массовой борьбы.Каждый заводской комитет превратился из центра материального производства в центр политической пропаганды и активных выступлений. Рабочие одного и того же заводского комитета сообща избирали делегатов, которые объединялись в совет делегатов. Меньшевики дали первый толчок этому движению, имевшему громадное значение. Так была создана самая широкая форма пролетарской организации, потому что она включала в себя всех рабочих. Она облегчала широкие выступления и оставила глубокое впечатление на рабочих. Когда вспыхнула русская вторая революция 1917 г., немедленно возникла опять и советская организация, по на этот раз более совершенная, соответственно с приобретенной со времени первой революции зрелостью пролетариата. Советы 1905 г. были местными организациями, ограниченными несколькими отдельными городами. Советы же 1917 г. были не только многочисленнее, но они иступили в тесную связь и соединились в большие союзы, которые снова слились в одну организацию, охватившую все государство, органом которой стал всероссийский съезд советов, — учреждение, созываемое время от времени, и центральный исполнительный комитет — учреждение постоянное.
Уже в настоящее время советская организация может похвастаться своим славным прошлым. Еще более блестящее будущее предстоит ей, и не в одной России. Повсюду обнаруживается, что методы экономической и политической борьбы, которыми пользовался пролетариат, совершенно бессильны против экономических и политических сил финансового капитала. Отказываться от них, конечно, не следует, так как они необходимы для нормального времени, но недостаточны для тех задач, успешное разрешение которых зависит только от объединения всех экономических и политических средств пролетариата.
Русская революция 1905 года рассеяла предубеждение немецких социал-демократов к идее массовой стачки. Партийный съезд 1905 г. признал ее, а съезд 1906 г. постарался успокоить опасения и самолюбие служебного персонала профессиональных союзов. Он принял следующее решение о массовой стачке:
“Как скоро партийное правление признает необходимость массовой стачки, оно сносится с генеральной комиссией и принимает все необходимые меры для успешного проведения ее”.
В настоящее время опыт показал нам, что принятое решение в своей основе неудачно. Во-первых потому, что массовая стачка может только тогда рассчитывать на наибольший успех, когда она возникает неожиданно, стихийно. Назначение ее руководителями партии или профессиональных союзов после предварительного соглашения требует обстоятельной подготовки, способной сразу парализовать успех ее.
К тому же присоединяется еще и то обстоятельство, что бюрократия профессиональных союзов всегда противится крупным выступлениям. Профессиональные союзы безусловно необходимы, так как пролетариат тем сильнее, чем больше число членов и денежных средств у его союзов. Но широкие, длительные организации с крупными денежными средствами не мыслимы без специализировавшегося персонала управления, бюрократии. Эта бюрократия столь же необходима, как и сами профессиональные союзы. Подобно парламентаризму и демократии, у нее имеются теневые стороны, но, как и они, она столь же необходима для освобождения пролетариата.
Отсюда, однако, не следует, что нужно считаться со всеми ее притязаниями. Деятельность бюрократии должна ограничиваться только тем, что составляет ее первейшую задачу, в которой ее нельзя никем заменить, а именно: управление фондами профессиональных союзов, расширением организации и советами и руководительством рабочих в борьбе. Но она не пригодна для руководительства той могучей массовой борьбой, которая все более и более делается знаменем времени. Руководители профессиональных союзов, как и парламентарии, могут быть очень полезны своим опытом и своими знаниями, но непосредственное руководительство всегда будет принадлежать советам рабочих. Кроме России и в других странах, например, в Англии, такие учреждения (shops assistants или choops stewards) наравне с профессиональными союзами играли значительную роль при массовой борьбе.
Следовательно, советская организация — одно из важнейших явлений нашего времени. Она должна приобрести решающее значение в великой и решительной борьбе труда с капиталом.
Но можем ли мы теперь требовать большего от советов? Большевики, получившие вместе с левыми социалистами-революционерами после ноябрьской революции 1917 г. большинство в советах, после разгона учредительного собрания решили из совета, который до сих пор был б о е в о й о р г а н и з а ц и е й, сделать г о с у д а р с т в е н н у ю о р г а н и з а ц и ю.
Они уничтожили демократию, которую народ завоевал в мартовскую революцию. Соответственно с этим большевики перестали называть себя социал-демократами, а приняли название коммунистов.
Правда, они не хотят совершенно отказаться от демократии. Ленин в своей речи 28-го апреля называет советскую организацию “высшим типом демократии”, “полным разрывом с ее буржуазной карикатурой”. Для пролетария и бедного крестьянина теперь восстановлена полная свобода.
Но под демократией до сих пор понимают равенство политических прав всех граждан. Привилегированные слои всегда пользовались свободой движения. Но это не называют демократией.
Советская республика должна быть организацией диктатуры пролетариата, которая, как говорит Ленин, должна сделать “возможным безболезненный переход к социализму”. Этот переход должен начаться тем, что “все не представленное в советах население делается политически бесправным”.
Мы изложили все, что нужно было сказать об идее диктатуры пролетариата. Еще несколько замечаний о ее осуществлении в советах.
Почему советы должны сделать безболезненнее переход к социализму, чем он возможен был бы при всеобщем избирательном праве? Очевидно потому, что капиталисты таким образом были бы лишены права принимать участие в законодательстве.
Но возможны два случая. Или капиталисты и их приверженцы составляют незначительную кучку, но тогда, — как они могут при помощи всеобщего избирательного права затруднить переход к социализму? Наоборот, если они при всеобщем избирательном праве представляют из себя нe имеющее значения меньшинство, то они скорее примирятся со своей судьбой при существовании демократии, чем тогда, когда избирательное право будет таково, что ни один человек с определенностью не может сказать, какая партия имеет за собой большинство населения. Кроме того, лишить прав одних только капиталистов поистине нельзя. Кого следует признать капиталистом в юридическом смысле? Имущего?
Даже в такой экономически прогрессивной стране, как Германия, с таким многочисленным пролетариатом, установление советской республики лишило бы политических прав громадную массу населения. В 1907 г. в Германской империи из числа лиц, занятых в профессиях (занятых промыслом и их семей) трех больших групп — сельского хозяйства, индустрии и торговли — на группу служащих и наемных рабочих приходится немного свыше 35 миллионов, число самостоятельных — 17 миллионов. Следовательно, партия могла бы иметь на своей стороне большинство наемных рабочих и все же составлять меньшинство населения. С другой стороны, при всеобщем избирательном праве рабочим, если они сплоченно голосуют, нечего бояться своих врагов. Всеобщее избирательное право, вынуждая их к борьбе с всеобщим врагом, скорее их сплотит, чем ограничение борьбы советом, из которого исключены классовые противники и в котором политическая борьба одной социалистической партии вырождается исключительно в травлю других социалистических партий. Вместо классового сознания воспитывается сектантство.
Теперь рассмотрим другую альтернативу. Капиталисты и их приверженцы не меньшинство, но громадная масса, которая, конечно, в выбранном на основе всеобщего избирательного права парламенте могла бы составить серьезную оппозицию. Улучшается ли что-нибудь от того, что эту оппозицию приводят к молчанию в законодательном учреждении?
Сами капиталисты повсюду составляют только топкий слой. Но их придаток по отношению к социалистам может быть очень большим. Не следует думать, что капитализм защищают только продажные или лично заинтересованные в нем люди. Кроме социализма в настоящее время только капитализм является единственно возможной прогрессивной формой производства. Всякий передовой человек, который считает невозможным наступление социализма при данных условиях, должен высказаться за капитализм, хотя сам лично может быть и не заинтересован в нем. Но также многие из отсталых и враждебных капитализму слоев стоят на почве частной собственности на средства производства, следовательно на почве, на которой вырастает капитализм. Поэтому в отсталой стране число прямо или косвенно поддерживающих капитализм может быть очень большим. Оппозиция их не сужается тем, что их лишают избирательного права. Тем энергичнее будут они бороться всеми средствами с новым режимом тирании. При всеобщем избирательном праве, при настоящей демократии все классы и их интересы представлены в законодательном собрании соответственно их силе. Каждый класс и партия может подвергнуть самой беспощадной критике каждый законопроект, вскрыть его слабые стороны, а также узнать и численность противников, которых он находит среди населения. В совете же всякая враждебная критика исключена, слабые стороны не так легко обнаруживаются, и только позднее, когда закон уже издан, узнают о критике и противодействии ему. Слабые стороны обнаруживаются не при обсуждении, а при проведении его в жизнь. Так и советское правительство, издавая очень важные законы, впоследствии видело себя вынужденным ослабить их последующими дополнениями или не столь прямолинейным применением их, а это ни что иное, как впускать через заднюю дверь те элементы, которые торжественно были выброшены через переднюю. Что сословное избирательное право сравнительно со всеобщим имеет тенденцию сужать умственный кругозор участвующих, на это мы уже указывали. Можно сильно сомневаться, что всем этим переход к социализму делается менее болезненным, чем при всеобщем избирательном праве и свободном обсуждении всеми партиями, представленными сообразно их силе.