[315]. самостоятельное вмешательство в действия чиновников посредством отмены или аннулирования (cassation) действий и решений властей и т. п. (Recueil. I, 327), или непосредственное принятие на себя чиновничьих функций. вмешательство в распределение должностей, поначалу путем назначения «надсмотрщика» (surveillant) при неблагонадежных чиновниках и учреждениях (III, 28), временные отстранения[316] и временные назначения[317], решение вопроса о списке присяжных заседателей, вычеркивание неблагонадежных присяжных (IV, 13), увольнение в запас и разоружение неблагонадежных частей Национальной гвардии (I, 329). Средства (moyens d execution, III, 9), к которым они прибегали в отдельном случае, различались в зависимости от положения дел: ходатайство к властям, использование полицейских или военных сил, т. е. жандармерии, Национальной гвардии, вольнонаемных батальонов или же стоящей где-нибудь поблизости регулярной войсковой части (I, 247. III, 23, 39). В случае восстания они либо требуют принять надлежащие меры у административных властей (III, 10, 73. IV, 13), либо оказывают непосредственное вмешательство с помощью войск, набранных ими для этой цели (I, 160), или предлагают муниципальным властям предоставить в их распоряжение отряд национальной гвардии, которому и отдают дальнейшие приказания (I, 267). Иногда они ведут переговоры с противником и договариваются о сложении оружия и т. п. (III, 53 – никакой амнистии!). Все эти полномочия покоились на передаче комиссарам исполнительной власти, из чего следует, что сверх и без того уже весьма далекоидущих определений закона они поначалу не имели права вмешиваться в дела личной свободы, собственности или даже жизни частных лиц иначе, чем это было позволено властям, вместо которых они выступали или к которым обращались с прошениями. И все же их полномочия были распространены на возможность ареста всех подозрительных лиц, которые еще только могли нарушить общественное спокойствие[318]. В дальнейшем же оказалось, что описание комиссарских прав заключалось в одном только определении цели, и это было неограниченное полномочие, зависящее от случайных обстоятельств. Предоставление полномочий формулировалось в том смысле, что Конвент, как носитель суверенитета, делегирует комиссарам все полномочия для принятия совокупных мер, которые требуются или, смотря по ситуации, могут потребоваться в интересах общественного спокойствия, безопасности или порядка, которые могут стать необходимыми сообразно обстоятельствам и т. п.[319]. Что на самом деле эти полномочия неограниченны, признавалось открыто. Уже в феврале 1793 г. комиссары Национального конвента говорили о себе, что облечены «беспредельной властью» (pouvoirs illimites)[320]. Конечно, существенное ограничение их возможностей состояло в том, что они не имели права пользоваться денежными средствами государства. Обращаться к государственной казне было дозволено только комиссарам, состоявшим при армии, да и им лишь в неотложных случаях. Чаще всего комиссары испрашивали денежные средства у Конвента[321]. Только позднее сформировалась практика взимания любых сумм и отчислений с аристократов и богачей.
После учреждения Комитета общественного спасения эта более централизованная организация начала осуществлять и более точный контроль над деятельностью отдельных комиссаров, чем это было возможно при состоявшем из нескольких сот человек Национальном конвенте. Комитет отменил распоряжения и решения представителей (см., например: IV, 130) и от случая к случаю высылал даже особых агентов для надзора за комиссарами. Тем самым свобода действий комиссаров была ограничена в интересах более жесткой централизации. Но, с другой стороны, в силу революционного законодательства и полного упразднения всех гражданских прав и свобод власть комиссаров как по отношению к административным органам, так и по отношению к гражданам в отдельных случаях становилась безграничной. Расширение власти во внешнем направлении и более строгая зависимость во внутреннем и в этом случае дополняли друг друга. Осуществляя эту власть на деле, комиссар оказывался зависим от самых разных фактических обстоятельств, прежде всего от той поддержки, которую он находил у местных партийных организаций, народных или якобинских обществ, а позднее – у составленных из благонадежных жителей местных Революционных комитетов, каковые в отдельных случаях в той же мере могли подчинить себе комиссара и осуществлять «местную диктатуру» (Олар), в какой сам комиссар и Комитет общественного спасения пользовались ими в качестве своих инструментов. Во всяком случае, за эти месяцы удалось в революционном духе преобразовать существующую организацию государства и подавить мощное федералистское движение, а также консервативные элементы в администрациях муниципалитетов и департаментов.
Обзор задач и полномочий представителей содержится в инструкции, которую Комитет дал им 7 мая 1793 г. (IV, 24). Здесь прежде всего еще раз перечисляются все уже названные пункты, с замечанием, что в случаях, не допускающих отлагательства, представителям на первых порах разрешается предпринимать все меры, коих потребуют обстоятельства, и что собственная их задача должна состоять в «быстром распространении и пропаганде влияния и авторитета народного представительства» (etendre et propager rapidement Tinfluence et Tautorite de la representation nationale), чтобы Франция стала единой и неделимой страной, чтобы существовал «центр действия, правления и администрирования» (un centre d'action, de gouvemement et d'administration). В Комитет должны регулярно поступать доклады, туда же следует представить рабочий план. Из этой инструкции вытекает, что контроль вместе со всеми средствами такого контроля – надзорными полномочиями, отчетностью, отстранениями от занимаемых постов и новыми назначениями – был основой их деятельности. Поскольку деятельность представителей приняла большой размах, а полномочия их не могли быть делегированы дальше, постольку в своем округе они вынуждены были создавать из политически благонадежных людей собственные информационные комиссии, commissiones centrales, которые служили им, но не должны были принимать самостоятельных решений. Представители и теперь еще не могут распоряжаться государственными деньгами, которые уже предназначены для других целей. Однако у них есть возможность оказывать давление на состоятельных граждан, не только для того чтобы подвигнуть их подписаться на революционные займы, но и в интересах всех мыслимых патриотических обязанностей. Теперь все «конституционные» органы рядом с представителем стали незаметны. Комиссары, направленные Исполнительным советом или военным министерством могли приступать к исполнению своей деятельности только тогда, когда представители Национального конвента уже завизировали их паспорта (IV, 219).
Война и восстания внутри страны во многих случаях вели к тому что общины учреждались как самостоятельные союзы и отряжали собственных комиссаров. Здесь представитель Конвента, как репрезентант центральной власти, противостоял местной и провинциальной самостоятельности и самоуправлению и уничтожал их и всякое «посредующее» осуществление государственного суверенитета[322], подобно тому как он уничтожал врагов республики. Акционный характер комиссионного поручения этих представителей явственно проступает всюду. Многочисленными революционными декретами целые категории граждан государства были объявлены врагами отечества (декреты от 27 жерминаля II г., от 23 вантоза II г., резюмирующий декрет от 22 прериаля II г.). Не только дворяне, отказавшиеся от присяги священники и их приверженцы, не только ростовщики, спекулянты и распространители ложных сведений, но и вообще все, кто потворствовал «испорченности граждан» (corruption des citoyens) и «разрушению власти и общественного здравомыслия» (subversion des pouvoirs et de lesprit publique), объявлялись врагами отечества и наказывались смертью. Вследствие этого они были лишены какой бы то ни было правовой защиты и стали объектом действия. руководствующегося только политическими целями. 16 августа 1793 г. Конвент объявил решение администрации одного департамента, в силу которого было приостановлено исполнение одного из распоряжений представителей. покушением на народных представителей и пригрозил всем чиновникам, которые медлят с выполнением распоряжений представителей. десятью годами каторги (Duvergier, IV, 120). Таким образом все существующие органы власти стали инструментом в действиях представителей. В этом заключался переход всех действующих полномочий – с которым. однако. было связано еще более далекоидущее полномочие представителей – принимать все меры. требуемые сообразно с положением дел, причем оглядка на какие бы то ни было права политического противника (а политическим противником считался каждый. кто вставал на пути) согласно революционному законодательству уже не расценивалась как помеха. На этих двух элементах базировалась диктатура представителей. представлявшая собой комиссарскую диктатуру в рамках суверенной диктатуры Национального конвента. Революционные трибуналы былщ конечно же. чрезвычайно эффективным дополнением на тот случай, если положение дел допускало видимость юридической процедуры, т. е, если политический противник был арестован и было время на то, чтобы подвергнуть его ориентированному на определенную цель судопроизводству, которое даже при самой ускоренной процедуре тоже ведь отнимало какое-то время. Тогда само осуждение становилось средством для достижения революционной цели, оно было призвано обезвредить приговоренного и в то же время использовать его как объект «наказания», действующего в качестве образца, т. е. для устрашения и запугивания противника.