаваре пакистанский министр железных дорог Гулям Ахмад Билур объявил, что он выплатит сто тысяч долларов из своих личных средств тому, кто убьет автора «Невинности мусульман». Новая «фетва», такая же самодельная, как и фильм, ее вдохновивший. Неисповедимы железнодорожные пути твои, Господи!
Атом, нефть, газ и идеократия
Иран – это Коран – безапелляционно провозгласил аятолла Хомейни.
Теократы, что пришли ему на смену, дополнили символ веры: Иран – это Уран.
В результате Иран на всех парах двигался к созданию собственной Бомбы и, обретя полный набор санкций, стал изгоем мировой политики.
В июле 2015-го второе уравнение, а возможно и первое, было опровергнуто. Соединенные Штаты вместе с другими пятью грандами международной политики и Иран достигли сенсационного соглашения: иранская ядерная программа замораживается, как минимум, на десять лет. В ответ с Ирана снимаются международные санкции. Обе половины сделки необыкновенно весомы. После метаметаморфоз по линии главных противостояний второй половины ХХ века: СССР – США и США – Китай это крупнейший прорыв в международных отношениях.
Формула переговорного процесса: Иран и шестерка посредников. Шестерку посредников еще обозначали как 5 + 1 (пять постоянных членов Совета Безопасности ООН – Великобритания, Китай, Россия, США и Франция плюс Германия). Шесть ведущих стран мира выступают от имени международного сообщества в целом. Такова цена вопроса.
Универсальный смысл достигнутого соглашения в том, что Иран не нарушит мирового ядерного статус-кво и не вломится в клуб ядерных держав, основной состав которого составляет та самая первая пятерка.
Ядерная бомба – аналог геенны огненной – самое грозное и противоречивое явление мировой политики. Рожденная страхом перед фашизмом, она сама стала источником самого большого страха во второй половине ХХ века. Оружие супертеррора предотвратило, однако, худшее, удержало глобальную холодную войну в мирных берегах, не дало выплеснуться в третью мировую. Это абсолютная валюта мировой политики, которой, однако, а) нельзя пользоваться и б) она подвержена девальвации, с каждым новым своим национальным рождением Бомба становится более «обычной» и взрывоопасной. В индийском и пакистанском обличиях она стала следствием сведения счетов (но и средством сдерживания) на субконтиненте. В северокорейском – вообще невесть чем.