Описанные здесь стремления преодолеть абсолютную власть государства общи всем классам современного государства за исключением тех, кто принимает участие в самой власти. Следовательно, всех, кроме бюрократов, офицеров, придворного дворянства и клира, а также крупных банкиров, совершающих с государством крупные денежные сделки. Под объединенным напором других классов, сельского дворянства, низшего духовенства, промышленных капиталистов абсолютный режим должен был уступить. Он должен был дать свободу печати, собраний, организаций и, наконец, парламент. Этот процесс успешно совершился во всех государствах Европы.
Но при этом каждый класс хотел придать новой государственной форме такой вид, который наиболее соответствовал бы его особым интересам. Это стремление особенно ярко обнаруживается в борьбе за организацию и форму парламента, в борьбе за избирательное право.
Лозунгом низших классов, “народа”, сделалось всеобщее избирательное право. Не только наемные рабочие, но также мелкие крестьяне и мелкая буржуазия заинтересованы в этом праве. Эти классы при всех обстоятельствах и повсюду составляют вместе большинство населения. Преобладают ли в нем пролетарии, это зависит от высоты промышленного развития. Но количество эксплуатирующих вообще от этого не зависит. Эксплуататоры всегда составляют значительное меньшинство.
Ни одна государственная организация не может долгое время выдержать натиска этих масс; к тому же всякое другое, а не всеобщее избирательное право, в современном обществе приводит все к абсурду. В капиталистическом обществе, с постоянным изменением его отношений, классы не могут застыть в крепко сплоченных сословиях. Все социальные отношения пребывают в постоянном процессе изменения. Это делает невозможным сословное избирательное право. Но класс, не организованный в сословие, образует бесформенную текучую массу, точно отграничить которую совершенно невозможно. Класс есть экономическая категория, но не юридическая; даже классовая принадлежность всегда находится в постоянном процессе изменения. Иной мелкий ремесленник при господстве мелкого производства чувствует себя собственником, имущим; при господстве же крупного — пролетарием, которым действительно и становится, хотя статистика и может зачислить его в категорию имущих и самостоятельных предпринимателей. Также и цензовое избирательное право надолго не может гарантировать имущему монополии на парламент. Каждый период обесценивания денег может выбросить его за борт. Наконец, и образовательный ценз все более утрачивает свое значение с прогрессом народного образования.
Так различнейшие факторы ведут к тому, чтобы всеобщее равное избирательное право сделалось в современном обществе единственным рациональным правом.
Прежде всего, оно единственное рациональное право с точки зрения пролетариата как низшего класса населения, сильнейшим оружием которого является его численность. Он может освободить себя только тогда, когда он сделается самым многочисленным классом, когда капиталистическое общество настолько развилось, что в работающих классах уже не преобладают крестьяне и мелкая буржуазия.
Но пролетариат заинтересован еще и в том, чтобы избирательное право было не только всеобщим и равноценным, но также чтобы оно было безразличным, чтобы мужчины и женщины, например, или наемные рабочие и имущие не голосовали по различным куриям. Каждое такое деление несет с собой не только опасность, что некоторые слои, по всему своему социальному положению принадлежащие к пролетариату, но формально не зачисленные в наемные рабочие, могут быть отделены от него. Оно в большей мере опасно тем, что извращает смысл классовой борьбы пролетариата. Великая историческая заслуга пролетариата заключается в том, что общественные интересы совпадают с его постоянными классовыми интересами, что не всегда равнозначно с его временными интересами.
Зрелость пролетариата выражается в его классовом самосознании, достигшем высшей степени своего развития, в понимании великих общественных связей и целей, понимании, в которое научный социализм вносит полную ясность. Это достигается не только теорией, но и практикой, вмешательством пролетариев в политику в интересах целого, а не ради своих особых интересов. Всякое ограничение профессиональными интересами сужает умственный горизонт, значение пролетариата; последнее одна из теневых сторон “только профессионализма”.
Преимущество социал-демократических организаций и заключается в отрицании этой ограниченности. В этом также и преимущество того избирательного права, которое не делит избирателей на категории.
В борьбе за упомянутые уже политические права возникает современная демократия, зреет пролетариат. Но с ним возникает также и новый фактор: защита меньшинств, оппозиции в государстве. Демократия означает господство большинства, но также и защиту меньшинства.
Абсолютное господство бюрократии стремится увековечить себя. Насильственное подавление всякой оппозиции — ее жизненный принцип. Почти повсюду она могла быть устранена только тем, что ее насилие было сломлено насилием.
Иначе при демократии. Она означает, как было уже сказано, господство большинства. Но большинство меняется. В демократии ни один режим не может рассчитывать на постоянное существование.
Соотношение сил классов вообще не есть нечто постоянное, всего меньше в веке капитализма. Но еще скорее, чем с и л а к л а с с о в, изменяется с и л а п а р т и й, они-то и борются в демократии за господство.
Но и здесь не следует также забывать, как часто это бывает, что упрощение теоретической абстракции, конечно, необходимо для более ясного понимания действительности, но что она имеет значение только “в последнем счете” и что между ней и действительностью существует много промежуточных членов.
Класс может господствовать, но не управлять, ибо класс есть бесформенная масса, управлять же может только организация. Политические партии и управляют в государстве. Но партия не равнозначна классу, хотя, кажется, защищает главным образом классовые интересы. Но один и тот же классовый интерес можно защищать самым различным образом, различными тактическими методами. Сообразно различию последних представители одного и того же классового интереса распадаются на различные партии. Решающим при этом являются прежде всего отношения к другим классам и партиям. Редко когда один класс может располагать такой силой, которая была бы достаточной для господства его одного в государстве. Раз класс получает власть и не может утвердиться собственными силами, тогда он ищет себе союзника. Но раз для него возможны различные союзники, тогда среди представителей господствующего классового интереса возникают различия во мнениях и партийные дробления, фракции.
Так, в Англии в 18 столетии виги и тори представляли один и тот же интерес землевладения. Но одни стремились достигнуть этого путем объединения с городской буржуазией за счет короны и ее прерогатив власти, другие же считали корону надежнейшей защитой своих интересов. Таким же образом в Англии и других государствах защищаются одни и те же капиталистические интересы консерваторами и либералами. Одни считают, что эти интересы всего лучше охраняются в союзе с поземельной собственностью путем насильственного подавления рабочего класса, другие же, боясь вредных последствий такой политики, стремятся успокоить рабочий класс мелкими уступками, прежде всего за счет земельной собственности.
То, что происходит у экономически и социально господствующих классов и их партий, происходит и в среде поднимающихся классов и их партий.
Партия и класс, следовательно, не совпадают. Класс может распадаться на различные партии, а партии состоят из лиц, принадлежащих различным классам. Класс может оставаться господствующим, и все же может произойти смена правящей партии, если большинство господствующего класса найдет, что метод, практиковавшийся до сих пор правящей партией, недостаточен, а метод конкурирующей с ней более целесообразен.
Но смена партий, стоящих во главе правительства, при демократии происходит значительно быстрее, чем смена господства классов.
При действительной демократии ни одна из партий не может рассчитывать на то, что долго продержится у власти, каждая должна считаться с возможностью, хотя и не надолго, остаться в меньшинстве.
Из этих условий вытекает гарантия прав меньшинства. Чем старше демократия и чем сильнее ее влияние на политические нравы, тем успешнее каждая партия меньшинства может бороться с другой, стремящейся всеми средствами удержаться у власти.
Ясно, какое значение приобретает гарантия прав меньшинства для социалистических партий, которые повсюду при своем возникновении являются ничтожным меньшинством и как она сильно содействует процессу созревания пролетариата. В его собственных рядах гарантия меньшинства также имеет серьезное значение. Всякое новое учение, теоретического или практического характера, при своем возникновении обыкновенно защищается меньшинством. Конечно, насильственно подавляя меньшинство и не вступая с ним в пререкания, большинство иногда оберегает себя от излишних усилий и неудобств, а при некоторых условиях и от излишней работы, так как не всякое учение означает прогресс только потому, что оно ново и представлено меньшинством. Много из того, что выдается за новые идеи, было уже давно высказано и отвергнуто критикой или практикой. Только невежество может вновь и вновь извлекать старый хлам. Другие идеи оригинальны, но облечены в уродливую форму. Хотя и редко случается, что новые мысли и идеи представляют действительно прогресс, все же дальнейшее развитие возможно только благодаря им. Поэтому подавление всех идей меньшинства господствующей партией вредно для пролетарской борьбы и для роста зрелости рабочего класса. Мир непрерывно ставит нас перед новыми и новыми проблемами, разрешить которые нельзя обычными средствами.
Как ни трудно из массы предлагаемых идей извлечь действительно ценное, все же такая работа необходима и неизбежна, если не хотят, чтоб наше движение окаменело и оказалось бессильным при разрешении своих задач. И то, что имеет значение для партии, не меньшее значение имеет и для государства. Гарантия прав меньшинства — необходимое условие демократического развития, не менее важное, чем господство большинства.